Православный портал о благотворительности

Профилактика генетического сиротства

Иные родители считают, что 15-летняя девочка должна ходить по струнке, выполнять все приказания, не должна выказывать своего мнения. Я говорю родителям: «Она принимает участие, когда вы решаете, например, куда пойти в выходные или как провести отпуск?» – «А зачем? Кто она такая?» Такое отношение к ребенку, как будто это кукла какая-то – поиграли в младенчестве, было интересно. А теперь она с мальчиком ходит, значит, давайте ее в «Малоохтинский» на перевоспитание…

Невысокое здание, одной стороной смотрящее на Малоохтинский проспект, а другой – на реку Неву, с виду не особо примечательно. Такие отдельно стоящие дома старой постройки часто встречаются и в гораздо более отдаленных от центра города районах Санкт-Петербурга. Но, как оказалось, само это место имеет довольно богатую историю, связанную с благотворительностью. Сейчас здесь расположен социально-реабилитационный Центр для несовершеннолетних под названием «Малоохтинский Дом трудолюбия».
Первая ассоциация – знаменитый Дом Трудолюбия о.Иоанна Кронштадтского и многие созданные по его подобию учреждения, где бедняки и бездомные обретали кров и работу. Но здесь – не так. Подопечные Центра – девочки и девушки от 9 до 18 лет – либо живут здесь во вполне комфортабельных комнатах по двое-трое, либо находятся на дневном стационаре, но не занимаются выпуском какой-то продукции с целью заработать деньги. Вот что рассказала о своей работе директор МДТ Галина Георгиевна ВОЛКОВА:

– Центр в том виде, как сейчас, появился 9 лет назад. У нас государственное учреждение, мы относимся к Комитету по труду и социальной защите населения. Основной наш контингент – это девочки, которые перенесли насилие – в частности, сексуальное, но не только. Мне всегда хотелось, чтобы эти девочки выросли в хороших жен, матерей, хороших членов общества. Такого тяжелого контингента, как у нас, нет ни в одном центре: торговля детьми, порнобизнес, детская и подростковая проституция, всякие венерические болезни (дети поступают даже с ВИЧ-инфекцией), правонарушения вплоть до убийств – это все наша тематика. То есть, если на Западе каждой темой занимаются отдельные центры, то у нас это все вместе.

Девочка может прийти по собственному желанию и сказать: «Меня бьют дома» или «Меня насилует отчим». Она может сказать, что мать ее не кормит, мать – пьяница… Может ее привести мама. Часто приводят, когда случаются конфликты в семье – проблемный подростковый возраст, гормоны и прочее, матери неохота заниматься, она в своих проблемах, работа у нее или любовники или еще что-то… С каждым годом все больше таких мамаш, которые не асоциальные личности, не алкоголички, а просто неохота возиться с ребенком. У нас сейчас есть такая девочка, Настя, которая третий раз поступает. В семье две дочери, одна аспирантуру окончила, защитилась, а Настя – такая обыкновенная девочка, нормальный, хороший ребенок. И мама хочет, чтобы она была такая же, как старшая дочь. А она другая. И у них конфликты, ссоры.

Кроме того, к нам могут привести девочек социальные службы, инструкторы муниципальных округов, общественные организации. Поступают дети-бомжи, без документов, бывают девочки 15-ти лет с одним классом образования. И задача социальной службы – собрать пакет документов, определить статус ребенка, если он сирота, чтобы он получал пенсию, имел все льготы и так далее. И помочь в дальнейшем его жизнеустройстве.

Один из наших принципов – добровольное пребывание ребенка в Центре на основе взаимного договора. У нас есть договор, который мы заключаем с ребенком, когда он поступает. Если ребенок, которого ко мне привел какой-то сотрудник, говорит: «Я не хочу здесь быть», я никогда не заставлю его остаться. Я говорю: «Ребенок не хочет. Значит, решайте вопрос по-другому, в другое место его устраивайте». Я и мамам, бывает, говорю: «Ну, у вас нет, там, любви, какого-то понимания, ну договоритесь, что вы будете делать то-то и то-то, а ребенок должен делать то-то и то-то. И соблюдайте этот договор».

