Красноборск – районный центр в Архангельской области, на берегу Северной Двины, село, когда-то имевшее статус города. Невысокие здания вдоль шоссе. Как это часто бывает в провинции, вся культурная жизнь держится на нескольких энтузиастах.
Протоиерей Валентин Кобылин – настоятель храма Св. Троицы, единственного сохранившегося в Красноборске, житель этой земли. Родом он из одной из ближних деревень – Черевково, а в храме, где теперь он служит, он когда-то и крестился, и спустя годы воцерковлялся, и венчался со своей супругой. Отца Валентина можно назвать активным общественным деятелем. Проблемы молодежи он знает хорошо уже потому, что у него самого девять детей. Но посещает он не только школы, где они учатся – он ездит по всему району, в том числе даже в несколько деревень на другом берегу Северной Двины. Эти деревни весной оказываются надолго отрезанными от цивилизации – лед, по которому зимой прокладывают трассу, уже тает, а паром по причине ледохода еще не ходит. Отец Валентин проводит родительские собрания, общается и с детьми, летом устраивает для них военно-спортивный лагерь, а во время учебного года приглашает выступить в школах дружественных ему авторов-исполнителей из Москвы, Санкт-Петербурга. Впрочем, это малая часть той работы, которую отец Валентин видит так:
– Это и социальное, и миссионерское служение одновременно, и катехизаторское иногда. Я считаю, что за всех этих людей отвечаю, даже за тех, которые не являются моими прихожанами. Я поставлен настоятелем Свято-Троицкого храма села Красноборск с обязанностью окормления всего Красноборского района. Вот сейчас в Черевково отец Димитрий Дикопольский служит, помогает. Я думаю, что Господь с меня за всех этих людей спросит. Поэтому я должен ездить, меня должны знать. Это часть моего священнического служения. Я должен не только совершать Таинства и требы в храме, но и что-то проповедовать людям, которые пока еще не нашли в себе силы переступить порог храма.
– Насколько успешной кажется вам ваша миссионерская работа?
– о. В.: Конечно, хотелось бы большего. Сейчас служение миру настолько затягивает людей… Хотя и говорят про возрождение православия, на самом деле – приезжайте в любой город и увидите, что намного больше народу посещает не храмы, а банки, супермаркеты, бары, дискотеки и еще разное. У людей главное желание жить комфортно здесь, на земле – это удручает. Человек не задумывается о том, что его ждет впереди. Вот я сегодня проводил родительское собрание в деревне Куликово. Взрослые люди, родители, не задумываются о том, что эта жизнь кончится, и мы все предстанем перед Богом. Вот эта суета, она поглощает. Сложно бывает людям, особенно пожилым. Когда человек 60 лет прожил в атеизме, не хочется ему ничего менять в своей жизни. Честно говоря, я и не жду, что вот поехал, что-то порассказывал, попроповедовал, и вот храмы будут наполняться. Для меня важно, чтобы у человека в периоды каких-то испытаний, скорбей была возможность встречи со священником, представление о том, что все-таки есть Господь Бог и что можно в трудный момент обратиться к Нему. Есть проповедь во спасение и проповедь во свидетельство. Сейчас проповедь во спасение даже в храме бывает нечасто. В основном мы просто свидетельствуем, что если не будем жить, как в Евангелии написано, будет плохо. И важно, чтобы человек в случае чего понимал, куда обратиться.
– Молодые люди как реагируют на ваши приезды, на слова?
– о. В.: По-разному. Школьники нынче часто воспитываются телевизором и компьютером. Пробиться через это «зомбирование» довольно-таки сложно. Но, слава Богу, есть еще много молодых людей, которые слышат. И, честно говоря, с молодежью проще. Становление личности у людей того поколения, которому сейчас за 60, произошло в эпоху атеизма, они жили этими идеями – даже если они не были комсомольцами, пионерами. Я знаю людей, которые кичатся тем, что они не были в коммунистической партии, в комсомоле – с ними зачастую в храме больше проблем. Люди, которые прошли через все это, когда приходят в храм, готовы распластаться в рыданиях, они все готовы делать, чтобы Господь их простил, они понимают, где они были. А те, которые не понимают, считают, что они здесь хозяева, и им Бог должен. Так что с молодежью проще. Простой пример: вот у нас воскресная служба была, а связи с переносом выходных (речь идет о переносе выходных по случаю празднования 8 марта. – И. Л.) это оказался рабочий день. В храме были одни пенсионеры, довольно немного народу. А если бы это был государственный выходной, храм был бы полон.
