Ощущение собственной беспомощности – одно из самых мучительных переживаний для человека. Александр Безгодов живет с ним всю жизнь. И при этом улыбается, творит красоту, помогает людям, верит в хорошее. Наш корреспондент отправилась в краснодарский город Курганинск, чтобы понять, как это ему удается.
Город без преград
Как и многие другие краснодарские городки, Курганинск – бывшая казачья станица. Ее основали в середине XIX века линейные казаки, державшие линию обороны по реке Лабе от горцев. Здесь еще памятны те времена, и, когда едешь на машине по дороге, проложенной по правобережью, то тут, то там видны стоящие на вершинах курганов сторожевые башенки.
Курганинск очень похож на сотни городков по всей стране. Но на удивление – совершенно плоский. Когда мы вышли прогуляться с нашим героем, не увидели ни одного бордюра. И Саша говорит, что на электроколяске можно проехать везде. При желании от его дома можно добраться до центра, где рядом расположены два храма и небольшой парк. Но для этого аккумуляторные батареи должны быть совсем свежими.
Без коляски Саша совершенно беспомощен. Из-за ДЦП он даже не может повернуться с боку на бок в постели. Каждый будний день к нему приходят двое мужчин из соцзащиты, чтобы поднять его и усадить в коляску. Соцработница помогает с утренними процедурами. В обед – еще один визит соцработницы, чтобы навести порядок, приготовить еду и покормить подопечного. Сам он не может ни кастрюлю достать из холодильника, ни налить чаю. Зато получается управляться самому с приборами.
Зрение меркнет, надежда – нет
Раньше Саше требовалось меньше помощи. В школе, в Северодвинске, он наравне с другими детьми делал все письменные работы от руки. И позднее, когда учился на юриста в Поморском госуниверситете им. М. В. Ломоносова. Потом спастика усилилась, и руки скрючило так, что и телефоном, и разными пультами получается управлять только костяшками или всей кистью.
Спастика очень портит жизнь парализованным людям. Она возникает, когда нейроны в спинном мозге работают неправильно и заставляют мышцы постоянно быть в напряженном состоянии. Иногда настолько, что суставы буквально выворачиваются.
Саша на удивление спокойно воспринимает свое состояние. Он отвечает на все вопросы прямо и откровенно, но без какого-либо надрыва, с невероятным достоинством.
Когда он объясняет, что операции не помогают справиться с отслойкой сетчатки и зрение неуклонно ухудшается, я внутренне ужасаюсь. Ведь без возможности зарабатывать юридической практикой жизнь на одну пенсию в 14 000 рублей будет очень грустной. Но не решаюсь сказать об этом вслух.
Наш герой уверен, что решение всегда найдется.
Один и не один
Дом на тихой курганинской улочке Саша и его мама выбрали, когда в Северодвинске у них не осталось никого из родственников. Умерли бабушка и дедушка, у которых Саша жил почти до 10 лет, не стало родного отца, потом и отчима. К тому же мама давно хотела перебраться из Заполярья в теплые края. Вот только пожить на Кубани ей выпало совсем недолго.
С одной стороны, Саша остался совершенно один. А с другой, он никогда не один. У него много друзей. Когда мы идем в сторону вокзала, с ним то и дело здороваются – и мальчишки, и нарядные по случаю вечера пятницы девушки, и взрослые. Я спрашиваю, как он умудряется находить друзей? Неужели вот так запросто знакомится на улице? Он отвечает: «Да хоть на улице, что тут такого?»
Действительно, чему я удивляюсь. Мой собеседник – умный и приятный молодой человек. Чувствуется, что он начитан, многое видел, многое понимает. С ним можно говорить о чем угодно. И Саша подтверждает – друзья часто делятся с ним чем-то сокровенным. А он помогает им разобраться в ситуации, в себе. У него это хорошо получается, без потери собственного ресурса. Так что если задумываться о втором высшем, то это наверняка было бы психологическое образование.
Именно друзья и соседи каждый вечер приходят, чтобы подать Саше ужин, а затем помочь ему перебраться в постель. В выходные соцработников нет, так что можно рассчитывать только на волонтеров.
