Когда неверующий человек тяжело заболевает, то верующий рядом с ним оказывается перед выбором. С одной стороны, в критической ситуации очень важно напомнить человеку о Боге, о бессмертной душе. Но с другой — стоит ли беспокоить больного такими разговорами, если известно, что он — неверующий? А если и говорить что-то, то с чего начать?
Рецептов нет. Но есть разный опыт. О нем нам рассказали священники и сестры милосердия, которые постоянно сталкиваются с подобной ситуацией.
Молчать или настаивать?
Чаще всего именно с самыми близкими тяжелее всего вдруг заговорить о вере — они уже знают твою позицию, и сами давно определились — что опять говорить-то? К тому же, сейчас в основном верующие в семье — это поколение детей или даже внуков. Старику психологически тяжело воспринять «молодежь» в качестве учителей и наставников.
Но что же делать родственникам? В этой ситуации есть большой соблазн проявить волю, «надавить» — кажется, что забота о бессмертной человеческой душе оправдывает все. Так ли это? И бывает ли от этого толк?
Людмила, требная сестра (т.е. помогающая священнику при совершении церковных таинств) при 1-й Градской больнице: «Такое давление со стороны родственников мы довольно часто в больнице наблюдаем. Жены наседают на мужей: «Ну давай, сейчас батюшка к тебе придет, исповедуешься, причастишься, все ему расскажешь». Муж в конце концов сдается: «Ну давай, что хочешь делай, я на все согласен, только отстань от меня». А потом сестры приходят к нему, чтобы подготовить, а он говорит: «Я ничего не хотел и не собирался, мне не объяснили, насколько это серьезно». Некоторые родственники и сами не знают, что такое исповедь, причастие, кто-то сказал: надо сделать, и мы бежим делаем. Это повсеместная ошибка.
Наша ответственность перед родными не в том, чтобы их подталкивать. Господь дал всем свободную волю, и если они искренни в своем неприятии или непонимании, Он эту искренность уважает. А нам в этом случае лучше молиться за близкого».
О. Андрей Спиридонов, священник храма Благовещения в Петровском парке (храм окормляет городскую больницу №50): «Я не знаю ни одного случая, когда бы человек, которого с некоторой степенью насилия затащили на исповедь или причастие, потом всерьез пришел к вере и глубокому покаянию. Вера — дело таинственное, и обретается она, прежде всего, через встречу живой личности человека с Живой Личностью Бога. Этого ничем нельзя заменить или спровоцировать. Когда я только начинал ходить в храм (мне было 25 лет), у меня был период неофитства, и я всех вокруг пытался активно «обрабатывать»… Один из моих молодых родственников, видя мою усиленную проповедническую деятельность, согласился поехать исповедаться, причаститься, а потом признался, что это с его стороны был безответственный эксперимент — эксперимент с Телом и Кровью Христовыми! Он решил проверить: правду ли я говорю. Естественно, он не стал от этого православным, и его потом совсем в другую сторону повело — к буддизму. Может быть, и моя чрезмерная активность так на него повлияла…
Это одно из проявлений нелюбви — когда один человек пытается другого «подверстать» под свое представление, перестроить ускоренными темпами по своему образцу. Мы не должны ставить себя заведомо выше человека: мы такие знающие, мы такие верующие, а перед нами человек, так сказать, неверующий, незнающий. Мы должны воспринимать другого человека через осознание собственного несовершенства. И помнить, что мы тоже не всегда были верующими. И если Господь еще не принудил человека стать верующим, то у нас чисто в человеческом плане очень небольшой арсенал».
Многие священники считают, что нужно остерегаться не только давить на родных, но даже и уговаривать их: человек сам должен проявить свое желание, хотя бы самое небольшое. Иначе отношение его к таинству будет слишком поверхностным, формальным.
О. Иоанн Емельянов, священник храма св. блгв. царевича Димитрий при 1-й Градской больнице: «Если даже не быть духовно одаренным человеком, а просто обладать некоторым красноречием, можно сделать так, что в больнице 99% людей захотят крестится или причастится. Это не стоит никаких усилий, тем более, что больные — люди, зависящие от тех, кто за ними ухаживает и к ним приходит. Такой подход мне кажется неправильным, не православным по сути. Поэтому мы в больнице очень боимся оказать хоть какое-то давление, священники наши по палатам первые не ходят — перед ними идет требная сестра. На сестру человеку легче среагировать непосредственно: он может от нее отвернуться, сказать, что ему ничего не нужно. Когда идет священник, ему отказать труднее, и в этом уже есть определенный нажим. У нас в больнице все сделано для того, чтобы человеку легко было сделать первый шаг. Но все-таки шаг этот человек должен сделать сам».