– Если к вам приходит взрослый человек, желающий креститься, чего вы от него требуете? Какая-то катехизация…
– о. В.: Какая там катехизация! Отшить человека, чтобы он не крестился в нашем храме, элементарно: попросить «Отче наш» выучить наизусть. Ему легче поехать в храм за несколько километров, где его ни о чем не спросят. Сейчас, слава Богу, ситуация меняется – и Святейший Патриарх требует катехизации, и наш Митрополит на это внимание обращает. Наш миссионерский епархиальный отдел выпустил документ с перечнем требований к желающему креститься. Но я эти требования даже никому не зачитывал – не имеет смысла. Скажи только, что «Отче наш» надо выучить – все… Однажды приезжают ко мне такие, говорят: «Мы тут покрестились, нам сказали, что надо тут что-то принять. Сказали, чтобы мы к вам пришли, и вы нам что-то дадите». Я «дурачка включаю», говорю: «Не знаю, чего… Иконку какую-то?» – «Нет, не иконку». «Может, книжечку? Закон Божий, Евангелие?» – «Не-не-не»… (Если скажешь, что Евангелие надо почитать, это вообще такой ужас вызывает). Предлагаю им: «Так съездите к тому, кто вас крестил, переспросите, что я должен вам дать. А то я понятия не имею, что вам нужно. У меня тут много чего есть» (смеется – И. Л.). Ну, что, развернулись, ушли, больше я их не видел. Или еще была ситуация: мне позвонила женщина, представилась прихожанкой городского храма, сказала, что ей надо детей окрестить. Ну, я ей рассказываю, что надо знать «Отче наш», «Богордице Дево, радуйся», Символ Веры. Она: «А что, если мы не выучим, вы нас крестить не будете?» Отвечаю: «Если у вас такое отношение к Таинству, есть вероятность, что не буду». Она: «Но мы же вам деньги заплатим!» Что мне оставалось делать? Сказал: «Простите, вы не туда попали». И положил трубку.
Так что приходят в храм люди не через крещение и катехизацию. Верующего человека куют напасти. Раз стукнуло, два стукнуло, три стукнуло, родственников постукало, еще что-то – и вот человек начинает ходить в храм. Поначалу с опаской, со своими мнениями-суждениями, но, тем не менее, к чему-то прислушивается. Конечно, бывает так, что у человека какие-то неурядицы случились, и ему какая-нибудь сердобольная бабушка сказала: «Тебе надо покаяться, в церковь сходить». Ну, он приходит, говорит что-то вроде: «Слышь, поп, меня все уже заколебало, крокодил не ловится, не растет кокос, ты мне грехи отпусти, и я пойду, дальше жить надо». Ну, такому приходится говорить: «Голубчик, извини, тебе сюда рано».
– А с венчанием как? Ведь Святейший Патриарх говорил и о необходимости подготовки к Таинству Брака.
– о. В.: Мы должны четко понимать, что все церковные Таинства, кроме Крещения, совершаются только над членами Церкви. А если приходят молодой человек и девушка крещеные, но которые никогда не исповедовались, не причащались, не ходили на службы – они по сути не члены Церкви, фактически они отлученные от Церкви. Их надо сначала в Церковь привести. А потом уже с ними можно будет совершать Таинства.
– И как люди реагируют на такую информацию?
– о. В.: Так же, как и в случаях с Крещением. Едут туда, где с них не будут этого требовать. Но, слава Богу, не все. Есть все-таки люди, которые начинают задумываться и потихонечку воцерковляться.
