– Есть ли иерархия грехов? Что страшнее, убийство или чревоугодие?
– Святые отцы говорили, что есть иерархия грехов, конечно. Что корень всех грехов – гордыня. Поэтому иерархично, получается, над всем стоит гордыня. Ну а если сравнивать убийство и чревоугодие, это все равно, что сравнивать ученого и актера – кто лучше? Или, допустим, спортсмен-хоккеист или спортсмен-футболист – кто лучше? Кто больше пользы приносит обществу, или кто меньше вреда? На самом деле совершенно не важно, из-за какого греха человек погибнет.
– Что такое деньги?
– Деньги? В свое время мне папа говорил, что деньгами должна быть мера труда, человеко-час. Если, допустим, на хлеб нужно потратить 300 часов, а на то, чтобы собрать машину, нужно потратить 100 часов, то, соответственно, хлеб и должен стоить в три раза больше чем машина. Наверное, изначально деньги и были такой мерой, пока не появились средства роскоши, средства удовольствия, тогда эта мера стала изменчивой и переменчивой, и мы сейчас видим неадекватную переоценку машин и недооценку хлеба.
– Вы слышали рок оперу «Иисус Христос – суперзвезда»?
– Тогда, как неверующего, она меня не привлекла упоминанием библейских моментов или сюжетов. А музыкально я не считаю ее выдающимся произведением. Вот «Стена», например, группы Pink Floyd на меня произвела впечатление. Это было такое культовое у нас в университете произведение. В нашей компании.
– Ваше любимое произведение Достоевского?
– «Братья Карамазовы». Там очень здорово показан образ, как считается, старца Амвросия Оптинского. И Алеша Карамазов мне очень близок с его мечтаниями, исканиями. Мне очень нравится мотив, по которому Алексей ушел в монастырь. Эту фразу я несколько раз даже цитировал на проповедях, когда он говорит, что «Не могу я вместо того, чтобы отдать все и идти за Христом, отдавать две копейки старушке у церкви и ходить только к обедне». Все – это не две копейки и идти за Христом – это не только к обедне ходить.
– Как вы пришли к вере?
– Я пришел к вере, потому что я задумался. Я встретил на своем пути свою будущую супругу, она была христианкой, и я понял, что ее внутренний мир гораздо глубже моего, а я был атеистом на тот момент. И хоть и казалось, что я там чего-то достигал, чего-то находил, но это совсем не грело. Тогда я пошел в православие. Точнее даже не пошел в православие. Почему мне еще очень нравится Алеша Карамазов, потому что я точно так же, как он, когда приехал к отцу Владимиру Волгину, матушкиному духовному отцу, познакомившись с ним, понял, что ему я могу доверять. Я очень счастливый человек – у меня очень хорошие родители, но, встретив отца Владимира, я понял, что ему я могу довериться, в каком-то глубоком смысле довериться. И целый год я к нему ездил, слушал его, смотрел на него, и через год я приехал к нему с желанием креститься.
– Что такое адреналин, когда человек рискует жизнью?
– Я отношусь к тем людям, которые считают, что один раз, если это не греховное удовольствие, если оно не связано напрямую с грехом, почему бы это не испытать. В прыжке с парашютом, например, нет никакого греха. Но и не греховное удовольствие может стать греховным, если ты начинаешь к этому привязываться. Апостол Павел говорит: «Все я могу, но ничто не должно обладать мною». Если через какое-то время эти прыжки с парашютом начинают мною обладать, то это уже, конечно, страсть, это грех.
– Как складывалась ваша карьера священника?
– У меня было так: в пятницу – защита диплома, в субботу – ЗАГС, в воскресенье – венчание. Потом батюшка дал нам три месяца попутешествовать и мы приехали к нему на приход. Я думал, что приехал навсегда, и батюшка думал меня там рукополагать. Но потом батюшку через год перевели в Москву, и я за батюшкой перешел сюда. Я по специальности, получается, не работал совсем. Но у меня были научные работы, то есть я готовился стать ученым. У меня был очень хороший научный руководитель, женщина с мировым именем, и она мне очень хороший запас дала.
– Когда человек складывает с себя сан – это предательство?
– Мне батюшка говорил, что он не встречал за свою жизнь священников, которые по какой-то причине отказались бы от сана или лишились сана, и не деградировали, в том числе, не деградировали как личности. Я не берусь сказать, предательство это или нет, но я за свою жизнь встречал буквально троих или четверых таких священников и, действительно, на мой взгляд, налицо, что был очень интересный человек, очень горячий. А получается что-то пустое, неинтересное. И я думаю, что от сана, от Божьего призвания быть священником отказаться, без ущерба для своей души, невозможно.
– Сколько детей нужно для счастья?
– У меня семеро, я думаю, это минимум для счастья. А если серьезно, я думаю, что кому-то один ребенок – это счастье, если он его выстрадал, вымолил, кому-то два, кому-то пятнадцать. Каждый ребенок – это счастье. Но я думаю, что без детей совсем, конечно, тоскливо.
– Есть ли универсальное правило жизни для христианина?
– Господь сказал: «Чего не хотите себе, не делайте ближнему своему». Я думаю, это самое универсальное правило. Из него вытекает что? Мы все хотим любовь получать от ближнего, значит, и нам нужно давать любовь. Это все равно, что если вы хотите обойти земной шар. Какая разница, вы пойдете направо или налево? Вы рано или поздно, обойдя, придете туда же. Так и здесь. Если я начинаю любить ближнего своего по-христиански, как от меня ждет Господь, то я приду и к Богу, или, если я начинаю любить Бога, я начну любить и ближнего своего. Я не смогу пренебрегать, кричать на ближнего своего, зная, что я перед Богом никто, ноль без палочки, и только Он меня оживляет, одухотворяет, дает силы действовать. Я понимаю, что и рядом со мной человек к Богу карабкается с такими же силами. И как его не полюбить, как его не понять.
В жизни каждого священника, да и просто любого человека происходят чудеса. Мы попросили отца Бориса рассказать о запомнившемся ему чуде:
Ну вот сейчас я выходил, встретил Татьяну, уточнил некоторые детали. История такова: она пришла ко мне в первый раз на исповедь в марте, потому что ей посоветовала какая-то наша общая знакомая. Она ходила март, апрель, в начале мая она пришла с вопросом, что на первое июня она купила билеты в Испанию. Причем интересно, что это был рейс какой-то пролетающий через Москву и подсаживали только восемь человек, и она с дочкой должна была лететь. У меня в памяти как-то было, что с июня у нас начинается Петровский пост и я ей сказал, что не надо лететь постом и вообще отдыхать постом, надо дома молиться, а когда закончится пост, вы и полетите. Почему-то у меня было такое убеждение, что нельзя их отпускать лететь.
Наташа, ее дочка, которая теперь матушка нашего диакона, она это слушала скептически, и даже спорила, дескать, мама, кого ты слушаешь, ты его видишь второй раз в жизни, и хочешь даже билеты сдавать. Они потеряли 400 евро, это большие деньги были для них. Второго июля они пришли обе с квадратными глазами, дескать, батюшка, откуда вы знали?
Самолет разбился. Там столкнулся самолет, он летел с детьми, причем, там много было детей. Столкнулся с грузовым самолетом. Там никто не выжил.
Я помню, что отец Владимир тогда, когда историю эту услышал из первых уст, он даже после службы вышел и всем прихожанам эту историю рассказывал, чтобы все порадовались за них, спасенных от авиакатастрофы.
Материал подготовлен на средства гранта