Я осторожно расспрашиваю об этом, и Саша говорит: «Курганинск, конечно, уступает большим городам в плане того, что пойти тут особо некуда. Музей вот один-единственный, и экспозиция в нем достаточно простая. Но зато можно обратиться к человеку, и он приедет к тебе уже через 10 минут».
Дом как весь мир
В музее наш герой бывает чаще всего заодно с какими-нибудь делами в Краснодаре. Недавно продолжал эпопею с глазами и заодно побывал в картинной галерее, там как раз были очень интересные работы. Но это – редкое удовольствие.
Тем не менее в Сашином доме чувствуется художественная насмотренность и тонкий вкус хозяина. Над компьютером – акварель в оригинальной технике, это Саша пробовал свои силы, когда ездил в оздоровительный центр. Там бархатная, спокойная ночь и веселые звезды. Аллюзия на Ваг Гога тонкая, едва уловимая. А рядом – карандашный портрет самого Александра, нарисованный его товарищем из Белоруссии.
Саша сам руководил ремонтом в доме и сделал все по своему вкусу. Много технологических решений – камеры над входом пишут изображение в облако, и хозяин, как и его друзья, в любой момент могут увидеть, что происходит.
Свет везде включается с пультов. Например, входная дверь. Хозяин ею очень гордится. И есть отчего – прежде он, возвращаясь с прогулок, вынужден был ждать, пока кто-нибудь сможет распахнуть дверь перед коляской. А теперь сам контролирует ситуацию.
Повсюду в комнатах изящные вещицы, а цвета тщательно подобраны. В просторной гостиной – теплый бежевый и коричневый и контрапунктом огромный зеленоватый аквариум. В спальне – белый и густой синий, в углу стоит композиция из сухих цветов. А кухня полностью посвящена Венеции.
Отправиться в путешествие – давняя Сашина мечта. Он дотошно расспрашивает меня о Иерусалиме и довольно кивает, когда я говорю, насколько там все приспособлено для колясочников, если не считать тысяч ступенек старого города.
Секрет очень прост
Пока Сашины путешествия ограничиваются оздоровительными центрами. На фотографиях из поездок он с друзьями, рядом с морем, возле стеллажей с книгами. И всегда улыбается. И все время, пока мы общаемся, он тоже улыбается и смотрит открыто и радостно. Нам с фотографом так и не удается поймать кадр, чтобы показать, что вообще в жизни Саши есть трудности.
Даже на маленьком рынке нарочно просим его поехать там, где сверкает сварка и навалены металлические конструкции. Соседний проход между торговыми палатками совершенно свободен, но на лице рабочего – ни тени недовольства. Он успевает убрать все в сторону еще до того, как Саша оказывается рядом. А сам Саша снова улыбается.
И соцработница Антонина Владимировна, когда я заглядываю к ней на кухню поблагодарить за чай, говорит: «Наш Саша необыкновенный!»
«Вы по-своему занимаетесь благотворительностью, а мы, на своем месте, по-своему», – объясняет моя собеседница. Она делает здесь гораздо больше, чем официально положено инвалиду. А потом добавляет: «Понимаете, он правда необыкновенный. От него уходишь уставшей физически, но на душе светло и радостно».
Я спрашиваю у Саши, неужели он никогда не унывает? Он отвечает: «Бывает, конечно, я же человек. Но недолго. Может, час или два, не больше».
Когда мы уже прощаемся, я все думаю об этих словах. Насколько они правдивы? Ведь Саша зависит от соцработниц, зависит от своих друзей. Он умен и понимает, что с жизнерадостным и спокойным человеком люди будут общаться охотнее, чем с вечно чем-нибудь недовольным. Его внутренняя радость – это природное? Какая-нибудь генетическая особенность, дающая повышенный уровень эндорфина? Или самодисциплина и привычка?
Я не задала этот вопрос. Но Саша, сам не зная того, дал ответ. Когда я уже собиралась повернуться и пойти в машину, он очень тихо сказал, что для него важна и значима его вера в Бога. Что он пришел в Церковь уже в сознательном возрасте, а потом, глядя на него, воцерковилась покойная мама. А его самый любимый стих в Библии: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего Единородного, чтобы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную».
Бог любит мир. Любит каждого из нас. И в наших болезнях, и в трудностях, и в сомнениях. И когда в нас светит отражением этой любви наша любовь к миру и людям в нем, мы никогда не одни.