Любой человек может оказаться в группе риска, если он владеет имуществом, пусть даже таким скромным, как ветхая дачка или захудалая хрущевка. Карательным инструментом для «сравнительно честного отъема» собственности все чаще становится закон о психиатрии.
Такую опасную тенденцию выявил большой экспертный совет юристов – судейских и адвокатов, который на днях собрал в Подмосковье больше 200 ведущих правоведов и правозащитников. Научно-практическая конференция, организованная адвокатской палатой Московской области, впервые проанализировала все риски в области психиатрии и правосудия.
До недавнего времени Закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» был из разряда почти «мертвых» – на юридическом сленге. Он редко даже упоминался в залах судебных заседаний. Сегодня в судах – десятки исков с «психиатрическим» диагнозом.
Больной посмертно
В одном из районных судов Московской области рассмотрено почти мистическое дело о дележе наследства. Оспорена вменяемость покойника, который уже десять лет лежит в могиле. При жизни тот был явно в здравом уме, преподавал в школе. Одна из его родственниц, не указанная им в завещании, умудрилась признать давно умершего дядю психически больным человеком. И даже добилась посмертной экспертизы. Суд согласился с выводами психиатров. Соответственно завещание безумного усопшего признали незаконным.
Сложилось два классических повода упечь кого-то в психушку. Первый – это бытовая склока с соседями по лестничной площадке, даче или коммуналке. Для этого достаточно зачастую просто иметь знакомого в соответствующей клинике. Дальше дело техники: звонок в «скорую» и сообщение, что у соседа «крыша поехала».
В большинстве своем от таких корыстных диагнозов страдают люди в возрасте, обладающие правами на жилье. Они становятся жертвами детей, племянников и прочих алчных родственников.
Другие 48 часов
Какие бы ни были поводы записать человека в психи, результат один – с попаданием в такую клинику у здорового жизнь разбивается. Он выходит из палаты в состоянии апатии. Юристы отмечают, что у пострадавших очень низкий уровень способности бороться. По статистике, из 10 человек примерно 8 говорят, что не будут подавать никакие иски, никакие жалобы, потому что «завтра за мной опять приедут, меня снова заберут».
В законе о психиатрии выявился опасный пробел. Еще до судебного решения человека можно насильно госпитализировать, лишить свободы. А еще принудительно накачивать лекарствами, отчего тот перестает себя контролировать. При этом психиатрические препараты отнюдь не безобидны по последствиям.
По Уголовно-процессуальному кодексу никто не может быть лишен свободы более чем на сорок восемь часов без решения суда. С точки зрения психиатрии все получается по-другому. Минимум восемь суток человек может находиться до судебного решения за решеткой, причем не просто за решеткой, а получая «лечение» галоперидолом, аминазином и другими нейролептиками. По закону о психиатрической помощи, если человека принудительно поместили в стационар, врачи должны в течение сорока восьми часов его освидетельствовать и принять решение, надо ли его насильно лечить. Потом у врачей есть сутки на то, чтобы направить заключение – заявление о принудительной госпитализации – в суд. У суда есть пять суток на то, чтобы это заявление рассмотреть. И вот в итоге мы получаем восемь суток, когда человек содержится в психбольнице до судебного решения. Но человека уже полечили. Юристы отмечают, что такая терапия нередко делает из него внешне совершенно неадекватного, больного человека. Появляются мышечные спазмы, у него бегают глаза. И даже если судья настаивает, чтобы человека привезли в суд, то появляющиеся от нейролептиков признаки свидетельствуют, что человек явно не в себе – он не может сидеть на месте, все время оглядывается, отвечает невпопад, у него текут слюни.
Свежий и совершенно вопиющий случай, с которым пришлось столкнуться адвокатам. Психиатры подделали подпись женщины в бланке согласия на госпитализацию и соответственно месяц добросовестно ее лечили.
Без свидетелей проще
Если вспомнить Уголовно-процессуальный кодекс, то всякое действие следователя должно быть четко задокументировано. Есть процедуры специальных протоколов, понятых, без которых следственные действия не производятся. В психиатрической медицине всего этого нет.
Оснований для принудительной госпитализации в законе три: упоминается беспомощное состояние, угрожающее человеку, либо то, что он может причинить вред себе или окружающим, либо то, что непринятие мер может принести угрозу его организму. Юристы заметили: чаще всего психиатры в обосновании принудительной госпитализации записывают все три признака сразу. То есть человек одновременно является беспомощным, но представляет угрозу для себя и окружающих.
Вот реальный пример: мать-психиатр упекла в больницу сына, с которым у нее были конфликты. Мать вызвала «скорую». Позже в суде врач психиатрической «скорой» мотивировал принятое им решение насильно увезти взрослого человека в клинику тем, что пациент вел себя агрессивно и напряженно. Это правда. Но ведь «скорая» приехала с бригадой службы спасения, железную дверь взломали, так как сын отказался ее открыть, ворвались в квартиру, и врач посчитал возмущенную реакцию человека на все это ненормальной.
