Основные симптомы ПТСР – страх, тревога, раздражение, избегающее поведение, иногда агрессия и постоянное ожидание плохого. Признаками ПТСР может быть бессонница, панические атаки, плохой аппетит, перепады настроения, плохая и непродуктивная работа, постоянная забывчивость.
Не у всех, кто принимал участие в военных действиях или был их свидетелем, формируется ПТСР. В среднем считается, что психологическая травма приводит к развитию этого расстройства приблизительно в 25–35% случаев. Но сегодня специалисты все чаще говорят о проблеме военной травмы, с которой надо работать в любом случае, независимо от того, поставлен ли человеку диагноз ПТСР. Сложность в том, что мужчины, которые побывали на войне, как правило, избегают говорить о своих переживаниях и не обращаются за помощью.
Мы собрали все, что известно о военном ПТСР и военной травме к настоящему моменту.
Как помочь родственнику с военным ПТСР
Кризисный психолог Ольга Павлова, которая имеет опыт работы с ПТСР, говорит, что в разговорах с родственниками, которые возвращаются из зоны боевых действий, насовсем или в отпуск, нужно быть очень аккуратными в общении. Не стоит просить человека рассказать о случившемся, это может спровоцировать повторную травму. Нельзя говорить: «Я тебя понимаю» (правильная фраза: «Я даже не представляю себе, что ты пережил»). Не стоит обесценивать поступки человека или срок его пребывания в травмирующей ситуации. И тем более нельзя говорить человеку, что он ненормальный, и обижаться на него.
В материале Дарьи Менделеевой «Я даже не представляю себе, что ты пережил». Как помочь родственнику с военным ПТСР» Ольга Павлова рассказывает о том, как родные и близкие могут распознать симптомы посттравматического стрессового расстройства, оказать поддержку и не сделать хуже. Узнать некогда знакомого и дорогого вам человека поначалу может быть непросто, предупреждает психолог: на войне люди неизбежно меняются.
«У прошедшего через военные действия могут проявляться специфические физические реакции: напряжение, тремор в руках, тошнота. Временами происходит потеря ориентации, человек перестает понимать, где он.
Часто страдает сон, он становится поверхностным. Даже во сне человек боится потерять контроль над окружающим, поэтому спит некрепко, периодически просыпаясь.
Иногда возможны флешбэки, например: только что человек разговаривал с вами, и вдруг что-то – мысль, ощущение, звук, запах – перенесло его в прошлое. Триггером может стать что угодно, но часто это запах дыма, вид сырого мяса», – объясняет Ольга Павлова. Это далеко не все возможные реакции, в материале мы постарались разобрать их подробнее.
Что могут в этой ситуации близкие? Во-первых, слушать, если человек ищет возможности выговориться. Во-вторых – не играть в психолога, но помочь найти квалифицированного специалиста. Неожиданный совет – кормить досыта: человеку, пережившему сильную травму, нельзя оставаться голодным, потому что у голодного повышается тревожность.
При этом, говорит Ольга Павлова, женам комбатантов (так называют участников боевых действий) нужно и самим искать поддержку, а также повышать свою психологическую информированность. Это поможет адекватно оценивать реакции супруга и не усугублять проблему своими неуместными реакциями.
Что чувствуют родственники человека с ПТСР. Исповедь жены военного
Муж Лилии Андрей (имена героев изменены по их просьбе) отправился в зону боевых действий служить по контракту. У мужчины был военный опыт в Чечне, и он считал, что просто не имеет права отсиживаться в тылу, даже несмотря на то, что Андрей – глава большой многодетной семьи. Лилии стоило огромных усилий вернуть его с фронта, при том что обещанные три месяца контракта растянулись на год. Но когда Андрей вернулся, жена его не узнала. О своем опыте она откровенно рассказывает в материале Екатерины Сажневой «Мы все теперь с ПТСР, все травмированные, даже те, кто не воевал».
«Я понимаю, что, с одной стороны, это он, мой Андрей, мой муж, с которым я прожила много лет, а с другой – не он. Другие реакции на внешние раздражители, все – другое», – так описывает супруга свои переживания. Она признает, что ей бы очень хотелось, чтобы все было по-старому. Но при этом понимает: это просто невозможно, потому что человек сильно меняется на войне.
