С зоны Елене чудом удалось позвонить домой.
Трубку взяла сестра.
– Ань, привет! Это Лена. Я жива, просто… я в тюрьме. Знаешь, у меня здесь ничего нет… Можешь купить мне несколько трусов?
Голос сестры на том конце провода был испуганным.
– Привет… А нам сказали, что у тебя СПИД…
– Стоп, Ань! У меня не СПИД, у меня ВИЧ – это разные вещи. Кстати, в быту он вообще не передается. Я не заразная, понимаешь?
–Угу, – задумчиво сказали на том конце провода и повесили трубку.
«То самое»
– Сегодня меня не будет в офисе, письмо на бланке я смогу прислать только завтра, – объясняет Елена кому–то по телефону. – Хорошо, тогда скиньте мне реквизиты.
–Всё, можем ехать, – это уже мне, – только через сорок минут мне нужно забрать дочку из школы.
***
Ленино детство, счастливое и безоблачное, пришлось на 90–е. У ее отца была в Оренбурге хорошая должность в системе дорожного строительства, а мама работала в отделе городского проектирования.
Когда Лене было 13, внезапно умер отец. Онкология. А через год, когда Лена и ее сестра Аня были в лагере, в дом забрались грабители и убили маму.
С большим трудом их согласилась взять под опеку тетка. Правда, родными для нее девочки так и не стали. В итоге шестнадцатилетняя Лена и тринадцатилетняя Аня остались одни. На две пенсии и свою стипендию в техникуме информатики и вычислительной техники Лена покупала продукты и, как могла, училась вести хозяйство.
В то время она стала потихоньку ходить на дискотеки в местный дом культуры. Надеть туда можно было единственные джинсы, которые купил еще папа. Впрочем, еще у них осталось огромное количество его рубашек всех цветов. Чтобы не было видно, что они мужские и ей велики, девушка расстегивала две верхних пуговицы, закатывала до локтя рукава, а избыток ткани завязывала на животе узлом. И казалась себе в таком виде страшно модной.
На фоне голодной жизни 90–х годов ярко и соблазнительно выглядели легендарные глянцевые журналы того времени – «Elle», «Cosmopolitan» и «Птюч». Журналисты взахлеб описывали модные вечеринки, где царит атмосфера всеобщей любви, и каждый растворяется «в природе, в музыке и в моменте». Авторы статей не скрывали, что такая атмосфера достигается за счет каких–то клубных наркотиков, по их мнению, совершенно безвредных.
Знакомые, с которыми Лена подружилась на дискотеке, впервые и предложили ей попробовать «то самое», из журналов. Они были намного старше ее, и она перед ними немного робела: все–таки мама ее учила, что взрослых надо слушаться.
– Прям «то самое»? – улыбнулась Лена. – Ну, давайте!
Денег они от нее не потребовали – ни в этот раз, ни потом.
«То самое» надо было почему-то пить.
Какие у нее были ощущения? Ну, какие? Всем было просто весело.
Хотел привязать
Потом Лена сдала на права и стала ездить на отцовском «Москвиче». В тот день на дороге ее подрезал мужчина почти вдвое старше. Он сам, правда, утверждал, что в ДТП виновата именно она, но он готов простить, в честь чего они должны у нее дома попить чай. Чай, так чай. Однако молодой человек в гости пришел не один, а привел с собой компанию своих друзей. Увидев чайник – усмехнулся и велел выдать ему миску и половник. Половник? Оказалось, компания банально искала место, где сварить мак. Слово за слово, молодой человек сделал первый укол и Лене. Как–то так получилось, что она была не против.
А через несколько дней она сильно простудилась.
– Он приехал и уколол меня снова, дескать, чтобы помогало выздороветь, – рассказывает Елена. – Потом ещё приехал на следующий день, а потом и уезжать перестал, колол меня несколько раз в день. Я его позже спрашивала, зачем он это делал, он ответил, что так хотел меня привязать к себе. Говорил, что я ему очень нравилась. В итоге привязал не к себе, а к наркотику. Он умер в 2022 году. Царство ему Небесное. Димой его звали.
От дозы до дозы
Потом в жизни Елены появился человек, которого она называет своим первым гражданским мужем. Он был старше нее, легкий в общении и веселый. Во время одной из первых встреч он предложил ей героин.
С тех пор они кололись вместе, наркотики доставал он сам.
Постепенно выяснилось, что «муж» был «разводящим» – криминальным авторитетом, который разрешает споры других воров.