Еще один важный момент, который всплыл не так давно на суде, когда отстаивали права человека при принудительной госпитализации, – это освидетельствование. Процедура, когда человека наделяют каким-то диагнозом. Очень важный момент, который совершенно никак не регламентирован законом. С огромным трудом юристы нашли хоть что-то. Оказывается, есть приказ минздрава 1995 года о порядке проведения клинико-экспертной комиссии. Читаем инструкцию, утвержденную этим приказом, и обнаруживаем, что должна быть создана комиссия для клинико-экспертных заключений приказом руководителя учреждения здравоохранения, которое это делает. В комиссию должны войти люди, в чьи обязанности входит проведение этих освидетельствований. На суде интересуюсь: есть приказ? Приказа нет. Спустя три судебных заседания появился приказ, отпечатанный на лазерном принтере, хотя в то время, когда человека госпитализировали, его еще в помине не было.
Экспертиза у могилы
Процессы по посмертному оспариванию завещания достаточно часты в наших судах. По одному из последних спорили из-за того, что человек, который написал завещание, якобы не мог понимать значения своих действий. Так считал истец, которого этим завещанием обошли. И вот появляется экспертное заключение посмертной психолого-психиатрической экспертизы. Там написано, что покойный не мог ни отдавать себе отчет в своем поведении, ни руководить своими действиями, и завещание было таким образом оспорено. Но чем руководствовались психиатры, которые делали это заключение? Очень просто: они говорили, что старик, по отзывам очевидцев, часто отвечал на вопросы невпопад или не отвечал вообще. Плюс у него была контузия – еще в военное время он ее получил. Но в этом же заключении, если смотреть внимательно, написано, что у старика была тугоухость. Но ведь это объясняет, почему человек отвечал невпопад или не отвечал вообще! Тогда почему он стал ненормальным после смерти?
Сложно закон соотносится с психиатрией не только в вопросе с покойниками, но и с живыми. К примеру, в случае с женщиной, у которой подделали подпись под согласием на госпитализацию. До сих пор защитники пытаются возбудить дело, и до сих пор прокуратура говорит, что это не преступление. Врачам прокурор выдал предписание об устранении нарушений законности. А защитникам написал, что, подделывая подпись, врачи не хотели плохого, а хотели как лучше. Но ведь из-за подделки подписи человека посадили за решетку.
И наконец, в существующем законе сказано, что только в исключительных случаях производится принудительная госпитализация. А добровольная когда? Если человек хочет лечиться? Вопрос оказался очень интересным. А потому, что отозвать свое согласие на лечение просто невозможно, Ирине К. предложили подписать согласие на лечение, она взяла и подписала. А потом испытала на себе все прелести галоперидола, от которого и голова кружится, и спать невозможно, и все остальное… и говорит: «Извините, я хочу уйти. Отзываю свое согласие». А ей: «Что значит – отзываете? Согласие получено». И все. По закону отозвать подпись просто нереально.
Врачебная тайна
в психушке
Сегодня адвокату совершенно несложно приехать в места лишения свободы и после прохождения прописанных в законе процедур встретиться с подзащитным, руководством колонии. А вот чтобы пробиться в психиатрическую больницу, защитникам приходится специально судиться.
Но ведь и в других ситуациях только через суд можно решить вроде бы самые обычные вопросы. Вот один из последних примеров. Женщине не сообщали, какими препаратами, в каких дозах ее лечат. Хотя по закону человек имеет право знать о применяемых методиках лечения, с оговоркой, правда, – «с учетом его состояния». Пришлось родным и защитникам обратиться в суд. И там им отказали в такой информации. Знаете, по какому критерию? Потому что это врачебная тайна!
Вокруг психиатрии проблемы у закона во всем. У человека, которого привезли в психбольницу, забрали 200 долларов, которые родители прислали, продав корову. Возбужденное уголовное дело благополучно завяло, потому что непонятно, кто деньги крал. Как должно быть оформлено изъятие денег в больнице по закону? Оказывается, есть приказ минздрава СССР 1986 года, где сказано, что изымаются деньги и ценности за подписью больного. Более того, все деньги должны быть оприходованы и положены в банк на специальный счет. Когда человек выписывается, соответственно оформляется кассовый ордер, и все ему по описи возвращается. Защита потребовала деньги вернуть через суд. Врачи отправили в суд совершенно уникальный ответ: «Приказ устарел, и поэтому он применяется адаптированно». Что значит «адаптированно»? На это ответа не было.
Понятно, что разом все правовые проблемы вокруг и около психиатрии не решить. Но начинать надо, тем более что эти проблемы будут нарастать как снежный ком вместе с ростом вопросов вокруг собственности.
Наталья Козлова, Юрий Ершов, кандидат юридических наук
Материал «Российской газеты»
