На тесной сцене клуба вразброд стоят полтора десятка женщин в балахонах с капюшонами, слегка похожих на средневековые плащи. Они начинают тихо произносить отдельные слоги: «На-на-на!», «О-о-о!», «Та-та-та!». Голоса становятся громче, а слогов – все больше, и скоро они уже кричат свои имена: «Наташа! Наташа! Наташа!», «Оля! Оля! Оля!», «Таня! Таня! Таня».
Потом всё тонет в общем горловом крике. По замыслу режиссёра Карины Прониной, так они снова рождаются.
Место действия – деревня Бозой Усть-Ордынского Бурятского округа (Иркутская область). Единственное, чем известен Бозой – это две женские колонии общего режима (ИК-11 – для «первоходов», ИК-40 – для рецидивисток) и колония-поселение №44.
В конце мая в ИК-40 состоялась премьера спектакля «Человек с очень большими крыльями». Он уникален не тем, что вы его не увидите. Он уникален тем, что его поставил режиссёр «с воли», а руководство иркутского ГУФСИНа пошло на эксперимент – привезло в колонию на премьеру два десятка иркутян в качестве зрителей.
Олеся, убийство
После генерального прогона мы выходим на порог клуба. Над бескрайней бурятской степью висит бездонное сибирское небо. Идиллию портит только высокий забор с мотками «колючки» по верху.
У Олеси плутоватые цыганские глаза и невинная улыбка, вместо грубой тёмно-зеленой куртки-форменки она одета в балахон, оставшийся после спектакля.
– Как ты попала в спектакль?
– К нам год назад стала приезжать Карина. Она и ещё четыре девушки занимались с нами разными тренингами, а Карина проводила мастер-класс по театральному искусству. Провела и уехала. Я не знаю, что ей в голову стукнуло – она вернулась зимой, собрала группу и сказала, что хочет поставить спектакль.
Нас она попросила написать несколько сочинений, воспоминания из жизни – о детстве, о родителях, про мечты. Потом Карина из сочинений взяла фрагменты. Кстати, мои воспоминания читала другая заключенная. Да я бы и не смогла сама – очень болезненно всё это переношу.
Олеся сидит за убийство, но это – конец истории. Она родилась в Иркутске, в Ново-Ленино, это неблагополучный хулиганский район, где в конце 2016 года случилось массовое отравление боярышником. Отца своего она никогда не видела, мать была простой работягой. Сильно пила.
– Первый рассказ в спектакле – это про мою мать. Я до 7 лет с ней была, потом меня забрали в интернат. Ее убили…
Несколько лет назад Олеся угнала машину – не то, что бы украла, а так, взяла тайком ключи у человека, который ей доверял, и с беременной 16-летней подружкой поехала «покататься» в соседний городок. Машину, конечно, побили. Знакомый, конечно, взбесился, написал заявление.
Олеся на следствии сказала, что была одна – чтобы не втягивать подружку во все эти гнилые разборки. Был суд. Ей дали два с половиной года колонии-поселения. Через год она вышла по УДО. Ей тогда исполнилось 20.
– Даже не почувствовала, что я сидела – на одной ножке простояла.
Следующая статья была уже за убийство.
История в пересказе Олеси – мутная и малодостоверная. 1 июня она вышла по УДО. Поехала жить в Ангарск, к тётке – 11 июня была уже у неё. А 18-го её опять «закрыли».
– Мы гуляли в большой компании. Там была женщина, которую до этого я знала всего два дня – её знакомый пацаненок привел ко мне домой. У нас с ней произошла небольшая конфликтная ситуация и я ее выгнала из дома. При этом у меня пропадает телефон, – Олеся задумывается и туманно поясняет: – В общем, один знакомый, наркоман, сказал, что видел мой телефон у ней. Все в компании уже сильно поддатые были. Мы пошли разбираться. Пришли к ней, она спит. Ну мы не стали тревожить человека, зачем? – Олеся снова задумывается и внезапно резко заканчивает историю: – Через некоторое время мне сказали, что ее убили. Я всё взяла на себя.