Мы должны стараться принять ребенка, любить его безусловной любовью. То есть мне не важно, чем она занималась до того, как она попала в Центр: воровала ли она (а многие девочки воровали), убила ли она кого-то, была ли она проституткой, наркоманкой. К ребенку, страдающему девиантным, неадекватным поведением, важен подход как к личности, переживающей глубокие травмы. Есть же умственно-отсталые дети, с разными психическими дефектами – и никто не относится к их поступкам, как к чему-то сделанному назло, их прощают и жалеют. Так и наши дети – надо понимать, что они пережили. После того, как ребенок поступает сюда, она – под нашей защитой. Бывает, родственники приходят, пытаются оскорблять, донимать… Для посетителей есть специальные часы, но если девочка не хочет кого-то видеть, мы предоставляем ей такую возможность. Важно уважительное отношение к ребенку.

– А если девочке не нравится, что ее дома воспитывают, и она просто сбегает из дома к вам, чтобы жить, как ей хочется?
– Мы работаем с семьей, стараемся разобраться в ситуации. Если ребенку нужна помощь, то я никогда не откажу. Иные родители считают, что 15-летняя девочка должна ходить по струнке, выполнять все приказания, не должна выказывать своего мнения. Я вот говорю родителям: «Она принимает участие, когда вы что-то решаете, например, куда пойти в выходные или как провести отпуск?» – «А зачем? А кто она такая?» Такое отношение к ребенку, как будто это вещь, кукла какая-то – вот поиграли в младенчестве, было интересно. А теперь она с мальчиком ходит, значит, давайте ее в «Малоохтинский» на перевоспитание…
Если, конечно, ребенок ушел из дома потому, что дома надо приходить вовремя, а он считает, что здесь он может болтаться и гулять, то мы стараемся, чтобы он жил в семье, потому что, все-таки, у родителей больше возможностей как-то на него влиять. Ведь у нас, в отличие от родителей, нет никаких средств давления: я не могу повышать голос, наказывать, лишить сладкого и т.д. Мы получаем зарплату за то, что ведем себя определенным образом. Потом, у нас открытая дверь, они утром уходят в школу. И если девочка хочет болтаться, то, уйдя в школу, она сюда может и не вернуться.
К тому же у нас контингент очень сложный. И если у девочки появилась тяга к разгульной жизни, это может отрицательно на нее воздействовать в плане обмена опытом, или еще как-то. Поэтому, я пришла к выводу, что если нет конфликтов в семье, то нужно ограничиваться дневным стационаром, чтобы приходили и работали с психологами дети и родители.

Нормой пребывания в Центре считается год. Но бывает и несколько месяцев, а когда маленькие дети, я стараюсь их продержать 2 года для того, чтобы они окрепли, не уходили сразу в детдом. Потому что в детдоме совершенно другая обстановка, более тяжелая. Особенно, для домашних детей. Пусть и не очень позитивный был опыт в семье, но все-таки когда дети жили в семье, у них другое поведение, другие потребности.
Для каждого ребенка вырабатывается на консилиуме свой план реабилитации по всем позициям. Если возникает экстренная ситуация, мы собираемся снова, если такой ситуации нет, то раз в полтора-два месяца мы все равно собираемся по поводу этого ребенка и корректируем какие-то вещи. Если, допустим, мы решили сначала ее отправить в одно училище, а потом оказывается, что у нее особые способности к другим каким-то профессиям, то мы делаем корректировку. Архитяжелая работа, это даже никому не представить. Потому что всю эту боль, всю эту грязь, весь этот негатив, с которым дети приходят сюда, надо через себя пропускать. Но когда ребенок улыбается, когда у него решена проблема, когда он счастливый такой – это то, ради чего мы и работаем.

