В сентябре 2016 года федеральные СМИ облетела новость: в Калужской области 28-летняя приемная мать забила 4-хлетнюю дочь до смерти. На теле девочки обнаружили около 70 следов от ударов, нанесенных не за один раз.
Хроники исчезнувшей семьи
Анжелика была взята под опеку супругами Цымуриными (фамилия изменена) из города Людиново Калужской области в 2014 году. Тогда ей было 2,5 года. Вместе с ней к Цымуриным попали два ее брата – новорожденный Максим и 14-летний Игорь.
Василий Цымурин приходился детям двоюродным дядей, но инициативу взять сирот после смерти их матери (она умерла в родах) проявила его жена Надежда. У нее недавно тоже родился мальчик. Был у Цымуриных и еще один кровный ребенок, 9-летний сын.
У детей была бабушка, но она не смогла их принять: у нее – психиатрический диагноз, а это автоматически лишает права становиться опекуном. Был и еще один кандидат – дядя из другого региона, но для него препятствием стали недостаточные жилищные условия. Обсуждался вариант передать ему младенца, но выбор был сделан в пользу Цымуриных, чтобы не разлучать братьев с сестрой.
Надежда и Василий отвечали всем формальным критериям благополучия: на психиатрическом учете не состояли, инфекционных болезней и судимостей не имели, жильем обеспечены, стабильный доход. Сертификат об окончании Школы приемных родителей женщина получила.
Попав к Цымуриным, Анжелика сначала ходила в детский сад, но затем ее перестали приводить. Редко девочку видели и соседи. Надежда мотивировала это тем, что Анжелика нелюдима, ей нравится играть одной. Прекратились и встречи девочки с родной бабушкой.
Анжелика погибла 23 сентября 2016 года. Приемная мать, как выяснили следователи, на тот момент уже долгое время била ее за «отсутствие навыков самообслуживания и непослушание».
В тот день она за что-то избила девочку шваброй. Та перестала дышать.
25 сентября Надежда Цымурина обратилась с заявлением в полицию о пропаже девочки. Но следователи выяснили, что произошло на самом деле, за сутки. Тело Анжелики Надежда и Василий спрятали в лесу.
5 апреля 2017 года Надежда была признана виновной, суд вынес ей приговор: 14 лет в исправительной колонии общего режима, затем ограничение свободы на год. Она также обязана возместить родственникам погибшей девочки моральный ущерб в размере 800 тысяч рублей. Приговор пока может быть обжалован.
Василий, рассказавший обо всем следователям, избежал уголовного преследования. Он утверждает, что не знал, что супруга настолько серьезно била Анжелику. Тело помогал прятать, потому что боялся, что заберут других детей.
Василий и Надежда Цымурины лишены родительских прав. В СИЗО Надежда родила еще одного ребенка – убийство ее приемной дочери произошло, когда она была беременной.
Как такое стало возможным? Этот вопрос всегда возникает после подобных трагедий. Если разобраться в подробностях истории, то возникнут другие впопросы: сначала «Кто виноват?», а потом «Что делать?» Как избежать повторения в будущем? Существует ли способ отсеять тех, кто может нанести ребенку непоправимый вред, от добросовестных потенциальных приемных родителей?
Формальный подход – по закону
У Цымуриных что-то пошло не так в самом начале. В семье одновременно появились двое младенцев, требующих повышенного внимания со стороны матери. А ведь было и еще трое детей – двое подростков и маленькая Анжелика.
«Двое новорожденных – это безумная нагрузка, даже если не считать еще троих детей старше, – говорит приемная мама двух девочек-подростков Елена Мачинская. – Вероятно, женщина, ставшая детям приемной матерью, не рассчитала свои силы и в какой-то момент сорвалась».
Если бы сотрудники опеки подумали об этом заранее и подобрали двум братьям и сестре других приемных родителей, трагедия могла и не произойти. Но в этом формально они не нарушили закон – Надежда Цымурина была подходящим кандидатом, соответствующим всем требованиям.
Количество детей в приемной семье с установлением опеки над тремя сиблингами (родными братьями и сестрами) не превышало восьми, как регламентирует соответствующее правительственное постановление.
Но приемные дети в психике взрослого актуализируют малоприятные вещи, о наличии которых человек может даже не догадываться, пока в семью не войдет чужой ребенок. Специалисты говорят о том, что через раздражение в адрес приемного ребенка проходят почти все родители.
Большинство справляется с этим – при поддержке близких или квалифицированных психологов. У Надежды, судя по всему, такой поддержки не было.
В Людиново школы приемных родителей больше нет
Надежда Цымурина получила сертификат «Школы кандидатов в приемные родители» в Людиново. Без этого документа с сентября 2012 года стать приемным родителем невозможно. Но следователи выяснили, что Надежда пропускала занятия.
