Что такое фотомодель? Обычно – это девушка классических стандартов, иногда – женоподобный юноша. Смотреть на них приятно, и эта приятность распространяется и на фотографа, поэтому для любого мастера это – беспроигрышная фактура. В последнее время, правда, визуальное искусство охотно обращается и к «социалочке» – бездомные, сумасшедшие, проститутки, наркоманы все чаще попадают на экраны и глянцевые страницы, но это – как перчик, острое блюдо для сытых гурманов. Московский фотограф Кирилл Кузьмин для одного из своих проектов выбрал похожую направленность – но это только на первый взгляд. В его фотоблоге кроме профессиональных оценок от коллег и благодарностей от почитателей теперь нет-нет да и мелькнет злой коммент – «на кого работаешь?» Многие не хотят видеть героев Кузьмина ни в реальности, ни на фото: Кирилл снимает гастарбайтеров.
Крайний слева: Это Бабаджан. Он из Таджикистана. По профессии он маляр-штукатур. Подрабатывает заказами. В последнее время работал на даче в Подмосковье. До этого работал у турецких подрядчиков в стройке торгового комплекса на м. «Динамо». Очень добрый и обходительный парень. Отслужив в погранвойсках Бабаджан не захотел заниматься выращиванием плодовощной сельхозпродукции у себя и приехал в Москву. Бабаджан холост. Он молод и красив. Не пьёт, но иногда покуривает. Очень трудолюбив.
Он хочет познакомиться с русской девушкой и жениться на ней, построить семью и заодно выучить русский язык. Бабаджан живет не в самом Душанбе. Он из Кулябской области
Чай с водкой
«В фотографии можно выделить жанр плаката и жанр портрета. Плакат – это что-то такое жесткое, стремительное, обжигающее, как алкогольный коктейль, как водка. Портрет – это уже ближе к хорошему вину, к чаю, это тонкие черты, это нюансы. Модель в портрете должна себя чувствовать естественно», – говорит Кирилл. Но с восточными людьми добиться этой естественности сложно – ведь они должны выглядеть на людях, а значит и на фотографии, согласно традиционным национальным представлениям о мужчине. И, хотя автору проекта и не хотелось бы, чтобы его работа стала плакатом, но элементы портрета и плаката в ней все равно сплетаются воедино.
Он не ставит целью сделать выставку и массово продемонстрировать эти работы. Шутит, что, если все эти люди и дальше будут сюда проникать, то через 15 лет образ модели в фэшене изменится на монголоидную, и именно он будет первооткрывателем. С интересом наблюдает, как в процессе делания вовлекаются новые люди. Говорит: «К чему это приведет, пока не знаю. Но хотя бы к тому, что кто-то о чем-то подумает…»
«Однозначно можно сказать, что в первую очередь проектом заинтересуются фашисты, – невесело улыбается Кирилл, – потому что они являются самой обсуждающей подобные темы категорией.
Крайний справа: Это Мурат. Он из Таджикистана. Он работает грузчиком в торговой базе у китайцев. Раньше работал на Черкизовском рынке, но после закрытия рынка нашёл работу у китайцев, которые привозят товары в Москву. Мурат очень плохо, но говорит на ломанном русском. Путает немного, при этом, предлоги. Мурат – целеустремлённый молодой человек. Он не курит, не пьёт, занимается восточными единоборствами. Владеет приёмами каратэ на уровне чемпиона мира
Но эти две культуры – европейская и азиатская –обречены слиться, – уверен он. – Есть государство, для которого приезжие рабочие сегодня являются наиболее удобной формой рабочей силы, и уже абсолютно не важно, что думают об этом люди, которые здесь живут. И теперь уже наша задача – прийти к какой-то форме наиболее комфортного, взаимоприемлемого сосуществования».
«Искусство всегда выполняет какой-то соцзаказ, с одной стороны, – говорит фотограф Кузьмин, – и здесь талант художника в том, чтобы угадать и сказать то слово, которое все сейчас хотят услышать. А с другой стороны, путь искусства – это путь новаторства, преодоления стереотипов, норм. Но сейчас слова, которое хотят услышать все, нет. Всем разное слово нужно. А в плане концептов и эстетики пройдено практически все. Художники находят только какие-то частные явления…»
Noname в космосе
«Знаю одного узбека-дворника, которому предоставляется закуток в подвале, минимальный «пакет сухофруктов» и зарплата, в два раза меньшая, чем положена официально, – рассказывает Кирилл. – Ему 42 года, в своей жизни он ничего, кроме хлопка и этой работы не видел, он не пьет, почти не курит, иногда по воскресеньям к нему приходит пара друзей. На родине у него жена и трое дочерей, которым надо ежемесячно высылать деньги, чтобы им было на что жить. Раз в год он старается навестить свою семью. Там работы нет, он приехал сюда от безысходности. Но он не жалуется…»
Фотограф много общался с приезжими рабочими разных национальностей, видел, как им живется, какие они, слышал, о чем они разговаривают, о чем думают и переживают. И у него появилась идея этого проекта, помощь в осуществлении которого ему оказывает еще один узбек, занимающий в Москве довольно неплохую должность. Он приводит своих знакомых «гастеров» в студию, а дальше уже – работа Кирилла: «Всех этих рабочих обычно воспринимают на одно лицо, а мне хочется вырвать одного из серого городского контекста, из метрополитеновского быта, вывести его «в космос» студии и дать людям возможность его рассмотреть. Не говорить, хороший он или плохой. А просто сказать: он человек, ему столько-то лет, он приехал тогда-то, жил там-то, служил там-то, вот такая у него есть предыстория. Он не «no name»».
