Как же кровным и приемным родителям, которые, казалось бы, хотят счастья для ребенка, решить такую сложную задачу: поделить ребенка?
Даша спросила меня: «А ты будешь там со мной жить?»
4-летняя Даша с 8-месячного возраста жила в приемной семье Ольги Кивет и ее супруга Евгения, считая их мамой и папой. В графе «отец» свидетельства о рождении был прочерк, а мама девочки была лишена родительских прав: она не вела асоциальную жизнь, но имела пятерых детей и была не в силах поднимать двух младших, одним из малышей и была Даша.
Летом 2017 года Ольга внезапно получила бумаги из суда: назначена экспертиза ДНК, обнаружился отец ребенка.
«26 июля пришло судебное письмо – вызов на экспертизу для установления отцовства. Я в слезы, побежала в опеку узнавать, в чем дело, мне же никто не звонил, повестка в суд мне не приходила. В опеке мне сказали, что, мол, и сами в шоке, – рассказала приемная мама Даши, Ольга Кивут, корреспонденту «Милосердия». – В суде мне подтвердили, что пришел мужчина, требует установить отцовство, и что мы не можем отклониться. Я нашла этого человека «ВКонтакте», спросила, что он хочет. Он сказал: если отцовство подтвердится, то я ее заберу».
«Как вы это себе представляете? Она у нас с 8 месяцев и других родителей она не помнит!» – заметила Ольга. Мужчина возразил: «Я вас понимаю, но вы меня тоже поймите, я до этого не знал, что у меня есть ребенок. Узнал и сразу начал ее искать».
На экспертизе, рассказывает Ольга, Олег Бурехин (биоотец Даши) к девочке не подходил. «О результатах мы узнали не из суда – никаких бумаг нам снова не прислали. Олег мне прислал «ВКонтакте» бумагу: он отец. Причем уже с датой вступления в силу, обжаловать было нельзя. «Я уже сделал все документы, отдайте мне ребенка», – сказал Олег. Я просила опеку дать время, ведь они даже незнакомы!»
Приемные родители хотели усыновить девочку, но этому мешали обстоятельства. Сначала у ребенка не было статуса – мама не была лишена родительских прав. А потом у Даши появилось заболевание: непереносимость глютена. «Мы ничего не боялись – мать лишена родительских прав, отца по документам нет. А деньги – пособия – нам были нужны, в случае Даши нет льгот на бесплатные лекарства, надо соблюдать безглютеновую диету», – поясняет Ольга.
Ольга обратилась с вопросами к кровной матери девочки – кто он, биологический отец Даши? «Она рассказала нам, что он еще раньше отказывался от детей. Даже проверял сына на ДНК – его ли он. И про Дашу не верил тоже, что она его дочь. Биологическая мать Даши переживает за сложившуюся ситуацию и хочет, чтобы девочка осталась с нами», – утверждает Ольга.
Даша уже знала, что она была рождена не Ольгой. «Как все дети, в какой-то момент она начала расспрашивать, была ли она у меня в животике. Я сказала, что ее родила другая мама, а мы ее нашли в домике. Про папу ведь дети не спрашивают в этом возрасте. А сейчас, когда мы поняли, что юридически никаких шансов отстоять ситуацию у нас нет, мы с ней начали разговаривать».
Она говорила про отца: «Я его не знаю, он мне чужой», – вспоминает Ольга. Когда Ольга сказала дочке, что родной папа хочет забрать ее, девочка спросила: «А ты со мной будешь жить?» Когда услышала, что нет, расплакалась: «Нет, так я не хочу!»
На предварительном заседании суд обязал проверить состояние жилья – Ольги и Олега. Сотрудники органов опеки пришли к Ольге в пятницу 8 декабря, когда женщина была на работе, хотя она просила предупредить о визите заранее.
«Мне пришлось ехать на такси обратно домой, договорились, – когда я приехала, они стояли на лестничной площадке. Я их пустила. Юристы сказали мне все снимать на видео. Одна из сотрудниц органов опеки сказала: «Не надо меня снимать». Они прошли на кухню, поздоровались с Дашей, я потеряла бдительность. Потом они прошли в следующую комнату.
Мы уже были в дальней комнате, а та, вторая сотрудница органов опеки стояла в коридоре и вдруг отец Даши вбежал в квартиру. Он оттолкнул меня, схватил дочку. Мы кричим: «Остановитесь, что вы делаете?» Я пыталась отобрать Дашу. «Зачем вы его впустили?» – кричала моя мама, а женщины из опеки оправдывались, что они ни при чем.