На самом деле мы плохо читаем не только Евангелие, мы плохо читаем басни. Как у Крылова: «Когда в товарищах согласия нет, на лад их дело не пойдет». Когда у нас между священниками согласия нет – кто-то требует, кто-то не требует. Многие священники так считают: «Если человек ко мне пришел креститься, я должен все с ним сделать, что он захочет». Что за ерунда? Ведь порой приходят люди, которым и на Бога-то наплевать, они хотят креститься не потому, что они в Бога уверовали, не потому, что хотя послужить Богу и Церкви, а потому, что они страховочку хотят получить – покреститься, чтобы Бог их охранял, берег, помогал им. То есть хотят в холуи Бога нанять. Почему я не могу сказать такому человеку, что он не туда попал? Не миряне, а священники превращают Церковь в бюро религиозных услуг. Это же страшно. Говорят, что священник должен служить людям – я категорически против. Священник должен служить Богу. Он стоит лицом к престолу Божьему, народ сзади! Священник примером своим должен показывать, как надо Богу служить. А к людям священник поворачивается для разъяснений, для проповеди, но опять-таки, служит-то он Богу. А мы сейчас людям служим. Люди сказали, что не могут поститься – пусть не постятся. Люди не хотят больше молиться на церковнославянском языке – пожалуйста. Хоть на фене давайте сделаем службу… Но ведь иногда люди приходят, которые там учатся, сям учатся, какой только ерундой не занимаются, а по-церковнославянски не могут ничего понять. Они что, из Папуа-Новой Гвинеи приехали, что русского языка не знают? Ведь церковнославянский – это русский язык. Просто надо внимательно читать. Авторитет Церкви в обществе падает катастрофически, и виноваты в этом не политики, не народ, виноваты мы, священники. Когда в 1985-м году у нас разрешили в Бога верить, и в конце 1980-х – начале 1990-х народ ломанулся в храмы, вот тогда надо было ставить шлагбаум: «Голубчики, чего вы поперли? Здесь что, проходной двор? Ну-ка давайте-ка учиться сначала». А у нас радость – народ в Церковь пошел. А зачем народ в Церковь-то пошел? У многих это было так: мода, любопытство…
– По роду деятельности вам часто приходится сталкиваться со светскими властями, с госструктурами. Часто ли ваши представления о воспитательной работе с молодежью, например, или о других проблемах идут вразрез с их представлениями?
– о. В.: У них же свои программы, свои стандарты. Они же по этим программам, стандартам отчитываются. Понятно, эти программы часто идут вразрез с представлениями Церкви на воспитание, на семью и так далее. Может быть, лично тот или иной чиновник со мной больше согласен, но он же чиновник. Но какие-то точки соприкосновения находим, какие-то совместные проекты осуществляем – например, Рождественскую елку главы администрации района. Это мы начали еще при бывшем главе администрации Смирновой Ольге Леонидовне, но нынешний глава это дело подхватил с удовольствием. Хотя я совершенно не навязывался. Дело в том, что Ольга Леонидовна – жена священника. Муж ее служит в Архангельске. Когда-то у нас в храме он был послушником. Представьте ситуацию: матушка, попадья и глава администрации района. Конечно, приходилось тяжко ей, приходилось тяжко мне – многие почему-то решили, что поп командует всем районом. И когда Ольга Леонидовна ушла с этого поста, я решил дать чиновникам от себя отдохнуть. В начале прошлого года избрали нового главу администрации, и до декабря я не появлялся. Потом в декабре меня уже стали сами разыскивать по поводу Рождественской елки. Так у меня и с новым главой отношения наладились. Я ведь и раньше не навязывался, приглашали – я приходил.
– А конфликтные ситуации бывают?