Муж Лилии изменился и физически, и ментально. После пережитого у него упал иммунитет, взрослый и некогда здоровый мужчина стал заболевать от каждого детского чиха. На нервной почве начался зуд по телу.
Кроме того, Андрей, раньше очень спокойный, стал взрываться буквально от всего. А еще ему было необходимо постоянно делиться военными воспоминаниями. Поначалу жена слушала, но, когда одни и те же рассказы пошли по десятому кругу, поняла, что уже не может давать ему столь необходимого сочувствия. «Я не хочу слышать, что было там, – мы же здесь, с тобой, я и дети. Мы – главное. Давай будет так, как будто бы этого года порознь не было? Но для него это пока сложно. Оно не уходит. Оно занимает огромное место в его душе. И ничего я с этим сделать не могу. Как будто бы это по венам прошло».
ПТСР с точки зрения науки
ПТСР не всегда легко диагностировать: этот недуг имеет общие черты с генерализованной депрессией, генерализованным тревожным расстройством, обсессивно-компульсивным расстройством. Кроме того, алкогольная и наркотическая зависимости могут порождать многие из симптомов, характерных для ПТСР.
В нашей стране пока нет единой программы лечения и подходов к работе с ПТСР, хотя в последние годы было сделано немало. Но самым передовым считается опыт США, где изучать военную травму и ее последствия стали после войны во Вьетнаме. В материале «ПТСР с точки зрения науки. Мы собрали все, что знают ученые об этом расстройстве» Антон Бриндли и Марина Солодовникова обобщают все, что уже успели узнать ученые.
Так, например, существует генетическая предрасположенность к ПТСР: у монозиготных (идентичных) близнецов, участвовавших в боевых действиях, от ПТСР впоследствии страдали/не страдали оба, в то время как у мужчин из двойни, генетически отличных, эта закономерность отсутствовала.
Еще несколько факторов риска – это повышенная реактивность психики на внезапные действия (резкие движения или звуки), и анатомическая особенность – меньший объем гиппокампа (это один из отделов мозга, ответственных за память).
Существуют теории, которые объясняют ПТСР через различные гормоны, а вот гипотеза о том, что расстройство возникает только у людей с низким IQ, не подтвердилась: этот недуг не зависит от уровня интеллекта.
Хорошая новость в том, что ПТСР лечится, даже в очень запущенном состоянии, даже у тех, кто страдает от расстройства годами. Помогают различные виды психотерапии, в том числе личная и семейная. А вот лекарства, хоть и существуют, справляются хуже, и только в сочетании с регулярными визитами к психологу.
Вернувшиеся с войны не просят о помощи, но отчаянно в ней нуждаются
Помочь также может творчество: о своем опыте исцеления через стихи и прозу в материале Елены Симанковой рассказывает ветеран двух чеченских войн, житель Рыбинска Александр Разумов. В материале «Вернувшиеся с войны не просят о помощи, но отчаянно в ней нуждаются. Опыт человека с военным ПТСР, который сам это пережил и пытается помогать другим» он делится своей историей.
Александр попал на войну в конце 1995 года солдатом-срочником. Участвовал в штурме Грозного, был ранен. Затем вернулся в Чечню добровольцем, а во время второй чеченской кампании ездил в регулярные командировки с отрядом рыбинского ОМОНа.
Нечто похожее на ПТСР он пережил уже после первого ранения. «Спать ты не можешь, когда слышишь громкие звуки – дергаешься. Стоять напротив окна в освещенной комнате не можешь – все время кажется, что в тебя целятся. Помню, оказавшись в Рязани в госпитале, я был в шоке: улицы в огнях, окна не зашторены, никакой светомаскировки. У меня было недоумение, как люди могут жить здесь обычной жизнью», – описывает свои ощущения Александр.
В то время он начал писать стихи – «уродливые», как называет их сам, они помогали хоть как-то выговориться. Позже Разумов перешел на художественную прозу, и считает, что это также помогло осмыслить военный опыт.
