Фасад 1-го корпуса больницы им. Остроумова.
Фото А. Радкевича
«В двадцать четыре часа убрать из склепа покойников, иначе они будут подвергнуты уничтожению», – такой вердикт был вынесен Декретом о ликвидации домовых церквей и имеющихся под ним склепов. Алексей Александрович Бахрушин, сын знаменитого миллионщика Александра Алексеевича Бахрушина, был в отчаянии. В усыпальнице под домовой больничной церковью лежали шестеро Бахрушиных – Петр, Василий и Александр с женами. Богоборческая кампания, последовавшая вслед за революцией, набирала обороты. Домовые церкви уничтожались: спиливались кресты, снимались купола, изымалось церковное имущество. А между тем домовых церквей при больницах, богадельнях, приютах, инвалидных и доходных домах, учебных заведениях и учреждениях связи в Москве к 1920 году насчитывалось около двух сотен. И никому никакой милости.
«Что же делать?»- задавался вопросом Алексей Бахрушин на приеме у председателя Московского Исполкома. «Ничего другого предложить не могу, кроме как замуровать фамильный склеп, будто его и не было вовсе», – услышал он в ответ от Льва Каменева. С горечью предложение было принято. «Может быть потомки и не узнают об отце, дядьях, их стараниях, – думал тогда Алексей, – зато их покой теперь будет точно нерушимым», … а больница продолжит жить, – добавим от себя.
Там где был вход в склеп, очень скоро воздвигли больничную стену. Церковь закрыли, устроили в ней столовую, потом – дополнительную операционную. Так закончилась история благотворительности братьев Бахрушиных, которая началась с обета.
Нищета, богатство, нищета
«Бахрушины первыми построились на Стромынке, – начинает свой рассказ Ирина Левина, – хотя давайте я по порядку все расскажу»
.
Бахрушины — выходцы из Касимова. Татарин Бахруш был высокопоставленным служащим из окружения царевича Касима. Принял христианство и приехал в Зарайск, где почти два столетия семейство занималось прасольством. Они перегоняли гуртом скот, в основном овец, в большие города, и сдавали его на казенные заводы. Например, в Лосинопетровск, в Подмосковье, на завод по изготовлению армейской амуниции.
Но уже в 1821 году две семьи Василия Федоровича и Алексея Федоровича Бахрушиных, вместе с женами, детьми и всем скарбом перебралась в Москву. Причем из Зарайска шли пешком, везя пожитки на подводах. Не своими ногами, а в корзине с курами, ехал лишь Петр Бахрушин – ему было всего полтора года. Он до конца дней гордился тем, что единственный из семьи в Москву не пришел, а приехал.
Наталья Ивановна и Алексей Федорович Бахрушины.
sv-troitsa.ru
Бахрушины поселились на Таганке, здесь находилось Зарайское подворье. Жили бедно, и занимались все тем же. С малых лет дети подрабатывали. Петр, чуть повзрослев, ходил на Зацепу. За копейку помогал довозить купленный стог сена, чтобы по дороге его не растащила детвора.
Его отец, Алексей Федорович Бахрушин, активно занимался саморазвитием. Он получил образование на медные гроши, но это не останавливало его, и он настойчиво двигался вперед и ширил знания. Так, например, он бухгалтерски просчитал свой доход и обнаружил, что хозяин петербургского завода, на который он поставлял сырье, нагло обманывает его. Решил открыть собственную кожевенную фабрику. Изучил дело, изыскал средства и арендовал дом в Кожевенной слободе.
В Москве тогда существовало две кожевенные слободы: Сыромятники (где изготавливали более грубую кожу на подошвы, ранцы), и Кожевники (там выпускали тонкую кожу для обуви и перчаток). Вообще, производство это было очень опасным и вредным. Часто рабочие получали тяжелые ожоги, потому что в производстве применялась гашеная известь. Длинных кожевенных династий не получалось, купцы старались, чуть поднявшись, переориентировать свой бизнес. А вот у Бахрушиных неожиданно быстро дело пошло в гору.
В 40-ые годы Алексей Федорович купил у купца Гусятникова большую усадьбу с садом и прудом, посреди которого располагался остров (сегодня это обширный район за Павелецким вокзалом). Дом был неказистым, но хозяев это не смущало. Вообще, скромность и прижимистость была отличительной чертой Бахрушиных. Наверное там-то, в саду у пруда, Алексей Федорович и зачитывался английскими научными трудами. Потому что вскоре. Под влиянием прочитанного, он решил переоснастить фабрику и поставить паровую машину.