Администрация ИК деликатно отказалась комментировать историю Олеси: «Она вам рассказала так. Дать вам прочесть приговор – это вроде как опровергнуть или уличить её в чём-то. Можно сказать одно – две трети женщин, которые находятся у нас в заключении, убеждены, что их посадили ни за что».
18 июня будет шесть лет, как Олеся находится в заключении. Ей дали 6 с половиной.
«Повторницам» никто не пишет
Когда мы ехали в Бозой, руководитель пресс-службы ГУФСИН Ольга Хинданова сказала:
– Наше руководство с большим одобрением отнеслось к идее проводить в женской колонии культурные мероприятия силами гражданских специалистов. Желающих работать с осуждеными по тяжким статьям немного…
Отчасти лояльность руководства местной исправительной системы к арт-экспериментам объяснялась тем, что больший интерес культуртрегеры проявляли к соседней колонии, ИК-11, для «первоходов», тогда как к рецидивисткам их совсем не тянуло – они же «конченые»!
Сама мысль, что женщина может повторно попасть в места лишения свободы за кражу, убийство или торговлю наркотиками, приводила общественников в ужас. Их можно понять – от этих заключённых отказываются даже самые близкие.
Между КПП и проходом на территорию колонии есть небольшой тамбур – обнесённая сеткой-рабицей детская площадка, с песочницей и парой качелек. Она предназначена для свиданий и прогулок заключённых со своими детьми и мужьями, приехавшими с воли. Она почти всегда пустует.
– У соседей, в ИК-11, очередь на свидания расписана на каждый день буквально по часам. А у нас, если раз в месяц кто-нибудь приедет – уже хорошо, – проходя мимо зарешёченной детской площадки, обронила Ирина Аверина, заместитель начальника объединения исправительных колоний № 1 ГУФСИН по Иркутской области.
В бозойской колонии №11 (той, что для первоходов) сидят известные на всю Россию «хабаровские живодёрки». С многочисленными жаждущими общения журналистами они встречаться отказываются.
По внутреннему распорядку свиданий сначала нужно спросить у заключённого, хочет ли он, чтобы ему устроили встречу. Письменное согласие потом прикрепляется к личному делу. Все актрисы дали такое согласие на общение с журналистами. В ИК-40 сидят женщины, у которых уже по 7-8 сроков.
Мама отсидит, потом дочка заедет
– Они, можно сказать, дети наши. Династиями сидят – мама отсидит, потом дочка заедет. Бывает, вместе одновременно сидят, – рассказывает Ирина Аверина, которая работает в системе ГУФСИН уже 24 года.
– Они освобождаются, потом нам пишут, звонят. Наших подопечных в Иркутске можно встретить везде, в городе на рынок пошел, они кричат: «Идите к нам, хорошую скидку дадим!» Мы недавно рабочим коллективом наших ветеранов в китайский ресторан повезли. И что вы думаете, выносит нам блюдо наша Маня!
Некоторые хорошо в жизни устраиваются. Например, у нас сидела «тяжелостатейница» Татьяна. Она уехала в Москву и стала модельером. А нам признавалась: «Всё благодаря своему мужу, которого я убила. Попала сюда, на «швейке» хорошо поднялась (в ИР-16 женщины работают в швейных цехах), научилась шить, кроить, начала делать свои платья. Перешла на колонию-поселение и встретила мужчину. Замуж вышла. Он меня поддерживал – теперь в Москве живём, хорошо зарабатываем, люди нас уважают».
Треть сидят по тяжёлым статьям – умышленные, тяжкие телесные, наркотики.
В Иркутской области 20 исправительных учреждений, в которых сидит порядка 14 тысяч человек. Из них женских – две, обе находятся в Бозое. Около 900 «первоходов», чуть больше 400 «повторниц». Повторные правонарушения часто происходят по более тяжким статьям.
Маркес не пошел
Год назад иркутская арт-галерея «DiaS» запустила проект «Наедине с искусством». Идея незамысловатая – компанией творческих работников ездить по местным колониям с «культурным десантом», читать лекции по искусству, проводить тренинги, и всеми прочими способами расширять горизонты познания заключённых, раз уж физические горизонты сужены. К десанту присоединилась Карина Пронина, глава продюсерского центра «Выдра». Она проводила для заключённых мастер-классы по актёрскому искусству.
