В отделении интенсивной терапии вы обездвижены. Если были переломы, ноги и руки закреплены в металлоконструкции, из горла, носа и живота торчат трубки. Когда вы просыпаетесь от наркоза, вы не можете говорить и почти ничего не помните. Организм в стрессе.
Врачи, медсестры, санитарки следят за вашей гигиеной, капельницами. Над каждой кроватью в палате висит пикающий монитор с четырьмя делениями и показателями: пульс, ЭКГ, насыщение кислородом, температура тела, артериальное давление. Каждый из пациентов нуждается в круглосуточном наблюдении и медикаментозной поддержке.
Когда больной приходит в себя, он не знает почти ничего об окружающей его обстановке. Его память отрывочна, он не помнит, что с ним произошло. Когда пациент открывает глаза, кто-то должен объяснить ему реальность.
Открытая реанимация
Вопрос о том, чтобы разрешить родственникам свободно приходить в реанимации, на законодательном уровне был поднят в начале 2018 года.
10 января на рассмотрение в государственную Думу был внесен законопроект, касающийся изменений части 1 статьи 79 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». В частности, предлагалось дополнить ее пунктом 15, в нем предписывалось: «Предоставлять возможность посещения родителями, иными членами семьи и иными законными представителями пациентов структурного подразделения медицинской организации, оказывающего реанимационные мероприятия, в порядке, установленном уполномоченным федеральным органом исполнительной власти».
5 июня он был рассмотрен в первом чтении. Комитет по охране здоровья решил рекомендовать Госдуме принять его.
В заключении комитета говорится о том, что изменения в ФЗ должны узаконить возможность посещения родственниками отделений реанимации и интенсивной терапии. Ранее предоставление возможности пребывания родственников в реанимации не было закреплено в качестве правовой нормы и носило лишь рекомендательный характер.
Существующий ФЗ №323 в ст.6 предписывает учитывать приоритет интересов пациента при оказании медпомощи через создание «условий, обеспечивающих возможность посещения пациента и пребывания родственников с ним в медицинской организации с учетом состояния пациента, соблюдения противоэпидемического режима и интересов иных лиц, работающих и (или) находящихся в медицинской организации».
В мае текущего года, когда законопроект еще не был рассмотрен, в блоге мэра Москвы Сергея Собянина появилась запись с названием «Открытые реанимации», в пользу которых он высказался.
«Реанимация – это порой последняя грань между жизнью и смертью. Проводимые там процедуры для неспециалиста выглядят непонятно и порой страшновато… Но потребность открыть реанимации для посещения родственников все же есть, …для выздоровления пациенты особенно нуждаются в поддержке родных», – написал Сергей Собянин в блоге.
На обсуждении этого вопроса в ГКБ им. Юдина главный врач больницы, анестезиолог-реаниматолог Денис Проценко предложил коллегам провести в реанимации ночь в качестве волонтеров, чтобы посмотреть, что происходит в отделении.
Хотите ли вы видеть родственников?
Двери отделения реанимации и интенсивной терапии открыты для родственников пациентов дважды в день: с 13:00 до 14:00 часов и с 17:00 до 20:00 часов. Первое «окно» больше предназначено для консультаций с лечащим врачом, второе – для того, чтобы провести его рядом с близкими.
По словам медиков, первая сложность, которая возникает при посещении пациентов, связана с самими родственниками. Например, посещение отделения с детьми до 14 лет запрещено, так как несовершеннолетние могут принести инфекцию, с которой взрослый ослабленный организм не справится.
В пресс-службе фонда помощи хосписам «Вера» отметили, что «подобный запрет не позволяет детям проститься с бабушками или дедушками, которые уходят из жизни не в хосписе и не дома, а в реанимации».
Сами медики говорят, что задача врача – создать комфорт пациенту. «Ты не можешь подойти и пациенту и сказать: я вылечил твою пневмонию с осложнениями. В наших отзывах люди пишут о «человеческом отношении, комфорте, общении»», – рассказал врач-реаниматолог ГКБ Александр Сухоруков.
Пациенты в силу своего состояния более контакты, если врач им объясняет, делай то и то, они понимают и выполняют. Общение же с некоторыми родственниками, по словам реаниматолога, приводит к конфликтам.
«Есть такая отягощающая вещь как интернет, который портит жизнь нам. Потому что можешь даже лекцию о заболевании прочитать, а в ответ услышать: а мы в интернете читали, а почему в «Википедии» написано по-другому?», – сказал Александр Сухоруков.