– А бывает так, что результаты работы вас не устраивают?
– Конечно, ошибки есть. Когда всем миром помогаешь ребенку – очень хорошие результаты. Если вдруг возникают какие-то отвлекающие моменты – отчеты годовые, планы, как-то не так вникаешь в этого ребенка и результат уже не такой. То есть чем больше ты вкладываешься, продумывая все шаги, тем результат лучше. Ну, это, наверно, и дома так.

– Раз у вас нет возможности даже повысить голос, не то что наказать – как же вы дисциплину поддерживаете? Вы же сами говорите, какой сложный у вас контингент.
– Бывает всякое. Но у нас очень сильная психологическая служба. Ну а так – какие методы воздействия у нас есть? Ну вот, допустим, она сбежала, не было ее несколько дней. Пришла. После этого в выходные мы уже ее одну не отпускаем, она гуляет с воспитателем. Прогуляла школу – вымоет лестницу. Но никто ее не заставит, если она скажет: «Я не буду мыть». Это дело совести. Моют лестницу. Если, допустим, девочка наказана, она может вечером за всех помыть посуду. Если нет наказанных, то моет дежурная. Никуда их не закрывают, никто на них не орет, никто их не оскорбляет. У нас запрет на насилие.

– А сами девочки соблюдают этот запрет? Нет ли между ними дедовщины или чего-то подобного?
– Конечно, у них случаются разборки, бывают попытки установить дедовщину, когда находится какая-нибудь сильная девочка, лидер… Бывает, что кого-то обижают. Это жизнь. Не в Центре, так после школы они могут друг дружке дать оплеуху, к примеру, и приходят, одна плачет, другая глаза опускает. Со всеми случаями психологи стараются разобраться, чтоб не накапливался негатив. Когда между ними хорошие, дружеские отношения, гораздо легче и какие-то мероприятия проводить и вообще ладить. Я всегда им говорю: «Вы сестры, вы здесь все одинаковые, вы все перенесли травмы, давайте как-то по-людски…»
Мы стараемся формировать взаимную поддержку у девочек, или корректировать ту, что есть – потому что они иногда в каком смысле проявляют взаимопомощь: умалчивают, не выдают других, если кто совершил какую-то проказу или нарушение.

Один этаж Центра обустроен на деньги шведского фонда Сюзанны Вестерберг (Susanne Westerberg Memorial Foundation). При помощи этой организации появился в МДТ и компьютерный класс. Фонд выплачивает девочкам благотворительные стипендии.

– Вы осуществляете какой-то контроль над тратами воспитанниц? Выдаете ли им на руки деньги?
– Когда они снимают свои пенсии (по потере кормильца, по инвалидности) – там большие деньги могут быть. Они приходят ко мне и пишут заявление: «Галина Георгиевна, прошу дать мне 1000 рублей, хочу купить себе, допустим, юбку или что-то еще». Я посылаю с девочкой социального работника или воспитателя, они идут, снимают деньги, вместе покупают.
А максимальная стипендия – 300 рублей. Если она плохо училась, прогуливала школу, то стипендия уменьшается. И если она получила, к примеру, 100 рублей – ну, на 100 рублей не разгуляешься.

– Mожно купить aлкоголь.
– Да. Но на алкоголь можно и настрелять на улице. Или пойти заработать эти деньги.
И я буду врать, если скажу, что нет таких девочек, которые купят себе банку пива. Есть такие случаи. Но понимаете, мы все равно должны как-то им доверять и как-то относиться к ним по-человечески. И потом я не могу не дать ни одной копейки, если Фонд считает, что ребенок должен иметь деньги.


Но девочки не просто прячутся от обидчиков в Доме трудолюбия. Главная задача работников МДТ – диагностика и коррекция социальной дезадаптации с помощью различных форм психотерапии. В штате учреждения – пять психологов, среди них есть психотерапевт. Психотерапия осуществляется как индивидуально, так и в малых и больших группах, на основе индивидуального плана социально-психологической реабилитации подростка. Основные направления психотерапии – сказкотерапия, песочная терапия (дети иллюстрируют свои мысли и состояния при помощи песка и произвольно выбираемого набора предметов, чаще всего игрушек, но не обязательно), музыкально-рисуночная терапия, релаксация, обучение приемам саморегуляции, тренинги и т.д. Хотя никакого производства и заработков здесь нет, свое название «Дом трудолюбия» Центр вполне оправдывает. Во время пребывания здесь девочки в специальных мастерских занимаются шитьем, рисованием, прикладным искусством под руководством педагогов и психологов. Все это делается для собственных нужд девочек, для Центра или преподносится в качестве подарков гостям.