Так продолжалось до тех пор, пока Карина не попала в Бозой. Посмотрев на контингент, «потрогав руками» этот «материал», Карина вдруг поняла, что лекции и мастер-классы – это не то, что может что-то изменить. Тогда, в конце 2017 года и родилась эта мечта – поставить спектакль.
– Мне знакомые говорили: «Ты занимаешься с ними актерским мастерством. Они учатся примерять на себя маски. А потом выйдут на свободу и будут использовать это умение в криминале». Но я работаю в таком театре, который использование масок не подразумевает. В нём нужно открыть себя, познать, какой ты есть внутри. Потому что девчонки себя не знали. И мы поставили задачу – вскрыть себя, показать себя такими, каким мы в детстве были. Все же в детстве были классные! Не было плохих детей.
Изначальной была идея поставить на сцене тюремного клуба ни много, ни мало – самого Габриэля нашего Гарсиа Маркеса. Рассказ «Очень старый человек с большими крыльями» — про ангела, который попадает в рыбацкую деревню, какое-то время живет там, а потом улетает. Почему именно этот рассказ, Карина объясняет бесхитростно:
– Я люблю Маркеса.
Однако идея поставить Маркеса сначала забуксовала, а потом и вовсе остановилась. Маркес в колонии не пошел. И тогда Карина сделала неожиданную рокировку – делать спектакль на местном материале. Постановку по мыслям, воспоминаниям и мечтам самих заключённых ИК-40.
– Когда у меня собралась новая группа, мы стали общаться. Я смотрю, это люди, у каждого судьба своя. Чьи-то судьбы перекликаются с моей. Я ведь тоже выросла без отца. Как-то это всё стало… человечно, что ли. Ну почему про это нельзя сделать спектакль? – удивляется Карина, почему ей сразу не пришло это в голову. – И я стала давать им эти домашние задания: вспоминать. Первой темой были воспоминания детства: какие у них были клички, какие-то смешные или трагичные случаи, взаимоотношения с мамой. Потом они писали про свои мечты.
Вскоре Карине писали сочинения даже те, кто у неё не занимался. Им всем надо было выговориться. Неожиданностью стало то, что некоторые работы были хорошего литературного качества.
– У тебя не было внутреннего осуждения твоих актрис?
– Я исходила из того, что передо мной все равны. Я точно не судья, чтобы судить их ещё раз.
Либретто получилось нервное, неровное и нелинейное. В спектакле нет единой нити повествования, это не обобщённая история усреднённой заключённой. Отдельные эпизоды из жизни, проговаривание мечтаний, мыслей, выводов внезапно сменяются построениями, хаотичным блужданием по тесной сцене, выкриками, даже песней на якутском языке.
По замыслу режиссёра, перед зрителями проходят основные этапы жизненного пути. Первая сцена, когда актрисы проговаривают и кричат свои имена – это роды. Рождение, детство, юность. Отношения с родителями. Заключение и не-свобода. Возможность выхода на свободу. Конец спектакля – это свобода: «Мы в любом случае ведем не к закрытию, а к открытию», — объясняет Карина.
Татьяна. Грабеж, кража, торговля наркотиками
У Татьяны нет слов в спектакле. Она из тех, кто пришёл в последний момент. Когда Карина приезжала зимой, Татьяна думала: не для меня это всё. Потом решилась и подошла к Карине: «Можно, я с вами?». Карина ответила: «Только нужно сразу выступать». Татьяна согласилась.
– Татьяна, зачем вам это?
– Это эмоции, которых в заключении нет. Пришел на репетицию, зарядился, потом так легко, хорошо.
– Вы сами как спектакль понимаете? Про что он рассказывает?
– И детство, и мечта какая-то, и что-то про птиц. Но больше всего – про детство…
Татьяне 33, впервые ее посадили, когда ей был 21 год. В конце 90-х Ангарск, где она жила, был наркостолицей Прибайкалья, сюда сходился весь трафик героина и потом расползался по области. Татьяна в 13 лет стала употреблять «геру» в общей компании. Страшно не было – всё равно, говорили, что в 2000 году наступит конец света.