У Даши не было даже колготок на ногах – платье и гольфы. Так он ее и утащил. Даша кричала: «Отпусти, я хочу к маме!» Я вызывала полицию, которая не приехала. И скорую помощь маме».
Оправившись от случившегося, Ольга собрала игрушки и вещи дочки и поехала к Олегу. Адрес, где девочка будет жить, был указан в документах органов опеки. «Но он не открывал мне. Просто написал СМС: «У нас все есть, мне ничего не надо». А его мама кричала через дверь: «Уходите, я вызову полицию».
Я напомнила Олегу, что Даше требуется безглютеновая диета. Но он не знает тонкостей или не хочет вдаваться в подробности. Он написал мне в ответ СМС: «Я буду кормить ее манной кашей. Она сказала, что ей это нравится»».
«Я чувствую, словно оторвали часть меня. А больше всего меня возмущает даже не поведение отца Даши, может быть, он действовал в состоянии аффекта. А позиция всех этих структур. То, что органы опеки действовали обманом. То, что полиция не приехала», – говорит Ольга.
Марианна Тимофеева, юрист, специалист по защите семьи и детства, замечает: «Вскрылся колоссальный нарыв. Мы увидели, что любой ребенок может быть подвержен подобному насилию со стороны органов опеки и профилактики». 14 декабря состоится второе предварительное заседание Тимирязевского суда Москвы. А пока юристы, защищающие Ольгу Кибут, подали заявление в правоохранительные органы о привлечении Олега к уголовной ответственности.
«Мы заявили о незаконном проникновении в чужое жилище и о том, что ребенок был фактически похищен, местонахождение его неизвестно, он вынес ее раздетую из квартиры, – поясняет Марианна Тимофеева. – В тот же день мы подали заявление в местное УВД, сейчас бумаги поданы и на уровне Северного округа столицы. Мы также обратились в Генпрокуратуру и к Анне Кузнецовой, уполномоченной при президенте РФ по защите прав детей».
Ребенок – вещь в руках взрослых
Марианна Тимофеева напоминает: сейчас спровоцирована ужасная травма ребенка, сейчас она второй раз брошена. «Нельзя просто передавать ребенка, как вещь. Если ребенок говорит: «Я не пойду к этому родителю» в 10 лет, суд обязан учитывать его мнение. Но Даше пока 4 года, и ее не слушают. Но разве она не человек?
Говорить о конституционном праве отца сейчас просто непристойно. Почему никто не учитывает конституционные права ребенка? Пришел биопапа – отдайте ее мне, и ему отдают».
В сообществе приемных родителей мамы тревожатся: получается, нет никакой защиты, и их приемных детей могут в любой момент забрать? По закону, к сожалению, да.
«Усыновленные дети находятся под более серьезной защитой. Есть тайна усыновления, и с момента решения суда никто под уголовной ответственностью не имеет права сообщать, кем и где усыновлен ребенок, – напоминает Марианна Тимофеева. – Хотя есть случаи, когда органы опеки заставляли приемных родителей разусыновлять детей и отдавать кровным, но это исключения.
И я хочу напомнить: в случае усыновления ребенка прежняя книга жизни закрыта! И никакое третье лицо не может заставить вас разусыновить ребенка. Порой такие поползновения случаются в регионах, где люди плохо знают свои права. И если вдруг в каком-то регионе приемные родители столкнутся с этим – не поддавайтесь! У вас не могут забрать усыновленного ребенка».
Уточним, что это так же сложно, как лишить родительских прав кровного родителя. Должны быть очень веские основания (асоциальное поведение и так далее).
«Мы сразу же, как появилась возможность, удочерили нашу девочку, а до этого почти год была фобия, что к нам придут и заберут ее! – делится своими страхами И., приемная мама. И замечает, что страх появился не без участия органов опеки. – Есть там хорошие люди, но чаще там профдеформированные сотрудники.
Нас, например, пугали еще на стадии оформления опеки, что уже нашли других опекунов и не отдадут дочь, хотя мы уже установили с девочкой контакт, и она ждала перехода в нашу семью».