Психолог МДТ Ирина Владимировна БАТАЛОВА: – Мы, психологи, проводим креативные занятия, работаем с подручным материалом – фантиками, крупой, проволокой, газетами. Развиваем творческую фантазию девочек. Традицией стало проведение арт-конкурса «Мой ангел» в канун Рождества. Очень хорошая технология, объединяет в себя коллективное творчество детей, наших художников, психологов: рисунки, поделки, открытки и т.п., посвященные образу Ангела. В течение месяца психологами проводятся индивидуальные нравственные беседы, направленные на развитие самосознания; групповые креативные занятия (по системе ТРИЗ*, происходит мощный выброс творческих фантазий, воображения, воплощением которого являются авторские работы детей). Достигается психотерапевтический эффект – дети начинают по-новому воспринимать и принимать самих себя, своих близких, учатся прощать, быть благодарными, дарить свое душевное тепло.

– Мы несколько раз в году проводим конкурсы рисунков. А когда дети приходят, они часто даже не умеют кисточку держать. Арт-терапия – это очень важная вещь для реабилитации наших детей, потому что часто через рисунки вы видите проблемы детей. Бывает такое, что они в виде ангелов изображают старух в черной одежде с черными платками, то есть что-то для взрослого человека дикое.
Или, например, кота с вывихнутой головой нарисовала девочка, у которой было полчерепа снесено. У ее мамаши были проблемы с какими-то людьми, которым она продавала квартиру. Эти люди и нанесли девочке травму. Я не смогла у себя в кабинете повесить эту картину потому, что я знала этого ребенка, было очень больно смотреть. Это было несколько лет назад, сейчас девочка уже на ногах, нормально устроилась, работает.

– Вы держите связь с выпускницами?

– Конечно, держим связь, помогаем. Вот допустим, у нас шесть девочек поехали в детский дом в Колпино. Я через 2 месяца туда сама лично поехала и каждую отвела тихонько в угол и спросила: «Скажи мне, что-то есть плохое? Кто-то обижает?» Они все сказали: «Галина Георгиевна, нормально. Конечно, не как в МДТ, но нормально». Это очень важно. У нас был случай несколько лет назад, когда девочка попала в один из детских домов, а на третьи сутки прибежала к нам, сказав, что ночью ее пытались изнасиловать. У меня потом были очень серьезные разборки с администрацией, я подняла шум на весь город.

Есть у нас девочки, которые без троек кончили школу, поступили в хорошие колледжи, нормально устроены. Там у них, бывает, не очень удачно с мужчинами складывается, это понятно – они не имели нормальной семьи в детстве, и мужчины, которые им попадались, были часто малодостойные. Но очень много выпускниц, которые родили детей и живут с этими детьми. Они приходят с этими детишками, хвастаются, показывают, дети ухоженные. Есть даже такие мамочки, у которых по двое детей. Это очень важный показатель, потому что часто социальное сиротство передается из поколения в поколение. Мы отдельно занимаемся выпускницами детских домов, ставшими мамами.

