«Я страшно жалею, что мама не вела дневник»
Юка Лещенко, журналист-фрилансер
– Все начиналось еще в ЖЖ, когда Данечке было два года (сейчас ему 17) – и это был как бы дневник, но с ответной реакцией, и это очень поддерживало, когда было тяжело или грустно. Потом я привыкла, и это мне помогает – когда проговариваешь все. А еще появились люди, которых я не знаю лично, но которые знают Данечку всю его жизнь и переживают за него до сих пор.
Я не пишу в общий доступ совсем личное, то, что могло бы задеть Данечку – особенно после его 12 лет. Когда ему было десять, спросила, можно ли о нем писать, и он дал мне разрешение писать о нем, не согласовывая тексты, до его 18 лет. И каждый год это соглашение пока подтверждал. Включая публикацию фото. Иногда Данечка может сказать, что он тут себе не нравится и сразу просит не выкладывать. Опять же, личные фотографии, где есть его знакомые или друзья, я выкладываю только под замком для друзей.
Раньше меня часто спрашивали, как мне удалось вырастить такого ребенка. Писали в личные сообщения: «А это правда – все, что вы пишете? «Вы все это придумываете?» «Таких детей не бывает, зачем вы врете?». При этом Данечка почти беспроблемный ребенок, который даже в переходном возрасте не делал ничего, за что было страшно, обидно или больно. Если бы все было по-другому – не знаю, смогла бы писать об этом откровенно.
Я страшно жалею, что мама не вела дневник: я хотела бы знать, как мое ращение выглядело и чувствовалось с ее стороны, и что думала и чувствовала она, особенно в мои 13-16 лет.
Помогают ли мои записи другим – честно, не знаю. Часто писали, что когда читают про Данечку, перестают бояться родительства. Часто просят прислать список книг, которые он читал или читает. Спрашивают про школу, где он учился, и как туда поступить. Так что, наверное, какая-то помощь все-таки есть.
При этом если я сама пишу о проблемах, бывает, что лично не знакомые люди предлагают помощь. Недавно мне помогли три человека из Эстонии, куда Данечка поступил учиться. Одна стала его поручителем, потому что он несовершеннолетний, другая готова общаться с хозяевами квартир на эстонском. Все предложили сами, я стеснялась просить.
Что-то из моих постов Данечка читал – если ему вдруг было интересно. Над чем-то смеялся, про что-то говорил – ну, все было не так, конечно, это все твой сторителлинг. В принципе, ему все равно. Он еще лет в 14 сказал, прочитав какой-то пост: «Когда у тебя пишущая мать – надо просто смириться».
«Чем больше ребенок осознает себя как личность, тем меньше публичных высказываний о нем я могу себе позволить»
– Моему сыну Максу почти десять. Я пишу о нем, поскольку он важная часть моей жизни, и я им очень горжусь. Когда он был малышом, я, в основном, рассказывала о разных забавных ситуациях, в которые мы с ним попадали. С его 7-8 лет моя политика изменилась: я скорее делюсь своими размышлениями о родительстве и детстве, чем раскрываю факты нашей повседневности.
Я думаю, чем больше ребенок осознает себя как личность, тем меньше публичных высказываний о нем я могу себе позволить.
Сейчас Максим любит читать посты о своих малышовых проделках, в основном, они убраны под замок, но ему будут всегда доступны.
Бывает, моя откровенность помогает читателям – обычно это анализ моих родительских чувств и ошибок. Ребенка и события его жизни в качестве дидактического материала я не использую, только себя.
Упоминание ребенка выгоды мне не приносит, поскольку фейсбук у меня абсолютно некоммерческий. Я пишу о сыне, потому что материнство, непрерывная работа над собой, поиск баланса между моими и его интересами – одна из важнейших составляющих моей жизни.
Я бы с радостью почитала мамины и папины посты обо мне – но хотела бы, чтобы эти истории были убраны под замок к моменту, когда мне исполнится десять. Я хорошо помню себя с десяти лет, в этом возрасте осознаешь свои границы, понимаешь, что твоя жизнь должна принадлежать тебе.
«Моя миссия – пробуждение в родителях здорового родительского инстинкта»
– Я пишу о детях у себя в соцсетях, потому что моя главная тема в журналистике – тема семьи, родительства и воспитания детей. В некоторой степени я и трое моих детей – полигон для испытаний. Но в то же время это живая и реальная история, которую я могу рассказать честно. Еще это хороший способ хранить воспоминания. Фейсбук периодически подбрасывает мне посты про детей 2-3-5-летней давности – это всегда очень трогательно и очень кстати.
Безусловно, есть обычные этические нормы, применимые для всего, а не только для соцсетей. Ты не публикуешь фотографии голых детей, ты над ними не насмехаешься, ты не врешь про них.