Однажды «муж» позвонил из местной больницы – оказалось, убегая от милиции, он упал с большой высоты. Лена помчалась навестить. Весь переломанный, любимый лежал на вытяжке и стонал, то ли от боли, то ли от ломки. У девушки сжалось сердце. Тогда она впервые и решилась купить дозу сама.
Откуда она все время берет вещество, больной поинтересовался только через пару месяцев, когда переломы начали срастаться, а боль стихла. Спросил – и тут же дико наорал на нее.
Елена впала в ступор. Что не так? Оказалось, что в блатной иерархии распространитель – Елена – считалась «барыгой» и стояла гораздо ниже его – криминального авторитета. Связь с «мелкой сошкой» его компрометировала, хотя на тот момент была ему удобна.
И понеслось – после выписки в квартиру потянулись вереницей клиенты «мужа». Покупать наркотики отправляли Елену. Возле аптеки тогда часто дежурили опера, шприцов было не купить, поэтому обычно кололись все из одного шприца по кругу. «Презренной барыге» разрешалось уколоться самой последней.
– Кошмар! В своей собственной квартире я сидела в уголке и посторонние люди всячески давали мне понять, что я полное ничтожество и вообще – едва ли достойна жить, – качает головой Елена. – Но тогда мне сказали, что мир устроен именно так, и я поверила.
Когда «муж» внезапно куда–то исчезал без предупреждения, Лена пыталась лечиться, но он также неожиданно возвращался, и жизнь от дозы до дозы начиналась снова. Техникум она, конечно, бросила.
***
– Мам, ну, я правда, сама писала, – по дороге из школы в музыкалку оправдывается за неожиданную двойку по литературе отличница Анфиса. – Только нам задали про Одноралова, а у меня получилось не про Одноралова. Ну, не знаю, как так получилось!
Нужно было подготовить сообщение по писателям Оренбуржья, и одиннадцатилетняя исследовательница с двумя косичками, видимо, утонула в информации.
– Анфиса, ну как можно получить двойку за домашнее задание? С Интернета, что ли, списывала?– допытывается Елена у дочери, одновременно пытаясь не пропустить поворот в узких улочках.
– Откуда ты знаешь, что я списывала? – изумляется Анфиса.
– Потому что я тоже была девочкой, и все твои мысли наперед знаю, – назидательно говорит Елена. – Ладно, давай, беги, а то опоздаешь.
Результат – положительный
Потом Лену в первый раз задержали за хранение и сразу взяли анализ на ВИЧ. Некоторые от него отказывались, но ей было все равно – у нее в тот момент была жуткая ломка.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на полу в отделении милиции. Над ней склонились два медика со скорой:
– Плоховатенька. В больницу ее, что ли везти?
–Да не возьмут ее, наркошу.
Они сделали укол и уехали. Лена осталась лежать на холодном полу, но ей стало немного легче.
……….
Когда пришли результаты, молоденькая следователь, заглянув в листок, пожала плечами: «Положительный. В общем, ВИЧ».
И что?
Ничего.
В тот, первый раз, ее из отделения отпустили.
Дома она вспомнила все, что раньше обрывками читала и слышала про ВИЧ. Прикинула, что проживет еще лет семь и решила не переживать.
***
Елена открывает дверь квартиры. Навстречу нам выбегает веселый далматин. Увидев незнакомого человека, собака грозно лает, но вычислив пирожок с мясом на дне моего рюкзака, тут же дает понять, что полюбила меня навсегда.
–Отойди, Беатриса! – укоризненно говорит ей хозяйка. – Что ли совести у тебя нет?
Скорбно опустив голову, Беатриса уходит в комнату, а мы остаемся на крошечной кухне разговаривать дальше.
–Будете борщ? После смерти родителей я ничего не умела делать, не знала даже, что значит посолить суп «по вкусу». Соседка приходила мне объяснять и очень смеялась. Этот я сама варила, но детей уже всему научила. Чтобы не было как у меня.
«Спидозная»
Летом 2000-го года девушку снова задержали и на год посадили за хранение.
–Повезло, – уверена Елена. – Иначе бы я еще тогда погибла. Я даже письмо нашему оперативнику прислала с зоны: «В РОВД, майору такому-то. Спасибо, что вы меня посадили». Они его всем отделением потом цитировали, больше им такого никто не писал.
Но в целом тюрьма – это совсем не про веселье. Где уж там, когда у тебя несколько месяцев нет зубной щетки и чистых трусов, потому что на суд ты попала, в чем задержали, а родные не знают, где ты, и жива ли вообще, ведь мобильники в то время были большой редкостью. А еще у тебя смертельная болезнь, и теперь у тебя банально нет будущего. В итоге радость, опасения, планы и другие сложные эмоции теперь в твоем мире не существуют. В нем есть только постоянная, почти звериная борьба за жизнь – чтобы не побили, чтобы скостили срок и, может быть, чтобы не дуло от окна.