Так что давить и уговаривать не нужно. Но сказать без нажима, спросить — нужно обязательно.
О. Владимир Новицкий, священник храма св. бсср. Космы и Дамиана в Космодемьянском (храм окормляет дом ветеранов): «Умирающему человеку всегда можно сказать о Боге, как бы он ни отреагировал. Приходящий к умирающему представляет собой всю Церковь, и от ее имени предлагает: «Хочешь ли ты?.. готов ли ты?..» В эти минуты решается вечная жизнь человека, ему дается последний шанс. Если мы боимся предложить — мы лишаем человека этого шанса. А если предлагаем — наша совесть спокойна».
Как и о чем рассказать?
Итак, не навязывая больному человеку свою веру, можно в критический момент его жизни сказать о ней. Как это сделать? Можно ли о вере и Боге сказать в двух словах? И с чего начинать?
Требные сестры, которые приходят в больничные палаты, для начала просто говорят, что при больнице есть храм, что тот, что хочет, может встретиться со священником. Дальнейший разговор они ведут уже только с теми, кто хоть как-то откликнулся.
Людмила, требная сестра: «К людям, которые изначально равнодушны, мы обычно не подходим и даже не вдаемся в подробности, почему они так реагируют. Мы не трясем их: «Ты почему ничего мне не сказал? Головой даже не мотнул? Не спросил ничего? Ну-ка спроси!» нет, конечно! А когда видишь отклик человека на разговор, то тогда ты легко говоришь о том, что тебе дорого, и радостно, что он принимает это дорогое».
Ирина, сестра милосердия, приходящая в дом ветеранов: «Часто встречаются люди, которые закоснели в неверии, ничего не хотят слышать. Нам они говорили: «Вы просто к нам приходите, не говорите нам ничего». Ну, мы и приходили просто — поговорить, утешить, помочь. Они к нам привыкли. А потом мы уже стали предлагать: «Хотите, к вам батюшка придет — пособорует, причастит?» И они стали соглашаться».
О. Владимир Новицкий: «Говорить о Христе, о вере, о Церкви нужно только после того, как возникло взаимное доверие. Слова и призывы — это голая информация, которую душа никак не воспринимает. А вот если мы в себе хотя бы отчасти несем образ Христа, то скрыть это невозможно. Это проявляется и в том, как человек говорит, и в выражении глаз, и в том, что он делает, и как он это делает — через все эти внешние вещи сквозит любовь. Именно это и может расположить другого человека. Если такое расположение появилось, то разговор начинать можно с главного — что Господь есть Любовь — по определению. Что Господь хочет каждого человека спасти, что Господь каждого человека ждет, и мы всегда можем к Нему обратиться».
Обычно сестры не говорят с больным о таинстве причастия — это уже прерогатива священника. Если человек откликнулся и выразил осознанное желание принять крещение или покаяться, сестры рассказывают ему о Боге Троице, о Христе, о Церкви.
Ольга, требная сестра, работает при НИИ нейрохирургии им. Бурденко: «Нужно избегать абстрактных понятий и говорить максимально конкретно: «Господь воплотился в человеческом теле, чтобы нам показать, каким должен быть человек. Он творил чудеса, Его распяли на Кресте из зависти. И вот Он воскрес». Важно, чтобы ваш рассказ конкретно к этому человеку был обращен — что на Литургии священник перед престолом Божиим именно о вас будет молиться — о болящей Марии».
О. Андрей Спиридонов: «Мы должны исходить не из каких-то схем, которые почерпнули в учебнике по догматическому богословию. Мы должны этим жить. У нас в храме есть многолетняя практика проведения катехизических бесед, с теми, кто готовится к Таинству Крещения. Мне пара человек, которые после крещения стали ходить в храм, как-то призналась, что их больше всего привлекло в беседе то, что они почувствовали, что это меня самого волнует».
Иногда родные и знакомые заговаривают с человеком о церковных таинствах, надеясь на них как на одно из лекарств: «Ты причастись на всякий случай, может, полегчает, на ноги встанешь». От такого миссионерства может быть больше вреда, чем пользы: это дезориентирует человека относительно смысла таинства, и напрасно, может быть, обнадеживает выздоровлением. Бывало, когда в больнице человек соглашался креститься «на всякий случай», а потом от требных сестер или уже от священника узнавал, что от него требуется исправиться, пересмотреть свою жизнь — отказывался.
Грешники и безгрешные
Если человек откликается на ваши слова, если смутно в нем уже жила память о Боге, можно поговорить об исповеди и покаянии – пути к Богу.
Нужно быть готовым к очень распространенной позиции: «Я человек хороший, всю жизнь всем делал только добро, никакого зла не совершал, никаких грехов у меня нет». Отвечать нужно очень осторожно и тактично, ни на минуту не забывая о том, что это больной страдающий человек.
