В своём последнем телевизионном интервью Святейший Патриарх Алексий II дважды сказал о необходимости воспитания в каждом из нас качества, о важности и полезности которого знают все, но пользоваться им не спешат. Речь шла об ответственности. Патриарх говорил, что она у каждого своя и что каждому она даёт возможность добросовестно и искренне трудиться на своём месте.
Меня этот посыл буквально сковырнул с казавшейся безупречной «идейной платформы». Суть её, если отбросить всякую оправдательную шелуху и высокоумные формулировки: я всегда должен говорить другим о правильности выбора православного пути, а стремиться неукоснительно самому исполнять мною же озвучиваемые тезисы совсем необязательно. Я ж «свой» уже стал (в общину езжу, в храм хожу, молюсь чуть ли не ежедневно), мне столько всего открылось, что «теорию» надо нести людям. Срочно! Использовать её в личной «практике»? Ну да, конечно, безусловно, по силам…
В реальности, путь от слов к делу оказывался настолько долгим и трудным, что всякий раз его завершение переносилось на неопределённый срок. Как-то сама собой теряется внутренняя ответственность, когда тебя никто не видит, никто над тобой с палкой не стоит, никто укоризненно не смотрит. Спокойно находишь согласие с самим собой в том, что вечерние молитвы можно прочитать завтра (ну очень спать хочется!), в храм сходить на следующей неделе (ещё сильнее спать хочется), а курить можно бросить со следующего месяца (особенно если этот только начался). Успокоил себя таким задушевным решением, и с чувством выполненного долга улеглись обратно в кровать, выкурив перед этим «туберкулёзную палочку»: «Всё, над собой поработал – на сегодня хватит!».
В эти моменты ты и теряешь ответственность, причём не за кого-то чужого, а за себя, любимого (казалось бы). Признаваться в этом не хочется и не можется. Во-первых, противно: налицо предательство своего выбора найти в себе образ Божий. Во-вторых, «неуместно»: в данном случае осудить свой неблаговидный поступок по-настоящему можешь только ты сам, значит «приговор» наверняка будет оправдательным. Действительно, не человека же убил – молитвы не прочитал, только и всего!
Между тем именно на таких «мелочах» мы теряем бдительность и становимся открытой мишенью для искушений куда более серьёзных, чем отказ от чтения молитв. Кому-то может показаться это не справедливым, но православный путь практически не оставляет человеку, на него вставшему, манёвра для «полумер». Господа с рогами и копытами ждут каждой твоей ошибки с нетерпением, чтобы как можно больнее ударить того, кому от них удалось вырваться. В такой ситуации получить помощь и защиту можно в храме, но, вот парадокс, даже верующие люди добровольно отказываются от них.
Гуманность Церкви не является потаканием людским желаниям и капризам, а свобода не воспринимается Ей как вседозволенность. Казалось бы, относительно недавно и для светского мира это были прописные истины. Но, увы и ах, сегодня смысл этих и других понятий перевёрнут ровно настолько, чтобы доброе начало было из них выхолощено. В «сухом остатке» – жёсткое подчинение всего и всех своим потребительским запросам, которых всегда бывает слишком много. И адекватно реагировать на постоянно возникающие смертельно опасные для души нашей угрозы ты уже не можешь. Мысли заняты тем, как бы денег побольше «срубить», чтоб комфортнее стало жить. А о Церкви думается так: она на то и есть, чтобы меня, грешного, всегда ждать, по первому зову принимать. Идеи насчёт собственных усилий для спасения возникают только тогда, когда обстоятельства припрут к стенке. В «мирных условиях» чаще руководствуешься другим принципом: надо «реальным делом» заниматься, а о духовной стороне вопроса потом поговорим, некогда сейчас!…
С таким, с позволения сказать, образом мысли я приехал в Ромашково. Со временем понял, что меня «зацепило» в общинниках, особенно в «стареньких». У них было то, что я собственноручно отдал лукавому за время своего пьянства. «Ромашковцы» со стажем излучали уверенность, но не ту, которая исходит от политиков, говорящих о своей победе на выборах, а ту, что рождает чувство защищенности и надёжности. Было очевидно, что каждый из них делал своё дело на любом отведённом ему месте (в семье, на работе, в общине). И совершал всё это искренне, с чувством ответственности – перед собой и перед Богом. Они уже твёрдо знали, что человек не должен запускать себя духовно, что здесь отсутствие ответственности за свои действия и их результат приводит к тяжелым, порой непоправимым последствиям.
Кстати говоря, автора этих строк этакая духовная «халтура» привела в больницу, где у меня «благополучно» прорвался аппендикс со всеми вытекающими (в прямом и переносном смыслах) последствиями. А первые симптомы болезни появились ровно после того, как мы с другом гневно, не стесняясь в выражениях, пытались учить друг друга смирению (забавно звучит, правда?). Продолжалось это трагикомичное действие с полуночи до четырёх утра. И после я не попал в храм, куда хотел идти исповедоваться и после причаститься. Сделать это по Божьей милости удалось только три недели спустя. А перед этим хирурги мне посоветовали справлять ещё один день рождения – в ту дату, когда была сделана операция…
Именно в больнице увидел последнее интервью Святейшего. Многое тогда удалось понять и переосмыслить. В том числе то, что отказ от винопития – лишь удачное начало борьбы со своими страстями. И продолжить её, не скатиться с избранной дороги будет (по крайней мере, на первых порах) практически невозможно без постоянной поддержки «ромашковцев».
Никита ВЯТЧАНИН