– о. В.: Много разных перипетий было. Вот, например, совместно с администрацией района мы устраиваем летний детский оздоровительный лагерь. Раньше у нас была детская площадка, то есть лагерь дневного пребывания сначала для приходских детей и только маленьких, учеников начальных классов, потом стали приглашать детей извне и разных возрастов. Потом собрались сделать круглосуточный лагерь, миссионерский отдел Православного Свято-Тихоновского гуманитарного института в этом нам помог. И вот тут случилась история. У нас в районе есть муниципальный лагерь, бывший пионерский, и чиновники нам позволили самим набрать детей на первую смену. Мы обрадовались, я пригласил девчонок из университета, студенток-миссионерок. А чиновники говорят: «Давайте, мы вам еще ребятишек дадим из социально неблагополучных семей и из одного детского дома». Речь шла не о нашем красноборском детском доме, там ангелочки по сравнению с теми, которых нам прислали – приехало настоящее хулиганье, среди которых были даже судимые, и они жили вместе с нашими, уже как-то воспитанными нами детьми и с нашими студенточками (одна даже не выдержала, сбежала). Такую вот нам чиновники «свинью» подложили. Но ничего, с Божией помощью мы это проскочили, никто никого не убил, никто никого не изнасиловал. А я этого очень боялся – ведь приехали воспитаннички 17-18 лет, а у меня воспитателям по 18 лет. На следующий год я был уже умнее, сказал: «Все, больше нам не надо такого». Бывают и другие ситуации, когда нам пытаются «вставлять палки в колеса».
– Что за «палки в колеса»?
– о. В.: У нас в Красноборске не все нормально относятся к Церкви. Кто-то настроен атеистически, кто-то – антиклерикально. Кому-то не очень нравится, когда приход занимается воспитанием детей – сиди в церкви и никуда не высовывайся, а то какие-то миссионеры ездят по району, проповедуют что-то… Ну и, бывает, какую-нибудь подляночку да подложат. Вот пример: мы хотели на базе этого же муниципального лагеря открыть на одну смену православный военно-спортивный лагерь. Я уже собрал детей, через неделю должен был состояться заезд, и тут мне сообщают, что военно-спортивный лагерь устраивать нельзя потому, что это детский лагерь отдыха и никаких дополнительных спортивных мероприятий там проводить не полагается. Спрашиваю чиновников: «Вы что, раньше не знали?» – «Знали». «А что же раньше не сказали? Я бы тогда не собирал ребят. Потому, что я хочу именно военно-спортивный лагерь сделать, меня эти ваши «вздох глубокий, руки шире» не интересуют». Вообще вот эти современные лагеря отдыха я не понимаю: детей собирают, как свиней – главная задача, чтобы они хорошо кушали и хорошо спали. Все – отдых, лафа. Откормить… Ну, что это такое? Мы что их, на мясо, что ли, готовим, на сало? В лагере ребенок должен бегать, играть, как-то развиваться. Он же за лето вырасти должен, возмужать, может, немножко. А с патриотизмом сейчас вообще дела плохи у нас в стране. Об этом же надо с ребятами говорить.
– Ваши разговоры о патриотизме не встречают ли сопротивления у кого-либо? Это ведь далеко не всем у нас нравится.
– о. В.: В одной из школ я вспомнил Евгения Родионова, сказал, что его чеченцы убили. Так на меня накинулись учителя: «Ах! Вы разжигаете межнациональную рознь!» Ничего себе! А я что должен сказать? Факт есть факт. Наших солдатиков убивают в Чечне, терзают, всячески издеваются над ними. Почему я должен об этом молчать? А Евгений Родионов пострадал за веру. Он пострадал не просто как солдат российской армии, а как православный христианин. Разжигание межнациональной розни… Потом мне только сказали, что в этой деревне одна чеченка живет. Причем, говорят, что она типа подколдовывает, и все ее там боятся. Я им говорю: «Не бойтесь, чечены – мусульмане, они не понимают, что такое порча, поэтому навести ее не могут. Это вы тут чересчур все грамотные».
– У нас в стране не все благополучно и с системой образования. Если ребенку из православной семьи в школе на уроках пытаются привить что-то, несовместимое с его религиозным мировоззрением, что делать родителям? В больших городах, как вариант, есть православные общеобразовательные школы. А как быть жителям вашего района?
