Российская система исправительных учреждений для подростков, совершивших правонарушения, только называется исправительной. На деле, как правило, колонии для несовершеннолетних чаще всего делают из детей кандидатов на обитателей взрослых «зон».
/www.metronews.ru/
Менять систему, особенно такую закрытую, получается только очень медленно и локально – усилиями отдельных неравнодушных людей. На недавнем кинофестивале «Милосердие.DOC» в номинации «Социальная реклама» первый приз взял ролик «Щелкунчик», сделанный режиссером Марией Поляковой и продюсером Сергеем Максимовым в при участии вокальной группы «DeDooхe» и воспитанников колонии для несовершеннолетних в г. Колпино под Санкт-Петербургом. Мария Полякова рассказала о том, как создавался ролик, и о том, что по ее мнению можно сделать для ребят, попавших в колонию.
– Лет 10 назад я работала в детском лагере в Новосибирске. В этот лагерь привозили детей и подростков, попавших в приемник-распределитель, то есть подобранных на вокзалах, изъятых из неблагополучных семей и так далее. Они еще не были сиротами официально и в ожидании пока решатся их вопросы, жили в этом приемнике, а на лето приезжали в лагерь, где я работала вожатой.
В том возрасте общение с ними для меня было шоком. Потом я уехала в Санкт-Петербург, где после завершения обучения начала заниматься рекламой. На одном из рекламных проектов я познакомилась с участниками вокальной группы «DeDooхe». Они обратились ко мне с предложением сделать клип и очень бурно поддержали идею не снимать банальный клип, а потратить эти деньги (их деньги!) на проект, который позволил бы детям из исправительной колонии для несовершеннолетних как-то окунуться в творчество и создать вместе с «DeDooxe» этот ролик.
Я согласилась на такое предложение, потому что мне тоже захотелось привлечь к этой проблеме внимание общественности – ведь когда я еще работала вожатой в летнем лагере в Новосибирске, я видела, что у этих сложных детей явный дефицит общения.
Поскольку я профессионально занимаюсь вирусной рекламой, то есть съемкой роликов, которые потом активно распространяются в интернете, я подумала, что такой социальный ролик – это то, что можно сделать, используя какие-то мои навыки.
Мы начали искать учреждение, которое нам позволило бы это сделать – это было не очень просто, так как система достаточно закрытая. Но мы познакомились с Владимиром Ивановичем Ивлевым, начальником колонии в Колпино, благодаря которому и получился наш проект. Участники «DeDooxe» пели с воспитанниками, рассказывали им о музыке в процессе репетиций и подготовительного периода. И пели они им а капелла очень разные произведения, от классической музыки до рэпа. А так как поют они классно, репетиции у нас были мини-концертами.
Как появилась конкретная идея? Мы слушали с детьми разную музыку, а потом один из них сказал, что когда был маленьким, то ходил в театр, не помнит, как называется, но помнит, что там в спектакле была «драка с крысами». Всех остальных это заинтересовало, так и появился наш «Щелкунчик».
– Какова основная цель этого ролика – привлечь внимание общественности в целом или каких-то конкретных людей?
– Во-первых, я знаю, что детям, оказавшимся в такой ситуации, очень важно поверить в себя. Я помню, что когда работала в детском лагере, то пришла к директору и предложила, чтобы наш отряд поставил спектакль и показал всему лагерю. И директор смотрела на меня, как на сумасшедшую, и ребята, с которыми я стала этим заниматься, долго отказывались – боялись, что над ними будут смеяться. Но через неделю подготовки к спектаклю стало видно, насколько для них важно в этом участвовать. То есть важно дать понять человеку, что он что-то может.
Наверно, это была главная задача. А пообщавшись с Владимиром Ивановичем, видя его неравнодушие к судьбам воспитанников колонии, я подумала, что было бы хорошо, если бы туда приходили какие-то успешные люди – художники, спортсмены и другие – и чему-то учили бы этих ребят. В колонии есть социальные работники, но в основном это женщины около 40 лет. Безусловно, они делают нужное дело, но парням-подросткам нужен кто-то еще.
Я надеюсь, что этот ролик привлечет чье-то внимание, и в колонию придут волонтеры, потому что руководство колонии не против. К сожалению, у нас в стране нет какой-то системы, по которой это может происходить. В колонии нет человека, который бы занимался именно этим направлением, администрированием. Пока это все возможно только если договариваться в каждом отдельном случае с Владимиром Ивановичем. Но сам он вряд ли сможет заниматься этим как-то системно, ведь у него много и других обязанностей.
Впрочем, эти дети не обойдены вниманием общества совсем – туда приезжают разные люди, в том числе официальные лица, дарят им подарки. Но непосредственного общения ребятам не хватает. Вообще, в колонии все, от воспитанников до охранников, говорят, что очень многое изменилось к лучшему с приходом Ивлева. Он очень много занимается детьми, и они его любят. Он говорит о них, как о детях, а не как о преступниках. То, что я увидела за две недели съемок, меня в хорошем смысле удивило. Что характерно: Ивлев работает в колонии уже около пяти лет, и за это время никто не сидел в карцере. Это говорит о его позиции по отношению ко всей системе, ведь на самом деле колония – настоящая тюрьма: вооруженная охрана, собаки, решетки…
Может быть, это наивно, но я искренне считаю, что 99% преступлений, совершенных этими парнями, можно было бы избежать, если бы социальные службы вовремя обратили бы на этих парней внимание.