…Камера была многолюдная, вдоль стен – двухэтажные железные нары, на них брошены матрасы. В тот день Елену возили на станцию переливания крови подписать документ о том, что она предупреждена об уголовной ответственности за распространение вируса. Вернувшись, Елена простодушно рассказала сокамерницам, зачем вызывали. Так соседки узнали, что у нее ВИЧ.
На мгновение в камере стало тихо. Следом поднялся невообразимый крик, началась паника. Помаду и тушь, которыми перед поездкой красилась девушка, брезгливо выкинули, и тут же с криками стали решать, что делать с ней самой.
В конце концов, выделили край стола и строго-настрого запретили прикасаться к любой посуде, кроме своих ложки и миски. Порешив так, камера устала и затихла на ночь.
А наутро все началось заново: соседка с нижних нар, сильная крупная женщина, сидевшая за разбой, стащила Лену вниз и погрозила кулачищем.
– Что ты тут делаешь, спидозная! – надвигалась она на Лену. – У меня двое детей, между прочим. А вдруг я тут от тебя чего подхвачу?
Лена растерянно пятилась назад. Разъяренная соседка надвигалась все ближе, глаза у нее были бешеные.
Сейчас задушит.
Боковым зрением Лена заметила, что сзади кто–то собрался пить чай – сунул кипятильник в белую эмалированную кружку.
Может, швырнуть ей в лицо эту кружку с кипятком? Нет, не успею, к тому же обожгу руку. А что тогда?
Сокамерницы с любопытством смотрели за происходящим. Никто и не думал за нее заступаться. Лена успела горько усмехнуться: вот она, оказывается, смерть какая, и ВИЧ тут совершенно не при чем.
Зечка выругалась и замахнулась. Елена не успела испугаться.
Раздался лязг. Грохот. Дверь в камеру распахнулась.
«Шастина, на выход!» – выкрикнул конвойный, не зная, что только что спас ей жизнь.
Досиживала Лена в камере для наркоманов. Там все были спокойные и веселые, хотя и были уверены, что жить им осталось недолго.
***
–Гриша, что делаешь? Надо погулять с собакой!
Грише 16, он серьезный русоволосый парень, и, по маминым стопам, студент экономического колледжа. Но сонная осенняя погода свалила всех, и, похоже, что сейчас без маминого напоминания далматин Беатриса рискует остаться без прогулки.
Правда, едва речь заходит о его любимом бодибилдинге, Григорий тут же просыпается. За несколько минут, на которые независимый подросток появляется на кухне, мы успеваем яростно поспорить про принципы правильного питания.
– Перед соревнованиями я пару дней совсем воду не пил. От этого очень здорово отеки сходят, даже на фотках разницу видно.
– Гриша, нельзя совсем не пить, это вредно для мозга и к тому же верный путь посадить почки.
Гриша все равно не согласен и дипломатично удаляется в комнату.
Проклятая зэчка и наркоманка
Из тюрьмы Елену встречал приятель из соседнего двора – человек, который когда–то поставлял ей наркотики. А больше было некому. Это был 2001, ноябрь, и у нее не было теплой одежды. «Друг детства» протянул ей свитер, дубленку и…дозу.
– Ты больной? Я не буду больше колоться!
–Ага! Конечно, – сказал дилер и засмеялся.
У Лены сжались кулаки. Дилер пожал плечами и ушел.
А малюсенький пакетик остался у нее. Нечаянно. Дома, стараясь не смотреть на него, она положила его подальше в шкаф и забросала горой вещей. Нет пакетика. Не было. Показалось. А на следующий день пошла искать работу. Вот. Требуется уборщица. Как не можете взять? Почему? Тогда курьером. Тоже нельзя? Но почему? Что значит потому?
Да ничего. Просто как только кадровики слышали про справку об освобождении, перед ней сразу захлопывали дверь.
Вышла с очередной проходной уже вечером. Пошел снег. Хотелось думать про хорошее. Про Новый год. Про подарки. Она села на лавку и вспомнила, как папа в детстве каждую неделю давал ей целый рубль на карманные расходы. Она на эти деньги в киоске «Союзпечать» покупала календарики, такие классные, переливающиеся, и была совершенно счастлива.
В списке вакансий было еще несколько предприятий. Это на завтра. Где–нибудь, да возьмут.