– о. В.: Да, у нас особого выбора нет. Есть село – есть обычная школа. А следующая школа в следующем селе. Мои дети ходят в обычные школы, но у нас выбор побольше, чем у многих: наш храм и наш дом стоят на окраине Красноборска, и нам что до краснобрской школы, что до школы в деревне Егда – почти одинаково. Когда мы узнали, что в красноборскрй школе идут всякие прозападные программы – «2100», Занкова, Виноградова – мы сразу перевели детей в деревенскую школу. Сейчас этих программ там вроде уже нет, есть наш единый президентский стандарт, который, честно говоря, намного лучше тех программ. С педагогами бывает несколько сложнее. Нам повезло – Господь милостив, дети учатся хорошо и потому пользуются уважением в школе. В этой деревенской школе учится около 80 человек. И какое-то время было так, что восьмая часть учащихся – мои дети (смеется – И. Л.), в каждом классе по моему ребенку. В нынешней ситуации нужно, чтобы дети православные были прилежными в учебе и во всем остальном. Тогда с их мнением многие учителя будут считаться. Вот мой второй сын пришел как-то в школу 22-го апреля, а там учительница говорит: «Дети! Сегодня такой день! День рождения Ленина!». Мой сын говорит: «А позавчера был День рождения Гитлера». Учительница: «Пашенька! Как ты мог так сказать?!». Паша: «А какая разница? Тот палач, и другой палач». И все. С одной стороны Паша – отличник, с другой стороны, он может высказать свое мнение смело. Паша учит ту же историю по программе, рассказывает, что написано в учебнике, а потом иногда добавляет: «Но на самом деле это не так, а вот так». И вот сейчас Паша перешел из деревенской школы в Красноборскую (в деревенской только 9 классов), я смотрю, его там приглашают то один семинар провести в классе, то другой, причем по весьма спорным вопросам. То есть не учитель дает материалы по некоторым темам, а Паше предлагает тему, и Паша готовит тему и дает по ней материал. В наших сельских школах такое возможно. Во всяком случае, у нас в районе вот так. На самом деле, со многим мы справляемся Божьей милостью. У одного из моих сыновей были конфликты со сверстниками. Класс, где он учится, шалопаистый. И если что-нибудь нахулиганить, урок сорвать – все за, Вася против. Например, говорят они все, как один, пожилой учительнице: «Вы нам этого не задавали!», она уже начинает верить, а тут Вася встает и говорит: «Ребята, вы чего врете-то? Ведь задавала!» Поначалу ему было тяжко. Но он парень крепкий, богатырского телосложения, так что сейчас к нему никто не пристает (смеется – И. Л.). Я расспрашивал в школе – класс этот и хулиганить так уж перестал, этот паразит Вася все испортил (смеется – И. Л.). В детский сад мои дети не ходили и не ходят – зачем? У нас дома детский сад, причем лучше, чем государственный – дети разного возраста, и у нас воспитывается не соперничество, а послушание. А старший мой сын пошел в 1-й класс в красноборскую школу – тогда там как раз внедрялась программа «2100». И там в азбуке такие картинки: вурдалаки, кикиморы и тому подобное. Трансформеры какие-то, черепашки-ниндзя… И первые слова, которые изучаются – это (я не преувеличиваю) «пир», «тир», «тигр», «грог». То есть, тигр на пиру напился грога, пошел в тир и пострелял… Ничего себе букварь… И всяких этих кикимор надо было еще и раскрашивать. Мой ребенок взял черный карандаши это все дело закрасил так, что и видно не стало. Учительница в шоке: «Витя! Ты что такое сделал?!» А он говорит: «А чего я буду всякую нечисть раскрашивать, бесов всяких?». Ему семь лет было, но он знал, что кикиморы, лешие – это все бесы. И просто, по-детски ответил. Учительница все поняла, больше таких заданий не задавала. Правда, он немного там проучился, всего полгода. Так что самое главное, чтобы наши православные дети в школе были на высоте, чтобы они были умными, смелыми, крепкими. Тогда с нами будут считаться.