Я не уверена, что можно осуждать 12-летнего парня, который два года жил на улице, за то, что он продавал наркотики. Или вот история: парень убил своего отчима. Нормальный мальчик, учился в хорошей школе, но отчим годами избивал его, и все про это знали – друзья, родители друзей, классный руководитель. В итоге однажды этот отчим напился и снова начал мальчика избивать, а мальчик его в драке убил. А мальчик не асоциальный, он бы поступил в вуз и учился бы. Но на его жизнь годами всем было плевать.
Вот он сейчас в колонии, где у него очень большой срок, и ему очень повезет, если по достижении 18 лет он не отправится на взрослую «зону». Он сейчас в дикой депрессии. И таких там немало.
Конечно, это дети-травматики. И колония должна быть в первую очередь учреждением для реабилитации, потому что если мы их накажем и всем опять будет на них плевать, когда они оттуда выйдут, то результат предсказать нетрудно. Например, в той же Голландии таким подросткам дают специальность, помогают найти жилье, работу.
Еще мне кажется, что реабилитация должна включать и общение с людьми, которые могут показать, сколько прекрасного есть в мире: рассказать об искусстве, о многом другом. И это должны быть молодые люди, близкие им по возрасту. На подростков очень хорошо действует чей-то личный пример.
– А у вас есть какие-то планы в отношении будущего этих ребят?
– Я как раз недавно разговаривала с людьми из нашей съемочной группы… Ведь съемочный процесс превратился в своего рода мастер-класс, ребята облепили наших операторов, рассматривали аппаратуру. Глеб Матюшин, художник по свету из Александринского театра, который сделал для ролика светящиеся костюмы, паял их прямо в колонии вместе с ребятами и был, наверно, самый популярный участник группы (смеется).
Для ребят было чем-то невообразимым, что эти костюмы будут светиться, что свет будет управляться по Wi-Fi. И было бы здорово, если бы какие-то подобные встречи проходили и дальше. По крайней мере, это то, что я могу предложить – ведь я не психолог, не социальный педагог. Я могу привести в колонию каких-то интересных людей, используя свои знакомства.
Как я себе это представляю? В колонию могут прийти, например, молодые режиссеры из ГАТИ и читать с ребятами того же Достоевского, говорить о прочитанном, заниматься какой-то этюдной работой. Очень важно ребятам оказывать доверие. Ведь когда мы только пришли снимать ролик, они отказывались участвовать, потому что они сами себе не доверяли. Но в последние дни к проекту прониклись интересом даже самые большие скептики.
– Будете ли вы заниматься другими проектами, связанными с социальной рекламой?
– Да, я собираюсь. Определенная доля западного рекламного рынка социально ориентирована. Крупные бренды устраивают рекламные кампании, которые по сути являются и социальной рекламой, и сборами средств на те или иные нужды. Мы сейчас пытаемся придумать схему, по которой и в России какая-то значительная часть рекламных бюджетов уходила бы на подобные проекты. Ведь на производство социальной рекламы нужны средства, как и на производство любой другой рекламы.
Пока мы ведем переговоры с благотворительными фондами, и как только мы с ними договоримся, мы обратимся в крупные рекламные агентства с таким предложением. Я бы хотела продолжать этим заниматься. К тому же мне не очень нравится социальная реклама, которая уже есть в России: как потребитель рекламы, я ничего особенного не чувствую, когда мне показывают загримированных актеров – было бы лучше, если бы показали, например, настоящего инвалида, реального человека с его реальными проблемами. Символ не трогает, трогает настоящая жизнь.
Социальные рекламные ролики должны быть своего рода микрофильмами – на 37 секунд. И при помощи такого миникино мы можем достучаться до огромного количества людей. Если просто рассказывать людям про ту же колонию в Колпино, то это может занять много времени, а с помощью таких роликов в интернете это делается гораздо быстрее.
Социальная реклама – это инструмент, которым нужно пользоваться. И потом это единственное, что я умею делать, чем я действительно могу помочь.
Знаете что меня удивило действительно сильно? Как много профессиональных и очень занятых людей согласились помочь нам в этом проекте, а ведь это был канун Нового года! Никто не отказал в просьбе присоединиться к проекту несмотря на то, что работа не подразумевала оплаты. Такие проекты можно и нужно делать, и довольно много людей готовы тратить свое время и силы на эту работу.
– Общаетесь ли вы после съемок с воспитанниками колонии?
– Моя любимая история на эту тему такая: среди тех, кто снимался в нашем ролике, был один очень талантливый парень. Хореограф, который ставил танец для ролика, сказал мне: «Знаешь, если б его отдали в детстве, например, в балетную школу, сейчас он, вероятно, был бы уже знаменитостью». А через месяца три или четыре после съемок этот парень прислал мне письмо «ВКонтакте», рассказал, что вышел из колонии, работает в Петербурге барменом, а также записывает с группой свои песни. Одну запись он мне даже прислал. Я была очень рада.