Чтобы покупать наркотики, приходилось воровать. Когда её задержали, на ней уже «висело» 43 эпизода. По большинству потерпевшие пошли на примирение и в итоге она «присела» 2009-ом на четыре года, оставшись должна по возмещению ущерба 30 тысяч рублей. Уже в 2011 вышла по УДО. Вышла в июле, а в октябре её опять «закрыли» по 228 статье – за наркотики. Её взяли с пятью килограммами гашиша.
Когда она вышла на волю в 2015 году, решила – всё, хватит. Доехала до дома, поговорила с родными – семья-то полностью благополучная, обещали помочь. Вышла замуж, семья перебралась в Иркутск, забыла про наркотики. Но от судьбы не уйдёшь – стала подельницей мужа.
– Он приревновал меня и сжег человека. Плюс кража и грабеж, – пожимает плечами Татьяна, рассказывая эпилог своей истории. – Мы выпивали вместе все в гостях, муж заревновал к хозяину квартиры. Когда я вышла, он его побил, связал. И так получилось, что перед нашим уходом муж бросил на пол сигарету. Там что-то стало тлеть и мужик задохнулся в пожаре.
Из гостей супруги ушли, в качестве возмещения морального ущерба забрав телевизор. Татьяне дали шесть лет. Она сидит уже полтора, опять надеясь на УДО за хорошее поведение и ударную работу в швейном цеху.
Оторвали кукле руку
Спрашиваю Карину:
– Как вы выбирали то, что будет рассказано?
– Был огромный массив информации. Самые мощные истории я включила. История, которая меня больше сего поразила, – про затычку, сделанную из куклы…
– Меня даже в больше степени не истории поражали, а то, как они были написаны. Был день, когда я попросила их написать «Письмо Карине». Свой день из жизни, условно говоря. Это не вошло в спектакль. Но благодаря этому они стали ближе что ли. У нас произошел какой-то момент на репетиции, когда мы занимались-занимались, и вдруг – раз! Они раскрылись. Произошло сближение. Понятно, что в какой-то мере это опасно, я понимала, что передо мной находятся преступники. С другой стороны, ты к ним уже расположен. Как-то эту грань мне удалось удержать.
– В спектакле много пластики. Вы им объясняли смысл каждого символа, движения?
– Конечно, мы всю внутреннюю часть проговаривали. Иначе это все превратилось бы в формалистскую историю. Просто проговорить свои имена? А какой смысл? Вы должны ощутить, что вас рожают, что вы проходите через родовые пути. И некоторые глаза закрывали, чтобы отодвинуться от публики, погрузиться в образы.
Как говорит заместитель начальника Ирина Аверина, все репетиции проходили «согласно распорядка дня». Репетировали по воскресеньям. Всё это время состав участниц менялся – последние актрисы пришли всего за месяц до премьеры. На каждое занятие приходили новые девчонки, кто-то приводил своих подружек. Кто-то приходил, кто-то уходил. Даже на премьеру не вышли две важных участницы – у одной умерли родственники, а еще одна девушка уехала «на больничку».
– Результатами я довольна, – говорит Карина. – Прежде всего – рада за них. Они сделали глубокую работу над собой. Это видно было, это чувствовалось. Отношения между ними поменялись. За час до спектакля я говорила им – поддерживайте друг друга, всякое может быть. Театр – это партнерская работа. В этом направлении было много сделано. До этого каждый был сам по себе.
После спектакля на плацу перед клубом проводят общее построение. «Четвёртый отряд, быстро строиться!» – эхом доносится откуда-то команда. Женщины в мешковатых синих робах выходят из клуба и нестройно встают рядами. Есть минута спросить:
– Есть те, кому спектакль не понравился?
Они молчат.
– То есть вам было всё понятно?
– Конечно, это же из детства, – доносятся неуверенные тихие голоса. – Очень даже понравился. Это про то, что на душе наболело…
Фото: Алена Корк