«Сертификаты не выдают тем родителям, которые пропустили более 10-30% занятий, – говорит Юлия Юдина, директор благотворительного фонда «Измени одну жизнь». – Но можно записаться на следующий курс и дополучить те знания, которых не хватает. Однако где-то на это, бывает, закрывают глаза – итоговое собеседование довольно простое, не экзамен по ядерной физике».
Сертификат получают почти все, кто не передумал в процессе обучения. Он, по большому счету, свидетельствует только о том, что человек, у которого он в руках, имеет представление о возрастной психологии или о формах семейного устройства.
А если специалисты школы увидят, что человек явно не готов к приемному родительству? Можно ли что-то сделать? Нет. Заключение сотрудников Школы о психологическом состоянии приемного родителя не имеет юридической силы. Это не показатель для органов опеки, которые единственные на законных основаниях решают, может ли человек стать приемным родителем.
Кроме того, школы приемных родителей не должны «выявлять» проблемы – в идеале они должны помогать будущим усыновителям или опекунам с ними справляться.
«Многое зависит не только от готовности или не готовности человека к приемному родительству, но и от качества подготовки, – объясняет Марина Левина, руководитель санкт-петербургского благотворительного фонда «Родительский мост», где работают с приемными семьями с 1997 года. – Министерство образования дает достаточно времени для индивидуальной работы с кандидатом – не меньше 21 часа на человека. Этого хватит для того, чтобы понять перспективы и оценить риски. Но мало кто использует индивидуальную подготовку в таком объеме».
Причина – в регионах нет достаточного количества специалистов для этого, не хватает средств и большой поток желающих взять приемного ребенка.
Как был устроен процесс подготовки к приемному родительству в Людиново в 2014 году, когда школу посещала Надежда, – неизвестно. После трагедии руководитель местной школы приемных родителей была уволена.
Сейчас здесь нет ШПР – государственный «Центр диагностики и консультирования» для детей, нуждающихся в психолого-педагогической, медицинской и социальной помощи, при котором работала школа, лишен полномочий осуществлять подготовку приемных родителей. Тем, кто захочет взять ребенка-сироту, придется ехать в Калугу.
Психолог промолчал, а надо ли было говорить?
Примерно за год до гибели Анжелики ее родная бабушка, общавшаяся с внучкой, увидела на лице и теле девочки уже сходящие синяки. И отметила странности в поведении – малышка была подавлена и ела так, словно была голодной очень долгое время. Поинтересовалась у приемного отца – бабушке объяснили, что Анжелика плохо себя вела за столом, за что получила ложкой по лбу.
После этого Надежда Цымурина попыталась прекратить встречи внучки и бабушки – для этого даже сводила приемную дочь к психологу. Попросила дать заключение, что бабушка плохо влияет на эмоциональное состояние девочки. Психолог констатировал подавленность, неконтактность, пассивность Анжелики, но не смог понять, с чем это связано: бабушка или приемная мать так на нее влияют, а может потеря кровной мамы?
Через три сеанса Надежда с приемной дочерью перестали приходить. Заключение психолога станет востребованным только в ходе уголовного дела.
Почему специалист не сообщил в органы опеки или в комиссию по делам несовершеннолетних о том, что с маленькой девочкой происходит что-то странное? Следственный комитет по Калужской области пояснил, что психолог объяснил это так: «Не было запросов».
«Если ориентироваться на европейские стандарты (так как в России пока не принят закон о психологической помощи), психолог обязан сохранять конфиденциальность клиента, – объясняет психолог Софья Шокотько. – Психолог призван помогать людям – хотя бы не вредить. И тем более, не может у психолога быть функции жесткого контроля за человеком, распространения личной информации, которую ему доверили. Исключение: если психолог узнал, что может быть нанесен вред жизни и здоровью человека. Если бы психолог работал с матерью и увидел ее опасное состояние, побои на ребенке, признаки физического насилия, тогда можно было бы сообщить».
Если психолог не видел опасности (а до трагедии, напомним, был еще год – за это время многое могло измениться), то сообщение от него в опеку могло бы поставить под прицел ни в чем не повинных приемных родителей.
Тех, кто не видел, было больше
А что органы опеки и попечительства? В личном деле Анжелики были отчеты о проверках в семье Цымуриных, но, как выяснило следствие, они делались без выхода в семью.
Сначала специалисты опеки приходили, констатировали, что девочка весела, упитана, развивается в соответствии с возрастом. Но в течение года, который кончился ее гибелью, не были у Цымуриных ни разу. Причину нам назвали в СК по Калужской области: «22 июля 2015 года семью посещала представитель из г. Калуга, потом начальник отдела охраны прав детства (органы опеки в Людиновском районе) сообщила свои работникам, что в семье все хорошо и проверять ее не надо».