Александр Разумов говорит о важном моменте, который объединяет всех комбатантов, – они не могут жить на «гражданке», их все время тянет в горячие точки. Даже пересказывая свои военные истории, Александр говорит, что для него облегчение не наступило до сих пор. «Психотравмы ветеранов могут очень различаться, – объясняет он. – Одно дело, когда ты просто рядом находился и что-то видел. Совсем другое, когда ты совершил личную ошибку. Такими ошибками человек сам себе приговор подписывает, потому что продолжать жить после этого невозможно. Ты просто будешь искать смерти. А там – либо упьешься, либо вздернешься, либо будешь все время рисковать в поисках смерти».
С Александром не произошло ни первого, ни второго, ни третьего. В момент личного кризиса он поверил в Бога. Сейчас Разумов руководит реабилитационным центром для зависимых при храме Иверской иконы Божией Матери и проводит встречи для военных, которые возвращаются из зоны СВО, и их семей. Он говорит, что творчество, которое когда-то помогло ему, может быть целительным и для других, надо лишь создать правильный подход. Ведь мужчины, бывшие на войне, не хотят, чтобы их жалели и «делали из них дураков». Но при этом отчаянно нуждаются в помощи.
Что чувствуют военные с ПТСР. Опыт психолога
Эти люди уже живут среди нас, но большинству трудно понять, что чувствует человек с ПТСР и военной травмой, если у тебя самого нет такого опыта. Отсюда в том числе конфликты между участниками боевых действий и чиновниками, агрессия и, увы, преступления.
О своей работе с комбатантами в госпиталях Луганска и Донецка в материале Елены Симанковой рассказывает клинический психолог Марина Сураева. В качестве добровольца она ездит в зону боевых действий, чтобы помогать тем, кто еще недавно был на передовой. В материале «Чудовище без лица. Что чувствуют военные с ПТСР, рассказала психолог» Марина Васильевна не только делится пережитым и увиденным, но и показывает рисунки своих пациентов – они помогают еще лучше понять этих людей.
В тексте вы найдете истории бойцов – страшные, тяжелые и правдивые. Сергей служил в эвакуационной бригаде, и, когда они выносили людей с поля боя, был прилет – ему постоянно снились летящие от взрыва руки и ноги. Антон почти две недели пролежал безвылазно в окопе с осколочным ранением, пока его не эвакуировали, и ему было трудно поверить в то, что он теперь хоть кому-то нужен. На глазах у Михаила погибли 38 человек: во время обстрела перебило линию ЛЭП, людей убило ударом тока.
Первая задача – дать людям возможность выговориться, сбросить негативные эмоции. «Я была ко всему готова: пусть злятся, ругаются, даже матерятся. Я знала, что в состоянии это вынести», – говорит Марина Васильевна. Считается, что чем быстрее это произойдет, тем легче бойцу будет пережить военный опыт, а не загнать его глубоко внутрь, где он будет потихоньку разрушать человека.
Но то, что будет потом, ничем не легче. Своих пациентов Марина Сураева продолжала вести и на «гражданке», когда они возвращались с фронта домой. Тогда стало ясно, что первая эйфория от мирной жизни быстро проходит, а проблемы часто остаются. Ведь те, кто были на войне, продолжают мыслить в формате «черное/белое, свой/чужой». За время участия в боевых действиях мозг выстраивает под это устойчивые нейронные связи, и, вернувшись в мирную жизнь, переключиться не получается.
В небольшом городке во Владимирской области скорую вызвали на острый психоз: мужчина, который вернулся с СВО, бегал по полю и «отстреливался» от невидимого противника. Когда фельдшер его догнала и смогла успокоить, он пришел в себя, заплакал и сказал: «Доктор, неужели я теперь всегда буду таким?»
Специалисты говорят, что опыт ПТСР у участников чеченской кампании и тех, кто был на СВО, будет существенно различаться. Интенсивность боевых действий на Украине гораздо выше, меньше прямых боестолкновений, но мощно работает артиллерия. Те ветераны, которые принимали участие в обоих конфликтах, подчеркивают: не надо сравнивать, это совершенно другая война. Этим людям еще довольно долго будет нужна поддержка и помощь.
