Кричи, чтобы тебя услышали. Заставь, чтобы сделали. Будь сильным, а доброта – это проявление слабости. Знакомо?
К сожалению, и в Церкви новичка может шокировать жесткость обращения. Это наша общая беда, как прошлого, так и настоящего времени, когда у Церкви появляется все больше служб и проектов, а людей мало. У православных есть оправдание: мы исполняем послушание, а если человек обижается, то это его «гордынька» играет, ему полезно, пусть смиряется.
Но перед нами настоящая проблема – грубость, от нее не застрахован никто, она иссушает одних и развращает других. А кого и от Церкви отвращает.
А что советовал преподобный Серафим Саровский? Быть жестким и деловым или быть милостивым? Да, и он бывал нарочито груб: прогнал дворянина, вероятно, члена тайного общества, не открывал дверь келии, отвечая лишь «никого нет дома». Но его грубость была как скальпель хирурга: встряхнуть таким образом человека, дать ему увидеть себя. Ведь страшно, если святой – а уже при жизни прп. Серафима считали святым – с тобой говорить не захочет.
И все же мы помним прп. Серафима не как строгого старца, а как милостивого.
Помним его приветствие «радость моя, Христос Воскресе», помним, как он смирился перед разбойниками, а не побил их, хотя был силен и вооружен. Итак, что советовал подвижник, простоявший на камне 1000 дней и ночей, когда ему предложили принять начальство над братией одного монастыря? Как обращаться к своим ближним, к подчиненным?
Вот несколько историй из книги о нем «Всемирный светильник», написанной митрополитом Вениамином (Федченковым), и других жизнеописаний преподобного.
Строгая стряпуха
Одна из сестер Дивеевских, Ксения Васильевна (мать Капитолина), рассказывала, что в трапезной у них была престрогая стряпуха. Всем хороша, да строга непомерно. Эта строгая стряпуха ревностно исполняла приказ несколько скуповатой матери-настоятельницы и недокармливала сестер. И сестры, нередко оставаясь полуголодными, даже брали в тихую друг у друга хлеб.
Узнал про это о. Серафим и потребовал сестру к себе. Пришла она, а мать Капитолина в то время как раз была у батюшки. Как же разгневался на стряпуху о. Серафим! Так страшно и грозно ей выговаривал, что страх и ужас охватили бедную мать Капитолину.
Стряпуха начала было ссылаться на приказы начальницы. А О.Серафим ей все свое: «Так что же что начальница! Не она моих сироточек-то кормит, а я их кормлю. Пусть начальница-то и говорит, а ты бы потихоньку давала да не запирала. Тем бы и спаслась! Нет, матушка, нет тебе моего прощения! Сиротам да хлеба не давать?»
Чтоб дух всегда весел был
— Раз стала я жаловаться сама на себя, — рассказывает одна та же Ксения Васильевна, — на мой горячий, вспыльчивый характер; а батюшка и говорит: «Ах, что ты, что ты говоришь, матушка? У тебя самый распрекрасный, тихий характер, матушка; самый прекрасный, смирный, кроткий характер!» Говорит-то он это с таким ясным видом и так-то смиренно, что мне это его слово: тихий-то да кроткий — пуще всякой брани было; и стыдно мне стало так, что не знала, куда бы деваться.
И стала я смирять свою горячность-то все понемногу. А я всегда эдакая суровая, серьезная была…
Батюшка запрещал мне быть слишком строгою с молодыми; напротив, еще приказывал бодрить их. Не дозволяя сквернословие или что-либо дурное, он никогда никому не запрещал веселости.
Вот, бывало, спросит:
— Что, матушка, ты с сестрами-то завтракаешь, когда они кушают?
— Нет, батюшка, — скажешь.
— Что же так? Нет, ты, радость моя, не хочется кушать — не кушай, а садись всегда за стол с ними, они, знаешь, придут усталые, унылые; а как увидят, что ты сама села и ласкова и весела с ними, и духом бодра, ну и они приободрятся и возвеселятся, и покушают-то более, с радостью.
Ведь веселость-то не грех, матушка: она отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает.
И хуже его нет: оно все приводит с собою. Сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех пред лицом Господа дух всегда весел был, а не уныл — вовсе не грешно, матушка».
Осторожность жизни
Будущему наместнику Троице-Сергиевой Лавры и сотруднику строгого Московского митрополита Филарета, преподобному Антонию Радонежскому (Медведеву), в молодости подвизавшемуся в Сарове, прп. Серафим дал такую заповедь на прощание: «быть милостивым и снисходительным к братии; матерью будь, а не отцом к братии; и вообще ко всем быть милостивым и по себе смиренным. Смирение и осторожность жизни есть красота добродетелей».
О. Лодыженскому, отправлявшемуся в 1830 году в Китай, прп. Серафим указал «особенно, чтобы я сам был милосерд, если хочу, чтобы Господь Бог был ко мне милосерд».
Однажды пришли к о. Серафиму управляющий имением одного помещика, его же крепостной Н. с женою. Они стали просить у батюшки благословения на поездку в Москву к господину своему, чтобы он отпустил их на волю или, по крайней мере, освободил его от трудной службы. Но о.Серафим взял управляющего за руку, подвел его к иконе Умиления Божией Матери и сказал:
— Прошу тебя ради Божией Матери: не отказывайся от должности. Твое управление — к славе Божией: мужиков не обижаешь.
А в Москву нет тебе дороги. А вот твоя дорога: я благословил одного управляющего проситься на волю по смерти господина…
К подчиненным, особенно к крепостным крестьянам, о.Серафим всегда заповедовал относиться с вниманием и жалостью.
— Не противны ли Богу законные, по-видимому, наказания? — спросил его некий начальник. — И как сохранить нравственность людей, мне подчиненных?
— Милостями, облегчением труда, а не ранами, — ответил великий святой, — напои, накорми, будь справедлив! Господь терпит (то есть его самого), и ты прощай…