Находиться в палате и родственникам, и медицинскому персоналу одновременно невозможно. Палаты, построенные несколько десятилетий назад, для этого не приспособлены. Шесть коек, между которыми чуть больше метра для прохода, занятого капельницами и аппаратурой – обстоятельства, которые касаются многих больниц.
«В этом отделении у нас нет условий для того, чтобы оставлять родственников на ночь. Конечно, некоторые хотят, спрашивают про это, но здесь негде присесть, поесть, просто гигиену соблюдать. Нет комнаты отдыха, комнаты ожидания. А всю ночь на стуле просидеть сложно», – сказал Александр Сухоруков.
Денис Проценко добавил, что «большого желания круглосуточного нахождения со стороны родственников тяжелых больных нет».
Также сами пациенты, по его словам, не всегда хотят кого-то видеть. Если больной приходит в сознание, его первого необходимо спросить о посещении.
«Бывает, что врач говорит: пациент не хочет, чтобы его посещали. Не ищите здесь каких-то сложностей, просто это примите и поверьте. Нет смысла нам придумывать что-то», – добавил Денис Проценко.
«Ты слышишь меня, слышишь?»
Днем в палате отделения реанимации и интенсивной терапии родственники стоят рядом с кроватью своих близких. Если койка у окна – садятся на подоконник.
Окна в палате даже летом всегда держать открытыми нельзя – пациенты не могут адекватно реагировать на изменение температуры, поэтому даже это может привести к нарушению иммунитета. Процедуры, связанные с личной гигиеной, пациентам проводят по несколько раз в день или чаще, если требуется.
Пациенты открывают глаза и чаще всего не понимают, где находятся. Передо мной посетительница склонилась над кроватью с пожилым мужчиной и громко спрашивает: «ты слышишь меня, слышишь?»
Другая женщина, пришедшая к своему отцу, молча стоит у громоздкой койки, снабженной трубками и мониторами. Мужчина лежит без сознания. Она говорит, что для нее возможность прийти – попытка облегчить эмоциональное состояние: «и нам лучше, и близкому человеку».
«Я всего, что здесь происходит, знать не могу в силу образования, подготовки, еще каких-то факторов. А тут прихожу и эмоционально ощущаю связь с человеком. Вижу, что в нем меняется», – говорит Наталья.
Находиться в палате круглосуточно, по ее словам, достаточно тяжело. «Хорошо, если бы был в течение суток более свободный доступ», – отмечает она.
Женщина за моей спиной в ладонях поднимает голову пожилого мужчины, видит, что он ее точно слышит и говорит: «Да все хорошо будет, хорошо. Понял? Точно тебе говорю. Пободрее будь, позитивнее, хорошее настроение. Ты мне обещал».
Ее отец лежит в отделении реанимации с 12 июня.
«До этого опыта я бы сказала – давайте пускать всегда, сделаем неограниченное посещение, как в хосписах, где ты можешь даже ночевать. Но сейчас вижу, что часы посещения – это правильно. Потому что здесь все находятся в разном состоянии, проводится много медицинских мероприятий. Тех, кто в более или менее нормальном состоянии, быстро переводят в обычное отделение. А для тех, кто вот как мы, достаточно приезжать два раза в день, мне кажется.
Люди работают, мешать не имеет смысла. Раньше мы стояли около двери и не знали, что там за этой дверью. Врач выходил раз в день и сообщал нам что-то. То, что сейчас вход в реанимацию открыт, это очень большое дело. Но бывают ситуации, когда здесь очень неспокойно, и если стоит много родственников, то медики просто ничего не смогут сделать», – рассказала Елена.
Как себя вести
Чаще всего родственники активно подключаются к уходу за пациентами. Но многие, по словам Александра Сухорукова, считают, что могут диктовать свои условия врачам. «Родственники иногда приходят нам свои эмоции выплеснуть. Кому такие посещения нужны? Нам своих эмоций хватает. У нас есть свои семьи, пациенты, которым надо комфорт создать», – говорит Александр Сухоруков.
По его словам, люди привыкли к тому, что медицина в СССР и реанимации были закрытыми, а теперь, когда разрешили ходить, оказалось, что люди к этому морально не готовы.
«Они приходят и говорят: а что это вы ему трубку в нос засунули, а что вы его колете иглами – по незнанию своему так говорят. Поэтому зачастую у нас родственники действительно мешают. Некоторые спрашивают: как состояние, ты им рассказываешь, они спокойно прощаются, уходят.
Но есть те, которые не вникают, пытаются что-то навязать и при этом хотят еще и остаться. То, что происходит с людьми в критических состояния, в двух словах не объяснишь.