Вырвав их из метрополитеновского контекста, можно заметить, что часто их поведение в общественных местах, которое многих коробит, это вовсе не хамство, а банальное незнание. Кирилл приводит анекдотичный пример: «Знакомый рассказал, как ехал в метро и чуть не подрался с азербайджанцем, который сидел напротив. Представьте: час ночи, пустой вагон, сидят два азербайджанца, и один из них закуривает. Знакомый начинает злиться и говорит ему: «сигарету брось!» А тот не понимает, он ведь только что закурил. А через пару дней ко мне подошел паренек тоже в метро, спросил, как доехать. Нам в одну сторону, разговорились. Он русский, но не москвич, первый раз в столице. Достаточно умный, начитанный человек. И вот он задает мне вопрос: «Слушай, вот два дня езжу, понять не могу, а вот эти все люди, что, курить наверх поднимаются?» Просто большинство приезжих банально не понимают и не знают, как вести себя в метро. Они никогда с этим не сталкивались».
Вырвав их из серой городской среды, можно понять, что они, оказывается, вовсе не против выучить чужой язык, а просто не имеют возможности. «Встречался как-то с ребятами-таджиками, – рассказывает Кирилл Кузьмин. – Разговариваю с одним, а он на меня смотрит так пристально, не по-доброму, весь сморщился. Я в шутку ему: «Что, живот болит, или драться будем?» А он отвечает: «Мне очень трудно тебя понимать». Язык-то для него абсолютно чужой. Свободно говорят приезжие в возрасте от 30 лет. А те, кто помоложе, кто рос уже после распада Советского союза, языка практически не знают. У многих есть желание учить язык, но нет возможности. Вот если бы сейчас кто-то курсы сделал дешевые, например, для узбеков, мог бы денег заработать…»
Это Мурад. Он из Узбекистана. Работает в консультационной фирме. Благодаря Мураду и состоялась эта фотосессия
Просто быть человечными
Как и любой человек, каждый гастарбайтер стремиться к наиболее комфортной форме существования, и, конечно, он рад будет узнать информацию, которая поможет ему не получить ногой в зубы. Но им здесь никто не рад, нет никакой «акклиматизации» и курсов русского языка, а нанимателям дешевой и неквалифицированной рабочей силы абсолютно безразлично, поймут ли подчиненные, что на них падает бетонная плита. И приехавшие сюда в поисках лучшей доли люди остаются один на один с другими людьми, которые им вовсе не рады и которым самим здесь тесно.
«Гастарбайтеры – всего лишь элемент экономики, – поясняет Кирилл. – Работодателям не выгодно брать людей на законный основаниях, тем более, что оттуда, сверху, их даже не видно. Видно только, как башни растут. Вся эта система держится на противозаконности, а напряженность в обществе тем временем растет».
У них нет никаких прав, соцгарантий, но есть горькая нужда. «Когда у кого-то из них съезжает крыша, и они идут резать или бить кого-то, если вдруг такое происходит, кто в этом виноват? – предлагает задуматься фотограф. – Конечно, он преступник. Но ведь кто-то ему предоставил работу на бесчеловечных условиях…»
Кирилл Кузьмин не призывает как-то по-особенному относиться к гастарбайтерам, «любить» или «жалеть». Свое отношение он определяет просто: «они мне в достаточной степени безразличны, пока я их не знаю лично – это же единственный критерий». Пустословить о роли государства и власть имущих в решении этого вопроса ему кажется стыдным. И поэтому он занимается своим делом и говорит: «Что может сделать каждый человек, это не относиться по-свински к тому, кто рядом. Ему ведь любви-то какой-то не требуется – ему деньги не нужны, у него семья там где-то далеко, отсылать надо… Просто не надо предлагать другим людям очевидно бесчеловечные условия, говоря, а он сам захотел, он сам согласился. У него выбора не было. А у тебя-то был. Вот и все».
Александра ОБОЛОНКОВА
См. также: Судьба гастарбайтера