Известно, что выпускницы детских домов – часто плохие мамы. Тем более – девочки 14-20 лет. Потому что, если ребенок не получил любви, он сам эту любовь дать не способен. И очень часто они говорят так: «Меня бросили, и ничего, пусть и мой ребенок будет воспитываться государством». Работая с этим контингентом, мы даже ввели такой термин – генетическое сиротство. Поэтому мы работаем с маленькими мамами и поддерживаем их на стадии беременности и на стадии, когда они только рожают детей. Надо подготовить такую девочку к материнству, надо выработать у нее эмоциональную привязанность, любовь к этому ребенку. Это достаточно серьезная и очень трудная работа. Потому что, если у нее не было персональной любви, ребенок ее раздражает, и так далее. А когда они рожают, им часто говорят: «Откажись от ребенка. Зачем он тебе? Тебе и так тяжело жить» – это очень распространенный вариант. И она говорит: «Я оставлю в Доме малютки, а через год заберу». Практически никогда они не забирают этих детей. А если она его не отдала, то пусть ей трудно, пусть она мучается, но у нее возникла эмоциональная привязанность, любовь к ребенку – и это главное. Пусть она там не очень хорошая мать, пусть она там что-то недоделывает, недосматривает, но все равно это семья. У нее уже есть семья, это очень важный момент.

Помогать им непросто – они же очень инфантильные, эти девочки. И мальчиков там много меняется… Но все равно мы отслеживаем этих девочек, помогаем, к ним ходят наши психологи, социальные работники. Эти девочки даже не умеют получить пособие, они не знают, как разговаривать с чиновником. Это вообще очень большая проблема: выходцы из детских домов не выживают в этом мире, потому что они не обучены самостоятельно что-то делать. Это нежизнеспособная категория молодежи – девочка в 20 лет не может макароны сварить. И они очень доверчивы и очень податливы. Они привыкли к авторитарному отношению, которое к ним в детских домах. Поэтому они очень часто попадают в руки криминальных структур. И эти дети несут в себе очень много агрессии, обиды на мир, на взрослых, и, естественно, они представляют определенную опасность. Поэтому с ними надо работать, когда они еще в подростковом, младшем возрасте, чтобы они получали какие-то радостные, положительные эмоции, чтоб у них была мечта, мотивация выжить, жить нормально в обществе.

– Галина Георгиевна, а почему Вы лично решили посвятить себя этой работе?
– Я пришла сюда по идеологическим причинам из коммерции, я была исполнительным директором крупной фирмы, получала большие деньги. Я пришла сюда именно для того, чтобы отдать то, что по жизни взяла. С этим я сюда и пришла. Ну, не сюда, я пришла к председателю Комитета и попросила, чтоб меня взяли на работу в учреждение соцзащиты. И он сказал, что есть место здесь.

Каждый год девочки, проживающие в стационаре Дома трудолюбия, отмечают красочным карнавалом (также с психотерапевтической компонентой: каждая девочка готовит два костюма – один негативный, другой позитивный, и в течение карнавала превращается из дурнушки в принцессу) день рождения Центра – 17 февраля. Одновременно это – день памяти св. благоверного князя Георгия Владимирского, который считается покровителем Дома трудолюбия. Дело в том, что впервые социальное учреждение здесь возникло в 1891 г., когда Городская Дума приняла от М. Г. Петрова денежное пожертвование и участок земли для постройки Училищного дома в память этого святого. Позже заведение стало называться приютом им. М. Г. Петрова. После Октябрьского переворота в здании были в разное время школа для слепых, общежитие, во время Великой Отечественной войны здесь располагался госпиталь. Оригинальная постройка была снесена в 1980-м году и Малоохтинский дом трудолюбия располагается в другом здании, но святой Георгий почитается и здесь.

Можно сказать, что здание окружено храмами. Если смотреть из его окон на Неву, то справа будет виден Смольный собор, слева – Александро-Невская лавра. А если зайти со стороны Малоохтинского проспекта, то напротив окажется храм Успения Пресвятой Богородицы. При Успенском храме существует молодежный православный клуб «Встреча», участники которого иногда сопровождают девочек из Центра в их прогулках по городу, водят их по музеям, беседуют с ними. К сожалению пока больше никакой особой работы не проводится, но сотрудники МДТ намерены наладить контакты со священнослужителями храма Успения Пресвятой Богородицы уже в наступающем учебном году.

Игорь Лунев

________________________
*ТРИЗ – Теория Решения Изобретательских Задач, инновационная педагогическая теория, предложенная советским педагогом Г.С. Альтшуллером (1926-1998), основанная на алгоритмизации творческого процесса. Назад

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version