В России каждый сотый ребенок живет в стенах детского дома. Всем уже известно, что там кормят, одевают, водят в баню. В детский дом приходят добровольцы, проводят праздники и дарят подарки, в общем, делают приятные для детей-сирот вещи. Но между тем, именно сироты являются в стране одной из самых трудно адаптируемых социальных групп, в этом им не уступают только бывшие осужденные, у которых проблема встраивания в общество также обострена.
При этом большинство детей имеют живых родителей, которые по разным причинам разлучены с детьми, уже через некоторое время забывают о них, продолжают в еще большей степени вести асоциальный образ жизни, не становятся лучше и пополняют ряды тех, кто потом с трудом адаптируются в общество. Некоторые семьи утратили своих детей по бедности, но, слабо зная свои права, не пытаются вернуть их, да и социальных служб, в том числе НКО, готовых поддержать и помочь нет. Бывает, что детей и не забывают, но система опеки работает так, что вернуть ребенка из детского дома часто бывает сложно – так крепки объятия тех, кто должен соединять семьи, помогать восстановиться в правах. По большому счету такой услуги у государства нет, хотя те же приюты и детские дома по закону должны и обязаны этим заниматься.
Сейчас в основном работает одна схема: дождаться, пока семья окончательно падет, а потом брать ее штурмом, милицейскими мигалками, спасать детей от нерадивых родителей, считая это благом. И когда слышишь рассказы сотрудников органов опеки о том, что де они спасли ребенка из ужасной семьи, которая годами спивалась, возникает вопрос, а где все эти годы были они, и чем конкретно помогли данной семье. На это обычно отвечают, что семья должна быть ответственной до самого конца, и если она не такая, то тут вступает в силу закон. Почему нельзя сделать так, чтобы ранней профилактикой занимались профессионалы? Сейчас они имеют доступ в закрытый детский дом, но не имеют открытого доступа в открытую ко всем проблемам и ветрам семью?
Вопрос ранней профилактики семейного неблагополучия лежит в нескольких плоскостях. Во-первых, семья начинает падать потому, что у нее возникли трудности: папа потерял работу, умерла старая, всеми любимая бабушка, ребенок сломал ногу и так далее. Это ситуации, которые могут случиться в любой семье, только одна семья сможет с этим справиться, потому что имеет такую внутреннюю возможность, а другая нет. Вот тут-то и должен срабатывать общественно-государственный механизм, когда получив сигналы от соседей, школы, больницы государственная система оказывает семье координационно-диспетчерские (фасилитаторские) услуги. Это может быть и помощь в трудоустройстве, предложение психологической и медицинской помощи, и даже приглашение священника, если такой вопрос возникает. Но в связи с тем, что наши службы чаще всего ждут, когда к ним придут – к ним никто не идет, потому что решать вопросы проще на своей территории, такова ментальность наших людей.
Тут бы как раз и пригодились общественные организации, получающие от органов местного самоуправления муниципальный заказ на оказание услуг для семей, находящихся в трудной ситуации. Чем глубже семья упала, тем дороже будет ее реабилитация. Значит, помогать надо до того, как всея семья сопьется. Для этого необходима широкая система сигналов, которая бы позволяла социально-общественным службам решать вопросы семьи. К примеру, те же приюты и детские дома могли бы выполнять эти функции, поменяв карательные методы работы, на поддерживающие. Но пока существует подушевое финансирование этих систем, они не смогут перейти на новый уровень участия в жизни родителей в неблагополучных семьях.
Справедливости ради надо отметить, что есть детские дома и приюты, которые начинают не только возвращать тех, кто живет под их опекой, но и идти в те семьи, откуда дети еще не поступили. Они заинтересованы в том, чтобы дети из семьей к ним не поступали. Потому что потом это будут уже другие дети и другие проблемы. Детский дом уже не боится, что завтра его не будет, а наоборот делает все, чтобы вся система, некогда растившая сирот с иждивенческим сознанием, работала на созидание семей. Такие тенденции есть только в некоторых регионах и, возможно, дело в политической воле губернаторов.
Это тот путь, который не ликвидирует силовым методом сопротивляющуюся систему детских домов, а приведет к их реструктуризации и выполнению совсем иных задач – задач сохранения семьи. Этот путь прошли и европейские страны, поняв, что изъятие ребенка из семьи приводит к тому, что из стен сиротских учреждений выходят дети, которые создают новые проблемы себе, обществу и тому же государству, которое опять же вынуждено искать средства, чтобы спасать уже тех, кого они уже когда-то «спасли». Детский оборот из одной социальной группы в другую приводит и к созданию новых социальных институтов, которые опять же необходимо финансировать.
К примеру, в среднем, ребенок в детском доме обходится государству от 30 и более тысяч рублей в месяц. При этом уровень подготовки сирот к самостоятельной жизни кране низкий. Небольшой процент из них имеют закрепленное жилье. Большинство из них поступают в ПТУ, где часто не учатся, получают низкий уровень профессиональной подготовки. Выпускники детских домов имеют большие проблемы с созданием семьи и ее содержанием, если все же она была создана. В семье же, где на ребенка могут за месяц потратить три-пять тысяч рублей, таких перекосов не происходит. В органах власти уже есть понимание, что при существующем положении дел одной рукой разрушается семья, другая рука пытается помочь тем, кого уже изъяли из семей, состояться в жизни. Чаще всего обе руки работают отвратительно. Вне норм и законов. Гораздо проще обеими руками сохранять то, что без чего его попросту не будет. И управлять уже будет некем, если только детскими домами. Оно детям надо?
Александр ГЕЗАЛОВ
