Всю прелесть реплик «почему ты до сих пор не родила?» я испытала на себе. Мой сын появился на свет, когда мне было 38 лет, на пятнадцатом году нашего брака. За эти пятнадцать лет только ленивый не приставал к нам с вопросами: «Как?», «Почему?», «Болеешь?», «Не хочешь?» и с пинками: «Давно пора!», «Часики-то тикают!», «Раньше сядешь — раньше выйдешь». Все это было очень тяжело слышать, и еще тяжелее было включаться в мучительные разговоры.
Со временем я научилась защищаться, и довольно успешно. Сегодня впервые мне подумалось, что так же тяжело — если не тяжелее — должно переживаться вторжение в душевное пространство людей, по какой-то причине не принявших крещение в зрелом возрасте.
Надо сказать, что эта вопиющая бестактность — явление сравнительно недавнее. Вряд ли во времена сталинских или хрущевских гонений кому-то пришло бы в голову публично отчитывать родственника или коллегу за непринадлежность к Церкви Христовой.
Вряд ли и в 70-е годы такое было бы возможно, да и в 80-е. Люди, хранившие веру Христову в те годы, знали цену исповедничеству и никогда никого не затаскивали в свой рай. Разве что бабушки-нянюшки, бывало, тайно от просвещенных, партийных или боязливых родителей тайком крестили младенцев. У них в голове не укладывалось: не положено младенцу быть некрещеным, и все тут. И, конечно, не все были такому повороту рады. Некоторые, узнав о таком проступке верующих нянюшек, прогоняли их прочь, чтобы не вылететь с работы.
Наконец, стало можно принимать крещение открыто. Все мы знаем, что творилось в 90-е годы: крещальный демографический взрыв.
За это время выросло целое поколение уже совсем взрослых людей (родившимся в год 1000-летия Крещения Руси, в 1988 году, в следующем году будет уже тридцать!), которые не знают, как это — прятать Евангелие в деке пианино на случай обыска, переписывать молитвослов от руки. И слава Богу.
С другой стороны, сейчас мы дожили до времени, когда слово «православный» стало близко по значению к «благонадежный», «правильный», «идеологически верный», а креститься стало в представлении многих чуть ли не обязательным. Более того: не воцерковлен — значит, живешь без Бога.
Много раз приходилось читать в сети слова расстроенных неверующих (или просто нецерковных) родителей новорожденных детей о том давлении, которое они испытывают со стороны воцерковленных родных и друзей. «Когда крестить будете?», «Надо покрестить!», «Некрещеный ребенок будет жить без ангела-хранителя, что ж вы делаете!», и т. д.
И тут я на стороне неверующих: они имеют права на свой выбор. А вот права давить и навязывать крещение (и называть это проповедью) у христиан нет. Как нет права и превозноситься над нехристианами.
И вот тут мы подходим к самому главному.
К тому пространству, которое неизмеримо глубже пресловутого «личного пространства», как его понимает психология. Оно настолько глубоко, настолько и самому человеку не под силу осознать. Это пространство Бога в человеке.
Никогда, ни при каких обстоятельствах, никому нельзя говорить, что он или она живет без Бога.
Это всегда, в ста процентах случаев будет неправдой, а может стать и хулой на Духа: разве мы Ему хозяева, разве мы можем наверняка сказать, в ком Он дышит, а в ком нет, разве можем мы подслушать Его голос, обращенный к другому — когда и обращенный к нам зачастую слышим с трудом, а услышав, не всегда следуем?
Поздние дети — люди, принявшие в позднем возрасте таинство крещения как второе рождение. Сколько я видела их вблизи.
Вот один человек. Он крестился в 90 лет. Возможностей сделать это раньше у него было много: его жена и сестра были христианками, принявшими крещение уже пожилыми. Но он выбрал честность и свой поиск, а они его любили и не смели давить. Да и никто не смел. Иногда двери не открываются не потому что человек в этом виноват, а потому что у Бога есть план относительно этого человека, и со стороны этого может быть не видно.
После того, как был убит о. Александр Мень, бывший другом этой семьи, многие отчаялись: теперь-то И. Ф. не крестится никогда, ведь больше нет рядом того, кого он знал всю жизнь — младенцем, мальчиком, юношей, молодым священником, протоиереем — и кого пережил, как потом оказалось, на целых шесть лет. Но оказалось, что план Бога был именно таков, и на Сретение 1991 года И.Ф. принял крещение.
Его крестной матерью стала Мария Витальевна Тепнина — прихожанка о. Александра, свидетельница Христова, пережившая немалый лагерный срок, почувствовавшая внезапную радость и свободу в Лубянской тюрьме, когда ее родные горевали, и утешавшая их. Мария Витальевна, претерпевшая до конца, в самом конце жизни стала крестной матерью 90-летнему И. Ф. и написала ему в открытке: «Вы приняли Христа, как Симеон Богоприимец».
Я видела 80-летнюю женщину, всю жизнь прожившую в сознательном атеизме при верующей матери – и надо было видеть, как они прекрасно жили. Как уважали они друг друга. Как мама не тащила дочь в церковь и не заставляла верить в Бога. Мама дожила до ста лет. Когда ей стало трудно ходить в церковь, дочь ее сопровождала, ждала на улице возле церкви, сколько требовалось. Дома был мир и лад. Это мои двоюродные бабушка и тетя.