Длинная заводская труба была видна издалека. То и дело какой-нибудь остряк едко замечал: «Скоро Бахрушин вылетит в эту самую трубу». Однако, смеяться одно, а дело делать – совсем другое. В 1845 году Бахрушин торжественно открыл свою фабрику, пригласив даже генерал-губернатора. Он хорошо подготовился и выпустил брошюру: «Бахрушин в Кожевниках». К оснащению фабрики подошли очень серьезно, не без оснований рассчитывая получать хороший доход. Еще чуть позже Алексей Федорович первым в Москве открыл химическое производство сафьяна и лайки, то есть кожи сверхтонкой выделки.
Та самая труба, в которую, по мнению насмешливых москвичей, должны были вылететь фабриканты Бахрушины.
nsad.ru
Он вообще был удивительным человеком, уникальным. Ничего не боялся, всегда трудился с перспективой, заглядывая вперед. Химическое производство позволило ему начать изготовление цветной лайки. С этой целью он запустил еще и красильное производство. Но в 1848 году в Москве свирепствовала холера. Алексей Фёдорович скончался от холеры на руках у среднего сына Александра Алексеевича. Когда трое братьев похоронили отца и вскрыли кассу, оказалось, что она пуста. В придачу братья получили колоссальные отцовские долги. Сто тысяч рублей долга! Как выяснилось, отец переоборудовал фабрику на заемные средства и просто не успел расплатиться с кредиторами.
Благотворительность по обету
Стряпчие, знакомые, друзья, все как один советовали детям и вдове Наталье Ивановне Бахрушиной отказаться от наследства. Объявить себя банкротами, начать все сначала. Но братья решили память отца не марать, дело его не бросать, и принять наследство. Кроме того, на семейном совете они выработали принципы, которыми в дальнейшем строго руководствовались.
Во-первых, они решили договориться с кредиторами о рассрочке долга.
Во-вторых, поклялись никогда больше не брать заемных денег и вести бизнес только за наличные деньги.
В-третьих, все хозяйство, дом содержать сообща, не делить наследство и втроем поднимать дело. Именно поэтому, несмотря на то, что у каждого из братьев была собственная семьям, они очень долго жили вместе, одной семьей. Жили в одном доме, на всю семью покупали продукты. Даже ткани на пошив одежды покупали оптом, чтобы всем и сразу хватило. На кожевенной фабрике было все свое, никого извне не брали: свои плотники, столяры, слесари. Поэтому даже домашние нужды семьи обслуживали фабричные рабочие. Вышедших на пенсию работников Бахрушины пристраивали дворниками, лакеями в своем доме. И это тоже позволяло экономить. Но даже когда много лет спустя семьи разделились, дела продолжали вестись строго сообща.
Петр Алексеевич Бахрушин с женой и сыновьями.
nsad.ru
Наконец, последний принцип, выработанный на семейном совете, был из категории благодарности. Братья договорились, что как только расплатятся с долгами и начнут получать хорошую прибыль, часть ее будут жертвовать на благотворительность. С тех пор каждый год, перед Пасхой, на Страстной неделе подводился финансовый год. Если он заканчивался с прибылью, часть денег отчислялась нуждающимся. Этим принципом семья руководствовалась вплоть до 1916 года, когда уже глубоким стариком умер последний из братьев Бахрушиных – Александр Алексеевич.
Бизнес – дело тонкое
Такие фабрики, как у Бахрушиных, всегда питает война. Первой войной, позволившей семье расплатиться с долгами, стала Крымская компания 1854–56 годов. Тогда Бахруширы не только стали получать прибыль, но занялись новым строительством.
Отходом от шкур была шерсть, поэтому в 1861 году напротив кожевенной фабрики была открыта суконная. В следующие пять лет Бахрушины скупили почти всю недвижимость в Кожевниках. Кстати, это был еще один из принципов их деятельности: заводишь производство – скупаешь недвижимость. Таким образом, они создавали финансовую базу, руководствуясь принципом: недвижимость это всегда стабильный доход и гарантированные вложения.
Сами в долг не брали, но другим в долг деньги давали, под проценты. Это называлось векселя в рост. Когда женился младший из братьев, Василий, было решено разделить управление хозяйством. Старший, Петр, теперь управлял суконной фабрикой, средний Александр – кожевенной, а младший Василий – ведал торговлей. В старом Гостином дворе у Бахрушиных было шесть или семь амбаров. Им принадлежал весь Рыбный переулок. Они получали доход с недвижимости. Даже на Нижегородской ярмарке Бахрушины имели свое представительство и амбар, что могли себе позволить только очень крупные торговцы.
Мешок яблок на благотворительность
Еще не начав жертвовать на благотворительность, Бахрушины научились проявлять заботу о тех, кто в ней нуждался. Это не всегда было очевидно окружающим, но четко осознавалось семьей.