Работы много, а стоять полчаса лекцию читать, времени нет. Причем, как правило, люди не понимают, что мы им говорим. Даже если пытаешься на понятном языке объяснять», – сказал Александр Сухоруков.
Когда человек получает травму, или у него возникает острое инфекционное заболевание, то организм испытывает большой стресс. Вырабатываются определенные гормоны, защитная реакция. В случае небольших повреждений, организм после операции восстанавливается сам. Но если воздействие из-за травмы было чрезмерным, то организм самостоятельно регулировать ситуацию не сможет.
Стресс набирает обороты, как снежный ком. Врачам нужно его прервать. Иногда восстановление можно сравнить с ездой на велосипеде по холмам.
«То, что пациент открывает глаза и видит своего родственника, и это ему сразу же помогает выздороветь – это идеализм. Состояния бывают разные и люди из них по-разному выходят. Это единичные случаи, когда человек выходит из критического состояния, открывает глаза, видит близкого человека и сразу начинает выздоравливать», – добавил Александр Сухоруков.
Возможно, надо выпускать какие-то брошюры, чтобы человек брал ее на первом этаже, поднимался в реанимацию и уже понимал, куда он попал, отметил доктор. «Главная проблема: как людям объяснить, как себя вести?»
Вопрос коммуникации
В реанимациях, где лежат дети, возможность круглосуточного присутствия родителей необходима, заявила главный врач детского хосписа «Дом с маяком», директор по научно-методической работе БФ Детский паллиатив Наталья Савва.
«Я не представляю, как можно, чтобы ребенок в реанимации находился без мамы. Есть ребенок, у которого тяжелые заболевания. Или он заболел, ему плохо, страшно. Его отправляют одного в реанимацию.
Если он лежит в сознании, его могут еще и привязать. Для ребенка это огромная травма.
Другой момент – неизлечимые заболевания. Ребенок, соответственно, может в любой момент умереть. И если это произойдет не при родителях, то они потом себе всю жизнь не смогут простить, что не добились того, чтобы быть с рядом ребенком, что его предали», – отметила она.
У родителей должно быть право и условия для того, чтобы быть с ним рядом столько, сколько получается, тогда, когда им удобно, рассказали представители пресс-службы фонда помощи хосписам «Вера».
«Мы знаем случаи, когда родителям тяжелобольного ребенка, которые знают, что он не проживет дольше двух-трех лет, и часть этой очень недолгой жизни проведет в реанимации, приходилось ехать дважды в день через весь город, чтобы на 15 минут попасть к сыну «в установленное время», и сотрудники больницы могли в последний момент отметить и этот прием», – отметили они. Такой путь приводит к стрессу и конфликтам, можно пойти по другому пути взаимодействия и партнерства.
Проведенные научные исследования, по словам Натальи Саввы, говорят о том, что нахождение родителей с детьми уменьшает количество дней, проведенных на койке.
«Это происходит за счет того, что у ребенка есть положительные эмоции и того, что мама очень хорошо выполняет все, что связано с уходом. Никакая реанимация, даже очень хорошая, не может обеспечить ежеминутный уход, чтобы ребенка перевернули, ручку переложили, дали попить воды, вовремя дали таблетку. С базовыми вещами персонал реанимации справляется, но вот с этим уже нет», – сказала врач.
В пресс-службе фонда «Вера» отметили, что открытая реанимация не означает отсутствие правил взаимодействия и подготовки помещения. Важен принцип работы, который должен заключаться в том, чтобы «организовать пространство в реанимации, помня о том, что там в любой момент может появиться родственник пациента».
Открытые реанимации, отметили в фонде, будут полезны не только родным пациентов, но и медицинскому персоналу. «Открытые реанимации не станут повсеместной практикой за несколько дней, можно двигаться маленькими шагами вперед. Решая эти вопросы внутри своего медицинского учреждения так, чтобы это было комфортно всем», – сказали в пресс-службе.
Врачи нередко говорят о том, что для пребывания родителей в больницах не созданы условия, что постоянного присутствия не допустит СанПин, что родители будут мешать работать. По словам Натальи Саввы, эти аргументы несостоятельны.
«Родителям не нужны VIP-условия: только табуретка и ширма. Конечно, должны быть правила. Открытая реанимация не значит реанимация без правил. Проблема еще в том, что родители будут задавать вопросы.
Те, кто работает в реанимации, не очень привыкли к этому. Вопрос коммуникации. Уметь разговаривать с родителями – задача врача», – заявила она.