Людмила, требная сестра: «Понятно, что нет праведного ни одного, но сразу человеку говорить: «Нет, ты грешен!» – нельзя. Это очень ранит человека, который по-настоящему за собой не замечает вины. Нельзя вторгаться в эту область и ему что-то начинать доказывать».
На этот случай в больничном храме, в котором работает Людмила, составили и напечатали «листок» о покаянии, который доступно для современного человека говорит о том, в чем сущность греха и покаяния.
Людмила: «Я даю листочек о покаянии и говорю: «Слава Богу, что нет грехов. Но вы просто почитайте, это душеспасительное чтение для вас — про исповедь». Можно так сказать: «Совесть-то есть у всякого. И у вас есть. Совесть нас хоть раз в жизни да укорила. А вы почитайте — и все упорядочите, все вспомните».
Чаще всего говорят о собственной безгрешности, когда грехами считают только те, которые Церковь называет смертными: убийство, воровство, блуд. А раздражение, обиду, осуждение относят к мелочам. Поэтому многие сестры и священники начинают именно с таких «мелочей», не забывая, что и сами им подвластны: «У нас у всех те или иные грехи есть: родителей не слушали, мысль злая пришла, разгневались на кого-то».
Трудные темы
Пускаясь в разговор на столь серьезную тему, нужно быть готовым к трудным вопросам. Например, о страдании. Измученный болезнью человек иногда от своего страдания настолько устает, что начинает винить во всем окружающих, собственную судьбу и Бога.
Конечно, прежде всего, нужно попробовать утешить. Причем те, кто давно ухаживает за больными, советуют на самой болезни внимание не акцентировать. Потому что все, кто приходит к больному человеку, обсуждают именно это: как лечить, что и как болит и т.д. А ваша задача — все-таки перевести разговор в другую плоскость.
Ольга, требная сестра: «Если у человека ропот на болезнь, нежелание жить, мы говорим с ним о том, что эту свою муку надо Богу принести: «Господи, зачем-то Ты мне дал эту болезнь. Дай мне силы ее вытерпеть!» Потому что все остальное будет только изводить и мучить, только усилит страдания. Да, тяжко, понятно. Но как нападает это состояние, то сразу говори: «Господи, помоги!..»
Одни в болезни зовут смерть, другие пугаются любого намека на нее. И это — еще одна трудная тема. Те, кто не знает смысла таинств, считает, что прибегают к ним только перед смертью. И если вы предложите пригласить священника, вам могут сказать: «Я еще не умираю!» Или спросить: «А что, я уже умираю?» Что тут сказать? Суровую правду?
Ольга считает, что в таких случаях нужно обязательно говорить человеку о бессмертной душе: «Все ведь понимают, что тело смертно, что мы умрем рано или поздно. Но душа с этим не может смириться (это каждый человек знает из опыта) — потому что она знает, что бессмертна. И потом: у всех есть предки, которые умерли давно; если ты пожилой человек, у тебя есть дети, внуки. И все мы связаны в Боге, в вечности, у Бога нет мертвых — ваши родные будут молиться за вас, вы за них. Человек, впервые в жизни услышав это, вдруг говорит: «Если то, что я услышал от вас, правда — мне уже радостно!»»
Вообще вопросы могут возникнуть самые разные. Некоторые начинают говорить: «Как сейчас верить? Сейчас такие священники!..»
Уходить от таких вопросов неправильно. Нужно напомнить человеку не только про тяжесть священнического служения, не только про то, что не самое лучшее занятие — считать чужие прегрешения. Нужно объяснить, что таинство совершает через священника Сам Господь. «А когда у вас будет возможность, — говорят обычно сестры, — нужно выбрать духовника, который вам ближе».
Людмила, требная сестра: «Когда в палате такие разговоры начинаются, я сразу вспоминаю старца Паисия, который сравнивает одних людей с мухой, а других — с пчелой. Пчела летит через навозный двор и садится к цветочку, а муха летит через прекрасный сад и садится на какой-то мусор. «Нам всем, — говорю, — в нашем отношении к миру и людям надо уподобляться пчелам». Больные: «Да-да! Мы пчелы!» Я говорю: «И хорошо, и слава Богу, что так, что вы обо всех хорошо думаете!»»
Но иногда, сколько ни скажешь, у человека установка — спорить до конца. Он и будет спорить, это даже не зависит от темы диспута. Вы сами всегда должны помнить, что рядом с вами — страдающий человек, вовремя прекращать ненужные споры, пожелать выздоровления и потихоньку удалиться.
Мария СТАРЦЕВА
