В Доме-интернате № 8 для умственно отсталых детей 150 воспитанников. Среди них есть лежачие, дети с синдромом Дауна, другими тяжелыми психофизическими нарушениями. При этом они удивительно открыты и непосредственны –корреспондента «Милосердия.Ru» встретили как доброго приятеля, просились на руки, вешались на шею.
Заместитель директора Православного Центра «Живоносный Источник» Леонид Могилевский до сих пор не состоит в штате интерната. Но именно он стоял у истоков его создания и до сих пор все дни, кроме субботы и воскресенья, с утра до вечера проводит со своими воспитанниками и знает «секрет» их открытости людям. С этого мы и начали разговор.
– Леонид Шмульевич, удивительно, как ваши воспитанники открыто, радостно и непосредственно общаются с незнакомым взрослым человеком.
– Вы сразу заметили, что эти дети раскрепощены. Мы стараемся создать для них домашнюю обстановку, не только обеспечить им уход и медобслуживание, но и помочь интегрироваться в мир. До недавнего времени государство считало таких детей необучаемыми, для них не предполагались педагоги и воспитатели. Несколько лет назад удалось внести изменения в законодательство. Теперь в соответствии с законом необучаемых детей нет. Просто для детей с отклонениями и даже просто с особенностями развития требуется индивидуальная программа. К сожалению, изменить закон проще, чем разработать его практическую базу. Дополнительные средства не выделяются, в большинстве интернатов штат не укомплектован.
– А в педагогических вузах есть кафедры, готовящие специалистов для работы с особенными детьми?
– На дефектологических факультетах есть кафедры олигофренопедагогики, где обучают специалистов для детей с особенностями развития. В специальных центрах для домашних детей с тяжелыми нарушениями (в Москве таких центров 2 – Центр лечебной педагогики и Даунсайд Ап) специалисты работают и работают успешно. В интернатах системы социальной защиты для детей-сирот с тяжелыми психофизическими нарушениями предусмотрены ставки логопеда и психолога, но, как правило, это только ставки, а реально специалисты с тяжелыми детьми не работают. Не ведется системная и последовательная работа с сиротами, имеющими тяжелые психофизические нарушения.
Это очень серьезная проблема. Конечно, лучше, чтобы дети росли в семье. Но никому не по силам в одночасье изменить психологию общества. В стране около тридцати тысяч детей с серьезными психофизическими нарушениями, и от девяноста пяти процентов (!) из них родители отказываются еще в роддоме. (Причем часто принять такое решение матерям «помогают» сами врачи, что совсем возмутительно). В идеале, конечно, нужно менять отношение в обществе к таким детям, чтобы они не становились сиротами при живых родителях. Но сегодня, исходя из печальной реальности, в первую очередь необходимо организовывать работу в интернатах на более высоком профессиональном и человеческом уровне.
– Как удалось организовать работу в вашем интернате?
– Очень важно, что дело начинали верующие люди, видящие в каждом ребенке образ Божий. Я ведь сам всерьез заинтересовался социальной проблематикой после крещения и воцерковления. До этого много лет работал инженером, но, когда вошел в Церковь, почувствовал, что мне недостаточно быть просто прихожанином, хотелось реализоваться как христианину именно в работе. И когда в конце 1980-х годов прочитал в газете статью о домах престарелых с подробными адресами, воспринял это, как ответ Господа на мои поиски и молитвы. С 1988 по 1995 год помогал престарелым людям, работал санитаром и т.д. А в 1995 году в одном из храмов увидел объявление: для умирающего ребенка-сироты требовалась сиделка. Так я впервые столкнулся с проблемой детей-инвалидов. В течение года ухаживал за девочкой с синдромом Дауна. В 9 лет она весила меньше 7 килограммов! Через год она уже ходила, умела одеваться и раздеваться, весила 18 килограммов. Уже тогда я понял, что к таким детям нужно применять семейный метод воспитания. А также понял, насколько актуальна проблема детей с психофизическими нарушениями. И пришел в психоневрологический интернат № 30. Специнтернаты – закрытые учреждения, человеку со стороны туда не попасть. Мне помог настоятель домового интернатского храма мученика Трифона отец Андрей Лоргус – провел меня в интернат как прихожанина. Три года мы с группой единомышленников работали в детском отделении этого интерната. В 1998 году было отремонтировано здание бывшего детского сада ЗИЛа, куда нас со всеми ста детьми и перевели, добавив еще 50 детей. Так был открыт наш интернат. В Москве есть еще 6 таких интернатов, но пока только здесь удалось полностью укомплектовать педагогический штат, создать для детей условия, приближенные к домашним. Мне кажется, удалось благодаря тому, что в организации работы равное участие принимали государство (Департамент социальной защиты населения города Москвы), общественная организация (православный центр «Живоносный Источник») и Церковь (храм иконы Божией Матери «Живоносный Источник», настоятель которого, протоиерей Георгий Бреев, является духовником центра, а клирик, священник Михаил Потокин – его директором). Социальная работа в России потому и буксует, что ее считают прерогативой государства. Мы ездили заграницу, изучали опыт других стран и убедились, что ни одно, даже самое богатое государство не может полностью обеспечить качественную социальную работу. В Европе есть чисто частные социальные учреждения (но их деятельность всё равно контролируют), но чисто государственных учреждений нет. Ни в коем случае не утверждаю, что в нашей работе не было ошибок, но убежден, что любая социальная работа может быть эффективной только при равноправном партнерском (с заключением договора) сотрудничестве государства, общественной и религиозной организаций.