Тогда дочке И. было 2 года, сейчас уже 6 лет. Биомама живет с И. в одном районе, но не претендует на дочь. Женщина в свое время даже не знала, что ребенок попал в детдом – она попала в места лишения свободы. Узнав, что у дочери теперь полноценная семья – мама, папа и даже брат, ее кровная мама сказала, что рада этому и желает дочери счастья. Она лишена родительских прав.
«Конечно, статус опекуна дает пособие и льготы, нам сразу дали и место в садике, но гори оно все огнем! Мы тут же удочерили девочку, чтобы больше не было никаких волнений».
Что касается замещающих семей, напоминает эксперт, то, действительно, если в свидетельстве о рождении стоит прочерк в графе родителя, то есть риск его внезапного появления.
«Но все же опекун является фактическим обладателем родительских прав и исполняет обязанности родителя. По семейному кодексу он имеет право забрать ребенка у незаконно удерживающего его человека. То есть тут он уравнен в правах с кровным родителем», – говорит Марианна Тимофеева.
Возвращение же ребенка биородителю возможно только при решении суда о восстановлении его в родительских правах и при решении суда об определении места жительства ребенка.
А вот что такое «интересы ребенка» – неясно. В законе нет точной формулировки . Даже в Конвенции о правах ребенка.
Если биородители живы, а дети находятся под опекой, то да, к сожалению, подразумевается, что такой ребенок может в какой-то момент перейти в кровную семью. Таковы условия задачи для приемного родителя, напоминает Анна Гайкалова, психофизиолог, многодетная мама. На усыновленного ребенка посягнуть не могут.
Но если родитель выбирает вариант не работать, а остаться опекуном, приемным родителем, и получать пособие, чтобы уделять больше времени ребенку, то это его полное право.
«И я считаю безнравственным разговор о том, что приемные семьи действуют в корыстных интересах. Получается, что приемный родитель, надеясь на государственную помощь, попадает в ряды тех, кто может быть поругаем».
Конечно, случившееся – результат и прорех в законодательстве, и произвола органов опеки, неподготовленности участников события, и влияния человеческого фактора. Но как защититься приемному родителю эмоционально? Тут не дашь советов.
«Да, есть такая установка, чтобы семьи были профессиональными, а значит, с рациональным подходом к делу. Но где не будет любви, не будет привязанности и здоровой психики у ребенка. Мы не говорим о подростках, речь о маленьких детях. Иначе у нас будет плеяда моральных уродов – из-за таких установок и допустимостей, – замечает Анна Гайкалова. – Значит, нужно защититься.
Я усыновила своих детей, потому что не хотела рисковать. Я это сделала при первой возможности. И первым в списке рисков было как раз физическое изъятие ребенка».
«Это жестокое обращение с ребенком! Грубое нарушение его прав и глубокая травма! Остальное уже дело второго порядка, но вот такой процедуры насильного лишения привычной жизни ни по каким законам – ни человеческим, ни государственным, ни моральным – быть не должно! – убеждена Диана Машкова, многодетная приемная мама, руководитель Клуба «Азбука приемной семьи». – Представьте своего ребенка, который вдруг должен идти жить к незнакомому человеку, он его насильно хватает и утаскивает. Что вы почувствуете?»
Взрослые должны действовать исключительно в интересах ребенка
Диана Машкова напоминает: процесс передачи ребенка из приемной семьи в кровную должен проходить максимально тактично и постепенно: «Надо сначала встретиться с ребенком, показать фотографии, рассказать постепенно историю семьи. Начать встречи, сначала лучше на нейтральной территории. Потом пригласить ребенка в гости туда, в кровную семью. Папа на сотрудничество не соглашался, не шел на контакт. Не видно заинтересованности в том, чтобы сделать ребенку хорошо».
В соцетях, где случай бурно обсуждается, камни полетели и в приемную маму Ольгу: мол, не подготовила ребенка, сама довела до того, что мужчина силой пришел забирать девочку. Но претензии безосновательны: в такой короткий срок подготовить ребенка невозможно, и работать над этим должны все стороны.
«К сожалению, у нас такое законодательство, что такой вот папа может внезапно объявиться, – сетует Галия Бубнова, многодетная приемная мама. – Это неправильно по-человечески, но по закону человек имеет право забрать ребенка. Случившееся чудовищно по отношению к девочке. Папа думал только о себе, приемные родители тоже. У меня сердце разрывалось, когда я посмотрела этот видеосюжет, где так кричал ребенок. Это очень больно. Я всю ночь думала: как там она сейчас, и какая это травма».