На фабрике они не применялся детский труд. Рабочие набирались по деревням строго с 18-ти лет. Зарплата была высокой, чтобы человек мог обеспечить себе хорошее питание и жилье. Для деревенских при фабрике держали молодецкие спальни, что-то типа общежития. Были спальни и для семейных рабочих. Тут же принимал фельдшер и приходящий врач. Со временем Бахрушины приобрели у купца Котельникова бывший «охотничий дворец князя Потемкина». В этом огромном доме, уходившем вглубь парка, кроме семьи Александра Алексеевича жило около трехсот служащих завода. Вместе с рабочими, как с собственной семьей, по большим праздникам Бахрушины приходили в храм святой Троицы в Кожевенной слободе. Кстати, это был третий по красоте (после Успенского собора в Кремле и Храма Христа Спасителя) московский храм. Позже братья Бахрушины стали старостами этой церкви. Вообще, за свою жизнь семья построила, содержала и благодетельствовала 17-ти храмам Москвы и Зарайска. Именно столько священников приезжало на отпевание умиравших братьев Бахрушиных.
Зато к 1882 году денег было уже достаточно, чтобы выполнять взятый обет. Бахрушины были людьми бережливыми, хотя современники считали их скорее скупидонами. Жили в скромной обстановке. И даже покупая ложу в Большом или Малом театре, в буфет не ходили. Однажды, в антракте Василий Алексеевич вынул яблоко из кармана и съел его. Кто-то заметил, мол, у тебя столько денег, а ты яблоко из дома принес. На что Василий Алексеевич возразил: «В буфете одно яблоко стоит столько, за сколько на рынке я куплю мешок. То что я сэкономил, лучше пущу на благие дела.»
Скопидомство или практический расчет?
И все-таки одно дело – возводить храмы, благоукрашать церкви или устраивать дома бесплатных квартир, совсем другое – строить больницы и приюты. На это, по моему глубокому убеждению, толкают обстоятельства.
Дело в том, что в семье Василия Алексеевича было все не так радужно. Он был женат на Вере Мазуриной. А над ее семьей висело родовое проклятье из-за клятвопреступления. Это совсем другая история. Если в двух словах, то мужчины по линии Федора Алексеевича в этой семье сильно болели. Вот и у Василия Алексеевича с Верой Федоровной родился сын, который страдал душевным заболеванием. Не исключаю, что это обстоятельство изменило вектор благотворительности Бахрушиных, приведя их именно в медицинскую сферу.
В Москве было мало лечебных заведений и практически не было тех, которые брали бы людей с улиц, подобранных полицейскими, как сейчас Институт Склифосовского. То есть не было Скорой помощи.
Купленный когда-то в Сокольниках участок (сюда братья любили приходить пешком на гулянья и на природу) Бахрушины пожертвовали именно для этих целей. Это был их первый благотворительный медицинский проект.
Сокольники. Больница и дом призрения имени братьев Бахрушиных на Стромынке.
oldmos.ru
В 1882 году они пожертвовали Городской Управе 450 тысяч рублей на больницу в 200 коек. Но Бахуршины никогда не жертвовали бездумно. Каждая копейка была ими подсчитана и расписана: 210 тысяч выделено на строительство больницы с храмом, еще 240 тысяч рублей положено как неприкосновенный капитал в банк. С процентов больница жила и развивалась.
На семейном совете братья вновь выработали универсальную схему контроля за строительством больницы и ее дальнейшим существованием. В частности, было решено, что при каждом благотворительном учреждении, созданном семьей, будет находиться совет, председателем которого станет один из братьев Бахрушиных. Другим принципом был тотальный контроль за строительством.
Бахрушины сами нанимали архитекторов, строителей, следили за ходом процесса. Они никогда не давали никому нагреть руки на их деле. Для примера – в 1885 году, в Сыромятниках, наследники Хлудова возводили дом призрения на 100 человек. Хлудовская богадельня обошлась благотворителям в два раза дороже, чем Бахрушиным красивейшая больница на 200 коек с великолепным храмом, выполненная архитектором В. Р. Фейденбергом.
Бахрушинская больница на Стромынке, 7, стояла в окружении зелени, что позволяло пациентам дышать воздухом и скорее поправлять здоровье. Домовый храм освятили в честь иконы «Всех скорбящих радости». От него в две стороны расходились длинные прямые коридоры, по которым гуляли те, кто не мог выйти на улицу. Огромные окна позволяли пациентам наслаждаться красотой парка.
Фрагмент больничной ограды.