Наше законодательство это допускает. Но на местах то и дело его нарушают. Вы же знаете, что многие в штыки встречают приход Церкви в государственную структуру. Хотя нигде не написано, что Церкви запрещено помогать социальным учреждениям. Если все заинтересованы в судьбе детей-сирот (я имею в виду искреннюю, а не лозунговую заинтересованность), необходимы договор и проект совместной деятельности. В проекте должно быть прописано, какие необходимы ресурсы, кадры, средства. У спонсоров надо не выпрашивать деньги, а представлять им проект. Права ребенка включают в себя и право на образование, лечение, хороший уход. Государство этого обеспечить не может. А общественная организация имеет большие возможности привлекать дополнительные средства. Наш опыт показывает, что и отечественные, и зарубежные спонсоры доверяют церковной общественной организации. Благодаря спонсорам мы смогли приобрести дорогое оборудование (например, тренажеры Гросса, незаменимые для детишек с ДЦП), найти нужных специалистов, что особенно важно – зарплаты в социальной сфере мизерные, а для работы с нашими детьми требуются человечность и высокая квалификация.
– Сколько человек работает сегодня в интернате?
– 60 санитаров, 17 воспитателей, 10 педагогов (по музыке, лечебной физкультуре, рисованию, компьютерной технике, арт-педагог), 2 врача – педиатр и психиатр, 10 медсестер. Кроме того, регулярно приглашаем из районной поликлиники врачей других специальностей. Проводим серьезную профилактическую работу. В случае необходимости наших воспитанников тут же госпитализируют. Если же кто-то из детей нуждается в специальном дорогостоящем лечении, привлекаем спонсоров.
– Вы принимаете на работу только православных сотрудников?
– Нет. В самом начале у нас работали только православные люди, но не из-за жестких требований, а потому, что объявления о приеме на работу размещали только в храмах по благословению отца Георгия. Но ведь и работали вначале два человека, потом пять, десять. А когда появились средства, приобрели оборудование, появилась возможность платить людям зарплату, стали расширяться, объявлений в храмах было уже недостаточно. Сегодня при приеме на работу требуем от человека профессиональных навыков (настоящий профессионализм приобретается только на практике) и определенных душевных качеств. А есть ли такие качества, можно выяснить уже на собеседовании. Мы, конечно, сразу предупреждаем, что у нас в основном работают православные люди, поэтому приняты соответствующие христианам взаимоотношения сотрудников и отношение к детям. Но принимаем на работу даже некрещеных людей, если видим в них душу человеческую, которая, как говорили святые отцы, по природе христианка. А бывает наоборот: человек воцерковлен, но видно, что работать здесь он не сможет.
Мы никогда не навязывали своим коллегам веру, но многие в процессе работы сами начинали интересоваться христианством, читать Евангелие, святых отцов и в итоге приходили к Богу. Недавно крестились две старшие медсестры. Могу привести еще десятки примеров, когда после нескольких месяцев или лет работы у нас сотрудники шли на первую в своей жизни исповедь. Мы ведь работаем не только для детей. Я глубоко убежден, что эти дети нужны нам не меньше, чем мы им. Они помогают нам глубже увидеть себя, свои недостатки. И неудивительно, что именно наши дети помогали сотрудникам интерната обрести веру.
– А как вы рассказываете о Боге вашим воспитанникам?
– У нас есть магнитофоны и много кассет с православными песнопениями. Воцерковленные сотрудницы молятся перед работой. Все наши детки крещены, раз в месяц их приходит причащать отец Михаил из храма Троицы на Борисовских прудах. Но в первую очередь они узнают о Боге через отношение к ним педагогов, воспитателей и санитаров.
– Есть ли принципиальные различия между православным и правозащитным подходами?
– Конечно. Я в свое время сотрудничал с правозащитными организациями, но потом наши пути разошлись. Правозащитники не видят разницы между конфессиями (пусть хоть сектанты приходят к детям, лишь бы помогали), никогда не поставят в комнатах иконы, не включат церковную музыку. Среди них тоже есть замечательные, жертвенные люди, но и они чаще всего вольно или невольно зациклены на идеологии, пытаются помочь не ближнему, а человечеству. Христианство же направлено на личность, на желание помочь ближнему.
– Леонид Шмульевич, если в Москве пока только один интернат создал для детей с психофизическими нарушениями необходимые условия, какая же ситуация в регионах?
– Очень тяжелая. Причем не только по отношению к интернатским детям-сиротам, но по отношению к родителям, не уклонившихся от своего креста и воспитывающих такого ребенка. Такие семьи в нашей стране не защищены ни социально, ни морально. Необходима профилактика сиротства. У нас запланировано (и записано в программе) строительство на территории интерната нового здания и открытие в нем реабилитационного центра для детей, растущих в семьях. Детей будут приводить сюда утром и забирать домой вечером. Днем им будут обеспечены необходимые для реабилитации процедуры и занятия. Мы уже получили разрешение, но задача перед нами стоит очень сложная – в России таких реабилитационных центров еще не было.
– Говорят, что. например, в Америке отношение к таким детям совершенно иное?
– Да, там с точностью до наоборот, 95 % детей с психофизическими нарушениями живет с родителями, родными или приемными. Интернатов в США вообще нет, есть небольшие семейные дома. Так было не всегда. Я видел документальный фильм об американских интернатах, снятый в 1968 году. Там дети росли в худших условиях, чем сегодня в российских интернатах. Но проблему открыли обществу (написали много статей, показали фильмы), и общество ужаснулось. Совместными усилиями государства, СМИ, профессионалов, общественных и религиозных организаций американцы за 30 лет решили эту проблему. И нам надо срочно ее решать. Повторяю, эти дети нужны обществу, чтобы мы оставались людьми.
Беседовал Леонид Виноградов