Даже если я рассказываю о детях, я не раскрываю интимные вещи о них. Я говорю о себе, о своем опыте, о своих впечатлениях, о своем поиске, о своих мыслях, о своем запросе через призму отношений с детьми.
Лучше всего заходят рекомендательные посты типа «Пять способов договориться с ребенком» или «Десять вещей, которые нужно обязательно взять с собой в отпуск». Но я это все жутко не люблю. Я понимаю, что подписчикам нужны готовые рецепты, но их нет. Я вижу это как свою миссию – пробуждение в родителях самостоятельности, ответственности, здорового родительского инстинкта. Я хочу донести, что никто не может быть лучшим экспертом по твоему ребенку, чем ты сам.
Я не планирую ничего со временем убирать под замок, потому что я никогда не писала ничего такого, за что мне или моим детям может быть стыдно.
Я считаю, что дети – Божий дар, благословение. И я думаю, что когда мои дети вырастут и будут читать посты о себе или показывать их своим возлюбленным или детям, они тоже будут радоваться и умиляться. Не то чтобы я ими хвастаюсь, но мне кажется, что все мои истории о детях очень жизнеутверждающие, светлые и наполнены счастьем от того, что они у меня есть, и от того, как мы с ними общаемся. Я уверена, что никто из них мне ничего не предъявит.
15-летний Лука до сих пор не предъявил, хотя был момент, когда он попросил перестать о нем писать, потому что над ним смеялись сверстники. Я попросила объяснить, что я такого смешного пишу, и выяснилось, что проблема была в самом факте того, что он звезда моего аккаунта. Я ему сказала: «Ты же понимаешь, что проблема не в тебе, а в них. Просто про них столько не пишут, им не отправляют столько комментов и лайков. Ты должен понять: им обидно, что у тебя есть такой ресурс, а у них его нет». И он подуспокоился. С тех пор мы с ним обсуждаем все, что я о нем пишу. Он визирует и текст, и фото и дает разрешение на публикацию. Надо сказать, что период стеснения довольно быстро закончился. Сейчас он, наоборот, любит спросить меня: «Мам, ну что, сколько там лайков, какие комменты?».
Я бы очень хотела прочитать записи моих родителей обо мне. У меня осталось совсем немного свидетельств о моем детстве. К сожалению, бобинные кассеты, на которые родители записывали, как я читаю стихи или пою песни, испортились, осыпались. Фотографии на бумаге тоже теряют со временем вид. Остаются только воспоминания. Если бы у меня была возможность в более-менее неистлеваемом источнике почитать о себе в детстве, мне было бы приятно. Более того, мне было бы проще понять себя сегодняшнюю, может быть, было бы проще воспитывать моих собственных детей, выстраивать отношения с родителями.
Мои дети участвуют в рекламе у меня в инстаграме. И знают о том, что они зарабатывают деньги, что сейчас они участвуют в коммерческой истории. У нас есть свой кодекс: мы с детьми практически никогда не рекламируем фармпрепараты, мы стараемся выбирать только продукты, которыми мы сами пользуемся. Мы делаем качественную рекламу, за которую нам не стыдно. Я не считаю это эксплуатацией моих детей. К тому же, все они получают с участия в рекламе свои дивиденды.
Мои дети знают, что их жизнь немножко отличается от жизни детей, рожденных у других родителей. И понимают, что в их жизненном контексте есть обстоятельства, которые чаще приносят радость в виде денег, скидок, преференций, а иногда геморрой в виде назойливости со стороны поклонников. Но это часть их жизни, они родились в семье публичного человека. Главное, чтобы это не было краеугольным камнем. Поверьте, кроме публичных активностей, в их жизни есть огромное количество всего, что их занимает. Поэтому мои дети не испытывают от этого никакого стресса, они не являются дрессированными собачками, которыми я помыкаю в своих мрачных, мерзких и корыстных целях. У меня здоровые, вменяемые, адекватные дети, у которых в жизни очень много любви и взаимного доверия между ними и нами, взрослыми, которые их растят.
«Я воспитываю детей одна – поэтому для меня это способ «передумать» какую-нибудь ситуацию»
Анна Качуровская, журналист, специалист по коммуникациям
– Детям моим Федору и Манюне 17 и 12 лет. Я веду записи с их рождения (начинала в ЖЖ) – чтобы не забыть смешное и трогательное, а также сложное и неожиданное. Это способ фиксировать мгновение. Мне часто пишут, что мои смешные заметки помогают преодолеть что-нибудь. Потому что дети – это сложно, часто скучно. Я воспитываю их одна – поэтому для меня это способ «передумать» какую-нибудь ситуацию.