Фото А. Радкевича
В больницу привозили людей, подобранных на улицах полицейскими, тех, кому нужно оказать первую помощь. Принимали людей всех сословий, всех вероисповеданий и лечили все болезни. Бахрушины позаботились, чтобы врачи были самого высокого уровня.
На Даниловском кладбище у Бахрушиных было родовое захоронение, но место небольшое, и все занятое. Слишком много умирало детей. Поэтому во время строительства храма при больнице, они заложили в основание еще и усыпальницу, фамильный склеп.
Их планы нарушил императорский указ, не позволявший впредь строить склепы при домовых храмах. Пришлось лично договариваться с генерал-губернатором князем Владимиром Андреевичем Долгоруковым, и решать проблему через него. Он уважал Бахрушиных и пошел им на встречу, сделал исключение.
Больница была освящена в 1885 году. А в 1890 году Бахрушины пожертвовали еще сумму в 350 тысяч рублей на строительство корпуса для неизлечимых больных, то есть по сути хосписа на 200 коек. 100 тысяч пошло на здание, 250 тысяч – на содержание. Хоспис, по расчетам Бахрушиных, требовал больше денег, чем больница. В нем задействовано одновременно больше медперсонала. В хосписе содержались неизлечимые и душевнобольные из домов призрений, бесплатных квартир, городских богаделен. Кстати, в больнице Бахрушины за собой держали 16 коек, на всякий случай.
Еще чуть позже, в 1902 году, на территории больницы архитектором Ивановым-Шиц был построен родильный приют на 68 коек. Это был один из первых больших родильных приютов в Москве.
В 1910 году вдова Василия Алексеевича Вера Федоровна в его память по завещанию оставила 45 000 рублей на строительство амбулатории, где принимали приходящих больных (сродни современной поликлинике).
В 1911 году ее сын, уже после смерти Веры Федоровны, в память о родителях, пожертвовал еще 20 тысяч рублей на постройку рентгеновского кабинета и светолечебницы – опять же первые такого рода процедурные отделения в Москве.
Вообще, Бахрушины очень внимательно следили за жизнью и развитием больницы. Если была необходимость, то они докладывали деньги, позволяя больнице функционировать в полную силу.
Что интересно, эстетические предпочтения при строительстве так же учитывались. Все новые здания гармонично вписывались в уже имеющийся комплекс.
Вход в 1-й корпус больницы.
Фото А. Радкевича
Бахрушины и женское образование
Женского образования в России практически не было. Были институты благородных девиц, позже появились пансионы и гимназии для девочек. В университеты, где готовили медиков, и в ремесленно-технические училища женщин не брали. Поэтому если мечталось стать врачом, женщине приходилось отправляться получать образование заграницу.
В 1872 году преподаватель Университета и глава Первой Казенной мужской гимназии на Волхонке Владимир Гирье основал в Москве Первые высшие женские курсы. Они имели четырехгодичный образовательный цикл, и готовили по двум специальностям: педагогика и медицина.
Правда, в 1888 году курсы закрыли, как неблагонадежные. А открыли вновь только в 1901 г. Тогда Бахрушинская больница стала базой для Высших женских курсов Гирье. В больнице девушки проходили практику, обучение, и ассистировали хирургам. Так как в больнице лечились самые разные болезни, то и специалистов приглашали самого высокого уровня. Среди прочих здесь работал терапевт Алексей Александрович Остроумов, выпускник Московской Духовной Семинарии, преподаватель Московского университета – он был первым главным врачом хосписа при Бахрушинской больнице. Кто-то считает его семейным врачем Бахрушиных, но это ошибка. Вообще, Бахрушины постарались для больницы. Они привлекали к работе все лучшие умы, светил медицинской науки, тех, у кого можно было поучиться и другим.
Об исторической справедливости и человеческой благодарности
На мой взгляд, историческая справедливость требует вернуть Остроумовской больнице (ГКБ N33) имя ее создателей – Бахрушиных. Эта семья, стоящая несколько особняком, сделала невероятно много для Москвы, ее жителей, научного сообщества, для культуры, искусства. Это важно понимать, и уметь быть благодарными. При всей внешней скупости и прижимистости, Бахрушины были самыми щедрыми жертвователями. Сегодня специалистами подсчитано, что на благотворительность они жертвовали ровно половину того, что получали. Не меньше, а столько же! Почти пять миллионов семья пожертвовала на строительство, содержание и развитие богоугодных заведений.
Историческая справедливость требует вернуть Остроумовской больнице (ГКБ N33) имя ее создателей – Бахрушиных.
Фото А. Радкевича
Бахрушины никогда не сливались с общей массой. Они до последнего часа, даже когда уже было трудно (имею ввиду революцию) заботились о своем детище. Обет их был нерушим.