10 месяцев в семье Галии и Алексея Бубновых жила Вероника, 6-летняя девочка с синдромом Дауна. Родители отказались от нее при рождении, и Галина с Алексеем забрали ее из детдома.
Приемная семья проделала колоссальную работу с ребенком, Вероника сильно изменилась. Тем временем кровная мама, которая все эти годы переживала о судьбе дочери и о своем отказе от нее, узнавала об успехах девочки. И, наконец, поняла, что с таким ребенком можно жить в семье, в ней родилось желание забрать дочь.
«Когда мы узнали об этом, мы сразу сказали, что все нужно делать осторожно. Нам помогала служба сопровождения. Я попросила кровных родителей делать перевод девочки максимально нетравматично.
Собрался консилиум, на нем были и мы, и кровные родители, и служба опеки. Мы откровенно высказали страхи в отношении кровных родителей, но те сообщили: «Мы приняли твердое решение, хотя и через 6 лет». Когда мы поняли, что биородители настроены серьезно, мы предложили им план работы. И стали действовать вместе».
Сначала кровные родители Вероники встречались с девочкой в присутствии Галии и Алексея, потом уже одни, потом уже они приводили других своих детей. Это происходило в течение 2,5 месяцев.
«Ребенок постепенно привыкал. С ними ей уже было интересно. Мама молодец, она во время встреч проводила с Вероникой развивающие занятия, они вовлекали ее в совместную деятельность, – рассказывает Галия. – Мы уже потом не вмешивались в процесс, потому что им нужно было научиться налаживать самим контакт».
Галия признается, что ей пришлось ломать себя. «Я старалась перейти на формальный уровень общения, меньше ласкать Веронику, мы постарались отдалиться, чтобы она привыкла к биологическим родителям. Ведь это ребенок с особенностями, ей на словах не объяснишь.
Мы для нее уже были значимыми взрослыми. Теперь нужно было, чтобы таковыми она признала кровных родителей. В отличие от ситуации с 4-летней Дашей, нам всем было легче: потому что мы видели, что биомама Вероники действительно любит ее. И контакт установился. Когда это произошло, мы передали девочку. Я понимала, что это хорошо, но все же заплакала, когда подписывала документы в опеке. Она для нас уже была частью семьи, и мы многое сделали для нее».
«Только когда я увидела, как она бежит к нему навстречу, решила: пора»
«В нашем случае биопапа нашей Насти, которая с 3 до 5,5 лет жила в нашей семье, был в тюрьме. Опека говорила нам: «Не бойтесь, все будет прекрасно, он выйдет года через два, мы лишим его родительских прав, и вы ее удочерите».
Но за 20 лет работы нашего представителя органов опеки такое случилось впервые: папа вышел и сказал: «Я хочу забрать дочь»», – рассказывает Наталья Городиская, многодетная приемная мама.
Наталья вспоминает, что в семье у всех была истерика. Инспектор посоветовала встретиться с папой. ««Он вроде вменяемый, сейчас он забирает и кровного сына из детдома», – сказали нам. Мы, кстати, про мальчика даже не знали, они с Настей были в разных детских домах. На следующий день мы с мужем поехали к нему.
Я рассказывала про Настю. Мы увидела в папе Насти вменяемого молодого человека с хорошей уже работой. Он говорил нам: «Я жил мечтой забрать дочь. Семья должна воссоединиться». Я в ответ говорила, что не могу так поступить с ребенком. Ведь Настя его не знает.
Мать Насти, с которой этот мужчина расписался уже будучи в заключении, забеременела от него на свидании. Он видел девочку всего в 2 месяца и все. Я предлагала оставить девочку у нас. Он отвергал этот вариант».
«Вы, видимо, очень хотите ее увидеть?» – спросила Наталья. Мужчина сказал: «Очень». «Это было давно, тогда не было никаких психологов и помощи, некуда было стучаться. Мы поняли, что надо как-то преподнести это дочке, – рассказывает Наталья Городиская. – А она словно почувствовала что-то: помню, дома вцепилась мне в руку: «Мамочка, ты только никому меня не отдавай». Видимо у нее была внутренняя тревога. До этого мы не углублялись с ней в разговоры про то, что она не кровная нам. У нее была задержка развития, и мы об этом говорили мягко, опосредованно».