«Представителем из Калуги» была уполномоченная по правам ребенка по Калужской области Ольга Копышенкова. Ей написала бабушка Анжелики, обиженная тем, что ей не дают видеться с внуками. И Ольга Александровна, планово посещавшая Людиново, без предупреждения решила заехать к Надежде и Василию Цымуриным, чтобы понять, что происходит.
«Когда я позвонила в дверь, мне открыл старший приемный сын, – рассказывает Ольга Копышенкова. – На руках у него был кровный младенец Надежды, а она держала приемного малыша. В семье никто не делал различий между кровными и приемными – это было ясно с первого момента. И там царила такая атмосфера, что в жизни никогда не подумаешь, что мать может бить детей».
Ольга Александровна наедине говорила с Игорем, родным старшим братом Анжелики. Тот сказал, что приемные родители у него замечательные, а бабушка настраивает младшую сестру против них. Анжелику уполномоченная так и не увидела, та была в детском саду, а приемная мать попросила не тревожить девочку, так как в саду был тихий час.
Через месяц Ольша Копышенкова уточнила у представителей местной администрации, которые были вместе с ней у Цымуриных, исчерпан ли конфликт между родственниками. Ей сообщили, что все в порядке.
Примерно через полгода девочка перестала ходить в детский сад. Воспитатели долго звонили Надежде и спрашивали, почему девочка не посещает садик, но приемная мать убедила их, что Анжелике лучше побыть пока дома.
Надежда просила забрать девочку из семьи
Следствие выяснило, что приемная мать Анжелику ругала, наказывала и била за любую провинность: взяла без спроса еду, не так села, не так взяла ложку, не слушалась, показала язык, описала штаны, не убрала игрушки. Ставила в угол надолго, на несколько часов, не кормила.
Когда Надежда забеременела третьим ребенком, то обратилась в органы опеки с просьбой забрать девочку из семьи. Ей ответили: справляйтесь или заберем всех приемных детей.
Надежда не справилась.
«Странно, что после того, как женщина фактически попросила помощи, опека не обратила на это внимание, – говорит Юлия Юдина. – Но, думаю, специалисты просто не успели дойти до семьи, ведь любой возврат – это ЧП для них. Опека, как правило, очень загружена работой, сотрудники, как между молотом и наковальней, на них и профиликтика сиротства, и работа с кровной семьей, где выявлено неблагополучие, и устройство детей-сирот в семьи, и контроль этих семей. Слишком много функций – и некоторые из них взаимно исключают друг друга: изъяли ребенка из семьи – виноваты, не изъяли вовремя – виноваты».
В органах опеки и попечительства Людиновского района, по данным за 2015 год, отвечали за 63 детей в 32 приемных семьях и 75 детей в 69 семьях опекунов и попечителей. За год шесть штатных сотрудников должны были посещать более ста семей.
По сообщению СК по Калужской области, сейчас на завершающей стадии находится уголовное дело на сотрудников отдела «охраны прав детства», которые не посещали семью Ц., по статье 293 (ч. 2) УК РФ, «Халатность, повлекшая смерть человека». Начальница отдела уволена. Три специалиста, подписавшие липовые акты обследования, привлечены к дисциплинарной ответственности.
Не контроль, а помощь приемной семье
Не существует надежного сита, через которое можно было бы пропускать потенциальных приемных родителей. Эта сфера – еще более деликатная, чем медицина и образование, потому что человеческие чувства задействованы по максимуму. А это субстанция, не поддающаяся детальным регламентам, постановлениям, подзаконным актам.
Во главу угла всей системы семейного устройства поставлен человеческий фактор – почти все в ней зависит от профессионализма и неравнодушия сотрудников опеки, у которых при этом мало инструментов для работы.
«Что это значит – недобросовестный приемный родитель? Мало еды в холодильнике, не по линейке разложенная одежда в шкафу – не критерий. Понять, что семья проблемная, опека может только, если увидит в квартире пьяную мать, оборванных детей и мужика с топором наперевес, – говорит Елена Мачинская. – То, что приемные родители на грани срыва, она не увидит, – у нее нет для этого возможностей. А любая дополнительная регламентация приведет к ужесточению контроля, и без того нервирующего, а приемным семьям нужна помощь».
Помощь – это служба сопровождения. Причем, по мнению Елены, не аффилированная с государственными органами. И обязательная – хотя бы для приемных семей, которые берут детей на договоре возмездной опеки.
«Но при этом было бы неплохо дать приемным родителям самим выбирать специалистов, которые сопровождают семью. Доверие – главное в деле помощи. Помочь тому, кто тебе не доверяет, невозможно».