А на следующий день в дверь позвонили. Откройте, это милиция! Предъявите документы. И началось. Искали кого–то из Лениных знакомых, топтались грязными ботинками по ковру, который остался от мамы, и кричали, что Лена – проклятая зэчка и наркоманка, и не важно, что уже отсидела и вышла, это с ней теперь навсегда. Навсегда. Навсегда.
Закрыв за ними дверь, она без сил опустилась на стул. На экране телевизора красиво одетые мужчины и женщины чокались бокалами с шампанским, улыбались, шутили и бросали друг в друга цветными завитушками серпантина.
Вдруг стало себя так жалко, что жизнь разом потеряла всякий смысл. Она бросилась в спальню, перерыла весь шкаф, нашла пакетик и пошла за шприцем.
И все завертелось по новой: купить–продать, укол сначала раз в день, потом несколько раз в день.
В один из дней в квартиру ворвалась милиция.
Отпираться было бессмысленно.
***
Вообще–то рассказы Елены о ее знакомых тех лет иногда кажутся диким преувеличением: этот умер сразу, другой стал инвалидом, а того похоронили несколько месяцев назад. И у всех – наркотики и ВИЧ. Разве так бывает?
Оказывается, этому есть простое и логичное объяснение.
В девяностые годы через Южный Урал проходил афганский наркотрафик и Оренбургская область до сих пор стабильно входит в пятерку лидеров страны по распространению заболевания.
Жить долго и рожать здоровых детей
Когда она сидела в СИЗО, медики передали Елене просветительские брошюры фонда «Новая жизнь». В брошюрах говорилось, что с ВИЧ можно жить долго и рожать здоровых детей. Это место ей неожиданно особенно понравилось, она его прочитала несколько раз: «Жить долго и рожать здоровых детей». С ВИЧ? Жить…Рожать… И я..?
Дали четыре года. Последние месяцы заключения она провела в колонии. Мастерская, где она работала художником, располагалась в старом ДК. А там за сценой были кучи книг, в беспорядке разбросанные на полу, словно кто-то в спешке освобождал библиотеку. Елена иногда возилась в этих кучах, в надежде добыть что-то почитать, но всяких Донцову и Устинову отвергала за бессодержательность, а Агату Кристи и Диккенса прочла еще в детстве, когда училась в физико-математической школе.
Оставались книги православные, и в них обнаружилась какая-то другая жизнь, которой Елена до сих пор не знала, но которая теперь ее чем–то зацепила.
Она выучила основные молитвы, потихоньку перевела для себя все непонятные слова.
Из колонии Елена вышла с твердым намерением – не колоться больше никогда и всеми силами избегать подлости.
Хотелось оторваться от всего прошлого и жить по–другому. Иногда, когда встречала на улице прежних знакомых, она просто переходила на другую сторону.
Правда, с первого дня на свободе ей стал названивать ее прежний дилер, каким–то чудесным образом узнавший новый номер:
– Ну, что, уже укололась? Будешь на меня работать?
– Нет. Не собираюсь. И работать на тебя не буду.
На следующий день опять:
– Ну, что? Да ладно, только не рассказывай мне басни, что после такого можно бросить.
Через несколько месяцев дилер от нее отстал со словами: «Не, ну ты ненормальная. Так не бывает».
Бывает. Зря она, что ли, сразу после колонии крестилась?
***
Елена рассказывает мне о своей жизни и мне кажется, что она знакома если не со всем городом, то с половиной точно. Удивительно: дилер жил в соседнем доме, директор благотворительного фонда училась с ней в параллели. С еще одним мальчиком из соседнего двора ее возили из тюрьмы на станцию переливания крови предупреждать о ВИЧ…
– Ну, понимаете, город маленький, – объясняет Елена. – С этим мы ходили в первом классе кататься на горку, а тот в третьем классе при всех съел майского жука, фууу. Про этих девчонок я переживала, что они со мной не водятся. Я думала, что я «не такая», а оказалось, что им страшно было дружить с отличницей. Ничего удивительного. Просто жизнь.
Признать свое бессилие и препоручить себя Высшей Силе
Сразу после тюрьмы она стала искать группу взаимопомощи для ВИЧ-положительных людей «12 шагов» – такую, о которой читала в брошюре, когда сидела в СИЗО. Пришла на встречу – и изумилась. Здесь ни у кого слово «ВИЧ» не вызывало брезгливости и ужаса. Как – с этим диагнозом можно жить? И к тебе будут нормально относиться? Как будто ты тоже – человек?