Наталья решила, что преподнесет дочери все происходящее в позитивном ключе. «Я ей сказала: тебя так давно искал твой папа, он тебя давно потерял. И вот он нашел нас. Я ей рассказала это как хорошую сказку. Она обрадовалась и захлопала в ладоши. Если бы мы ей рассказали, что ее хотят отнять, понятно, что она бы реагировала негативно».
На свидании девочка сторонилась отца, хотя он купил ей кучу подарков. Приемные родители сказали, что не могут просто сунуть дочь ему в руки с вещами – девочку надо подготовить.
«Сначала мы встречались, потом он забирал Настю на час, на два, потом и на сутки – ее бабушка очень хотела ее увидеть, они жили в 70 км от нашего города. Так прошло два месяца. Когда я уже увидела, как она к нему бежит навстречу, как он на нее смотрит, мы приняли решение: пора, – вспоминает Наталья. – Повезли ее мы сами, с мешком вещей и игрушек, все наши дети ее собирали.
То есть мы все обыграли в хорошем, положительном ключе для ребенка. И там ее тоже с радостью встретили. А она уже знала, куда она едет, привыкла к их дому, там было уютно, ее бабушка меня обняла и плакала: «Спасибо вам за Настю»».
Только закончилась вся история пшиком. «Постепенно наше общение сошло на нет. А потом бабушка Насти вышла с нами на связь через соцсети. Оказывается, папа оставил ребенка на нее, а она через какое-то время слегла с инфарктом, дети были без присмотра, денег у них не было. Они боялись нам признаться.
Я забрала девочку в тот же день. Бабушка очень извинялась. А биоотец сказал: «Да, я понял, что Настя – чужой человек для меня», – рассказывает Наталья Городиская. – Он пошел со мной в опеку, написал отказ, и мы ее забрали.
В результате был сильный откат в развитии Насти: энурез, панические атаки. Она все время говорила: «Не отдавай меня больше, я спрячусь под кровать»». Приемные родители снова долго работали над состоянием девочки. Сейчас Насте 10 лет, она учится в 3 классе и у нее всего две четверки. Про ту семью она не вспоминает и хочет взять фамилию своих приемных родителей.
«Я поняла, что в таких ситуациях обязательно нужно продолжать отслеживать ситуацию в кровной семье, куда уехал ребенок. Меня они отдалили, а оказывается зря – ребенок был в беде. Должен быть куратор, специалист органов опеки, кто бы занимался этим, но их нет», – говорит Наталья Городиская.
Травма утраты и насилия может повлиять на всю дальнейшую жизнь
«Нужно было знакомить Дашу с кровным отцом постепенно, медленно выходить на контакт. Воровство ребенка – это просто разрушительно. Последствия этой аферы будут катастрофические», – считает Анна Гайкалова.
«Мы понимаем, что мама страшно переживает, но ведет себя правильно, не выражая явных действий против отца. Она принимает ситуацию. Это, пожалуй, правильная ситуация – не идти на конфронтацию. И она продолжает бороться за ребенка, – говорит Наталия Мишанина. – Видео, которое я увидела, как отец забирал ребенка, – это насилие над ребенком и бесчеловечное обращение с ребенком. Для меня не только как для психолога, но и как для матери и бабушки это кощунство» – говорит Наталия Мишанина, руководитель психологической службы фонда «Арифметика Добра»
Как вести себя приемным родителям в такой ситуации? Надо ли такой случай предвидеть? Да. Если вы берете малыша, лучше усыновите. Изучите заранее все подводные камни.
Эта история показала многое – оказывается, подобное может случиться неожиданно. Было бы правильно, если бы биопапа постарался выстроить отношения с приемными родителями.
«Девочка бы могла остаться в этой целой семье, ведь там есть и мама, и папа, и бабушка, это уже устойчивая система, в которой она росла. И она бы взаимодействовала с кровным отцом и кровным братиком. Совсем необязательно выдирать ребенка из его нынешней жизни», – полагает Наталия Мишанина.
Сейчас этому ребенку нужна колоссальная поддержка. Девочке, убеждены специалисты, теперь нужна помощь психолога. «Нужно помочь ребенку пережить свежую утрату, а еще и жестокое обращение с ним. Чем это отличается от ситуации, когда ребенка точно так же выдирают из семьи и помещают в детский дом? За что ее забрали? С этим чувством вины она будет идти по жизни дальше», – предостерегает Наталия Мишанина.