Конечно, я думаю, о чем пишу: просто посты восхищения и принятия не люблю. И когда такие попадаются – тоскливо. Я все меньше пишу про Федьку и почти никогда не рассказываю сокровенное. Поэтому неудобных случаев у меня не было. Но очень ценю откровенные посты про детей – они меня тоже наводят на разные мысли, которые не успела подумать. Рекламодатели приходили – были посланы.
«Мне интересен опыт мам, у которых не самые простые дети»
Анна Ратина, автор книги «И взаимно притом»
– Моему сыну Федору 17, а записываю я за ним с его 2,5 лет. Первая мотивация была такой: «Я точно знаю, что сейчас это смешно и кажется незабываемым, но завтра-послезавтра ты начисто забудешь конкретные слова, конкретные интонации». А их хотелось сохранить. Я писала в ЖЖ, где поначалу у меня было два или три читателя. Вскоре, когда я поняла, что набралась интересная и тематически объединенная подборка высказываний, я опубликовала ее в ЖЖ-сообществе «Говорят дети». Оттуда начали приходить подписчики, а я стала публиковать подборки регулярно. В итоге записывать за Федором превратилось в привычку.
С тех пор, как у Федора появился фейсбук (три или четыре года назад), он выдвинул единственное требование. Он признает, что записывать за ним – это часть моей жизни. Но хочет, чтобы его она не касалась никак. Поэтому в фейсбуке я пишу о нем под большим замком: это не может видеть ни он, ни моя мама, ни наши общие знакомые вроде родителей его школьных товарищей. Вообще то, что я публикую сейчас (да и раньше тоже), очень мало имеет отношения к реальному человеку, скорее это про меня в роли матери.
Идею книжки мне подали читатели, и больше десяти лет я ходила с этой мыслью. Но у меня было ощущение, что книжка должна созреть. Хотелось, чтобы она была максимально совершенным сочетанием личного и пережитого и уже потому переставшего быть столь личным. Потому что за эти годы с нами случилась целая история семьи, которая имела свое начало и свой конец.
Федор знал, что я записываю его слова, реплики. У всех детей есть такое: расскажи, как я был маленьким. И он с интересом слушал. Сейчас такого нет, наоборот, мне кажется, его немножко раздражает сам факт, что он был маленьким.
Но когда книжка собралась, я ему сказала, что я хочу ее издать небольшим тиражом, чтобы читали и наши близкие, и далекие люди, и спросила его разрешения. Он сначала сказал, что он, безусловно, против. Тогда я попросила его прочитать и сказать свое мнение еще раз. Он прочитал две или три главы, пришел, с недовольным видом кинул эти бумаги на стол и сказал: «Ну ладно, публикуй». То есть официальное разрешение я получила. Все-таки у него есть и вкус, и чувство стиля, и он понял, что это текст – уже больше литература, нежели дневник. Что там много личного, но нет интимного.
Для меня психологически оказалось полезно записывать историю взросления Федора. В нашей материнско-детской жизни были очень непростые времена. Мне казалось, что все мои усилия идут прахом. И когда сейчас оглядываешься назад (и тексты в этом помогают), то понимаешь, что, во-первых, усилия никогда не бывают напрасными, а еще – что от твоих усилий зависит далеко не все. Что ребенок – отдельный человек, у которого есть своя жизнь, своя траектория развития. И в чем-то нужно доверять своему ребенку.
Мне интересен опыт мам, у которых не самые простые дети. Я с отстраненным восхищением читаю приемных мам: я понимаю, что в моей жизни этого опыта не будет, но мне очень интересно видеть людей, у которых он есть. В их записях у меня ничего не вызывает отторжения, потому что это другая линия возможного развития этих записей. Есть литература, а есть очень важный транслируемый вовне опыт. И у меня не возникает вопросов, что можно писать, что нельзя. Да, возможно, ребенок не будет счастлив, когда подрастет и узнает, что это про него писали, но эта просветительская миссия важна. Я не говорю, что эмоции конкретного ребенка менее важны, но мне кажется, что мамы, которых я читаю, вместе с детьми переживут все этапы, включая неминуемый этап недовольства ребенка тем, что о нем писали.
Главное – быть честным, быть тактичным, быть умным. Это защитит от многих вещей.
Я очень благодарна своим читателям. Мой ЖЖ, изначально блокнот записей о сыне, дал мне очень хороших, настоящих друзей. Когда ты пишешь так, что это максимально твое, ты при помощи этих текстов можешь найти своих людей. Даже отзывы на книгу от незнакомых людей были близки и понятны мне.
Еще мне интересно, как Федор будет относиться к этой истории, когда обзаведется собственными детьми. Может, тогда-то он и рассердится на меня и скажет, что я лишила его педагогического авторитета в глазах детей. Например, они прочитают и скажут: «Пап, да у тебя по русскому были тройки». Всего же не предусмотришь. Поэтому исходить из своего чувства уместности в данный момент вполне достаточно.
Иллюстрации: Оксана Романова