– Понимаете, эта встреча перевернула всю мою жизнь. Нет, не так сказала, – подбирает слова Елена. – У меня вдруг появилась настоящая жизнь. До этого я уже несколько раз лечилась, но теперь понимаю, почему тогда срывалась. В «12 шагах» есть первый, самый главный шаг, когда ты должен признать свое бессилие и препоручить себя Высшей Силе. Мне – девчонке – понять это было невозможно. Теперь же я пришла к этой мысли сама – мерзости вокруг меня было столько, что вытащить меня могло только чудо. И у меня получилось.
Спустя год группу поддержки в том же фонде «Новая жизнь» Елена уже вела сама.
– Это было что-то вроде моего служения, – объясняет она мне. – Я хотела поделиться своей радостью с другими, чтобы у них тоже все было хорошо. С 2007 по 2017 год, каждый вторник, к семи вечера я ехала и на несколько часов открывала зал, куда мог прийти любой желающий. Иногда приходило 10 человек, иногда не приходил никто. Я честно сидела в пустом зале до конца приема, потому что кто–то мог опоздать. Я ведь знала, как тяжело войти в эту дверь. В первые годы «половички» (те, кто получил вирус половым путем – ред.) были редки, и название было шуточно–ласковым. Потом «половичков» стало большинство. В те годы это в основном были истории обычных благополучных домохозяек, узнавших, что у них ВИЧ, которым их заразили мужья.
-Лен, объясните мне, почему люди не лечатся. Фантастическая какая–то ситуация: болезнь смертельная, но от нее уже сорок лет есть лекарства. А люди их не пьют.
–Во-первых, очень сложно признать, что ты болен. Ты же не умираешь прямо сразу. Во-вторых, препараты АРВТ непростые, у них есть период адаптации, когда за несколько недель организм должен приспособиться, и пока не привыкнет, он выдает разные фокусы. И очень редко кто без этого обходится.
Одни таблетки надо пить всегда после еды – иначе от них плохо, другие – вообще действуют на нервную систему даже до галлюцинаций, их, наоборот, чтобы этого избежать – надо на ночь, натощак. Бывает и такое, что побочки не прекращаются, тогда надо менять препарат. И все пьется строго по часам.
Врачи не всегда успевают это все объяснить, а люди, когда сталкиваются, рассуждают: «Неет, мне такого не надо. Вот начну совсем умирать, тогда буду лечиться». А потом уже поздно.
После занятий в группе взаимопомощи и работы с психологом жизнь Елены словно выпрямилась: потом была учеба в техникуме на бухгалтера и диплом с отличием в институте на экономиста, ведь папа всегда говорил, что высшее образование – это важно.
Елена стала много ходить по городу и когда видела мам с колясками, то думала: «Хочу так же». Сейчас, правда, смеется: «Надо было точнее формулировать свои желания!» Она родила двоих – Гришу и Анфису, и, счастливая, катала коляску по улицам, как и мечтала. О том, что может передать ВИЧ детям – никогда не переживала: если терапию принимать вовремя, она надежно защищает младенца от вируса. Дети здоровы. А вот с мужем пришлось расстаться – он оказался алкоголиком.
С сестрой Анной отношения восстановились, Елена обожает ее детей – своих племянников. Карьера тоже пошла в гору. Сначала она занималась продажами на предприятии, которое реализовывало грузовые машины, а потом в одной из фирм, которая оказывает услуги для нефтегазодобывающих компаний, ей предложили место директора. Там она сейчас и трудится.
У Елены опять звонит телефон.
– Ой, простите, это первая женщина, с которой я когда-то начинала работать. Она еще жива, надо же, Господи. Здравствуй. Ну, я теперь равный консультант в Ассоциации «Е.В.А.». Это не важно, номер, как видишь, прежний. Слушаю тебя. Что значит, ты начала отекать и принести тебе витамины? Что с тобой было в последнее время? Болела, пила антибиотики? Значит, это могут быть почки или печень. А может быть, и что-то другое. Это должен решать врач.
Когда ты в последний раз сдавала на вирусную нагрузку? Ты сейчас в каком районе живешь? Так. У нас с тобой один инфекционист, Давай мы к нему сходим, я тоже как раз собиралась. Но для этого надо встать рано. Я знаю, это непросто. Позвоню тебе послезавтра, хорошо?
Елена убирает телефон и молчит. Наверное, думает, чем помочь женщине, которая ей только что звонила.
А я думаю про нее. Удивительная судьба! И еще я думаю про листок, который видела у нее на кухне. Прямо над столом там висит текст 22 псалма. Текст не очень узнаваем, потому что переведен на современный русский, чтобы было понятнее хозяйке. Но смысл от этого не меняется: «Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит».