Я, каюсь, устраивала по юности «цыганочку с выходом»: «Как же можно жить без Бога!», «Кому Церковь не мать, тому Бог не отец», суетилась и куда-то тащила свою тетку.
А между тем, по душевным качествам мне всегда было до нее далеко.
Бывало, устроив миссионерскую истерику («Твой Дарвин — дурак!») и получив в ответ громовое «Как ты смеешь, соплячка, так говорить о Дарвине?» – я хлопала дверью и уходила бродить по городу, думая, что молюсь о заблудшей.
Однако именно меня, как блудную дочь, промерзшую и голодную, встречала все та же самая тетка, никоим образом не прозревшая, но зато приготовившая борщ и пирожки. Она обнимала меня и говорила: «Деточка, давай не будем ссориться из-за ерунды!»
Потеряв мать, а потом и овдовев, тетя стала больше молчать. Мне было уже под сорок, и я не делала резких движений и не говорила о Боге. Мы вообще гораздо больше молчали, любое слово казалось мне избыточным. И я точно знаю, что моя тетка переменилась – и это произошло без моего участия, напрямую. Она любила своих родных, которых потеряла, любила мать, любила мужа. Перед кончиной в ее душе был какой-то невероятный мир, покой, она превратилась в человека, который, ни говоря о Боге ни слова, свидетельствовал о Нем, и свидетельствовал крепко.
Она болела раком, а я в это время вынашивала сына и просила ее не умирать. Она отвечала: «Постараюсь…», и действительно — умерла через десять дней после того, как мой сын родился. «Ныне отпущаеши». Я увидела, как это бывает.
Видела я одного старого человека, который считал себя недостойным крещения всю жизнь, и никто не мог убедить его в обратном. Крещение он принял в 70 лет на больничной койке. Христос пришел к нему так убедительно и навсегда, что никаких сомнений не было: человек родился вовремя. То, что всю жизнь, предшествующую крещению он прожил по-Божьи, несомненно, только он этого не знал, а со стороны замечали очень и очень многие.
А ведь бывает и так. Вот один старый психиатр. В советские годы он вел себя не по-советски, никогда не вступал в партию, и ему доставалось: слишком много говорил о том, что у пациентов есть душа. Никогда не брал денег, и сейчас не берет ничего сверх оклада: бессребренник, совестливый человек.
Переменились времена. Теперь ему достается с другой стороны: вы, доктор, говорите о душе, но как-то неправильно, нецерковно говорите. Вы, доктор, конечно, хороший человек, но духовность понимаете как-то так, и не мешало бы вам почитать святых отцов, чтобы определиться. А между тем, человек не изменился, разве что научился быть еще более терпимым.
Наверное, это — когда видишь явного «анонимного христианина», но который не исповедует Христа своим Спасителем, не причащается, не хочет ходить в церковь — расстраивает воцерковленных людей. А когда отказываются спасаться по проверенному рецепту — здорово раздражает (и тут уже включается другая тема: «Хороший человек, а с нами не ходит», еще апостолы Христу на такое жаловались).
Но знали бы вы, дорогие воцерковленные люди, как далеко может отбросить человека, возможно находящегося в шаге от храма, ваша реплика, сказанная светским тоном: «Ну вы как там, креститься-то не надумали?»
Вы не ускорите этим рождение свыше, а рождение свыше предполагает некий невидимый постороннему глазу «перинатальный период». И тут хозяева ситуации не мы.
Иоаким и Анна, Захария и Елисавета, Авраам и Сарра — поздние родители, у которых родились единственные дети. Сейчас мне кажется, что их, а также их детей (Богородицу, Иоанна Крестителя, праотца Исаака) и, конечно, Симеона Богоприимца — можно считать покровителями людей, принимающими крещение в зрелом возрасте. Если мы почитаем их истории, поймем, что они пережили, то лучше поймем и тех, кто «всё никак не крестится».
Как больно слышать бездетной женщине: «А почему деток нету? Вот у меня пятеро!» – так может быть больно слышать любому человеку, не носящему крест и не ходящему в церковь: «Неужели некрещеный? Как же это можно жить без Бога?» Как превращается в кошмар жизнь бездетной женщины, когда со всех сторон ей советуют врачей, акафисты, земельку с могилки Матронушки, методики, бабок, церковь, травы, гомеопатию, психотерапию, когда ей говорят, что «Бог детей за грехи не посылает», – так превращается в кошмар и жизнь людей, которых неравнодушные к их душевному пути люди забрасывают статьями, книжками, цитатами, советами поехать к такому священнику, или лучше к другому старцу…
Все сводится к одному: к власти над другим. Я знаю, как лучше для тебя. Сделай так, как говорю тебе я — и твоя жизнь гарантированно изменится к лучшему.
Никто не живет без Бога, потому что Бог дает жизнь с избытком, и ее хватит на всех. Нет на земле ни одного человека, оставленного Богом, ни одного человека, в котором не было бы образа и подобия Божия. Не обижайте бездетных женщин и поздних детей. Не вторгайтесь в тайну их жизни. Если вы их, конечно, любите и цените в них живых людей, а не собираете себе миссионерские или какие-нибудь иные звездочки на фюзеляже.
