История приемной мамы, которой не дают взять под опеку проблемного ребенка, активно обсуждается в блогах. А что думают специалисты и опытные приемные родители? Ситуацию комментируют Елена Альшанская, Ирина Кожухарова, Вера Дробинская, Александр Гезалов.
Почему потенциальному опекуну, имеющему опыт и пакет документов, в интернате не торопятся отдавать ребенка? История, о которой рассказала в своем блоге психолог Людмила Петрановская, на самом деле довольно типична. Причина – в инертности интернатной системы, которая годами работала по принципу: «Ребенок с диагнозом должен жить в интернате». Для того, чтобы обработать запросы усыновителей и опекунов, которых становится все больше, системе сиротпрома не хватает мощности, она «зависает», как старый компьютер.
Когда ветер перемен достигнет регионов?
Так сложилось, что семейное устройство детей активнее развивается «снизу», занимаются этим энтузиасты общественники. Постепенно они набираются опыта и становятся профессионалами в этой области, с ними начинают советоваться законодатели. Вот мнение двух специалистов – российского и украинского.
Елена Альшанская, президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:
– Чем больше подобных историй появляется в прессе, тем лучше. Подобные столкновения усыновителей с системой происходят постоянно, мы это видим по диалогам на форумах приемных родителей. Когда усыновители пытаются забрать ребенка из системы, у них это не очень-то получается. Самая громкая из известных – история Агеевых.
Сейчас интересная ситуация, законы пока не изменились, но сиротская система сдвинулась с мертвой точки. В Москве и крупных городах чувствуются перемены, остро ощущается потребность в каком-то ином подходе при работе с детьми-сиротами и детьми, оставшимися без попечения родителей. Ветер перемен чувствуют и сотрудники учреждений, они начинают понимать, что меняются ожидания. Можно сказать, что семейное устройство ввели в госзаказ и уже начинают требовать от учреждений устройства детей-сирот в семьи, спуская сверху некий план-разнарядку. С другой стороны, усыновители становятся все активнее, гораздо больше стало людей, готовых взять нескольких детей с диагнозами, в том числе и очень серьезными.
Но чем дальше от Москвы, чем мельче город, тем слабее эти тенденции. До провинции, где нет активных общественников, перемены еще не дошли, там живут в том же стандартном режиме, в котором еще несколько лет назад жили все. Если ребенок в интернате, то беспокоиться не о чем, там есть специалисты, которые за ним присмотрят. Соответственно задача семейного устройства ни перед опекой, ни перед интернатом не стоит, а усыновители, которые приходят за проблемными детьми, вызывают у системы недоверие, их подозревают в какой-то неочевидной корысти или считают сумасшедшими.
Но лед тронулся. Раньше считалось, что семья ни в коем случае с проблемным ребенком не справиться, сейчас все больше людей, которые считают иначе. И все больше таких людей среди сотрудников системы. Но пока нет личной заинтересованности, нет задачи обязательно устроить детей с особенностями развития в семьи.
Да и сама система семейного устройства у нас пока работает от запроса родителей, много лет она существует в виде магазина, в котором потенциальные родители выбирают себе детей. Вы себе представляете, что покупатель приходит в магазин и говорит: «Дайте мне самую плохую, самую неудобную вещь, которая есть в вашем магазине». Понятно, что и работники интернатов годами выбирают для усыновителей детей «получше», услышав такой запрос, впадают в ступор и ищут какую-то корысть. Чтобы интернаты опустели, надо менять принципы работы системы, исходя из интересов детей.
Ирина Кожухарова, профессиональная приемная мама, Украина, Симферополь:
– Людмила Петрановская назвала основную причину таких историй – в России ребенок в интернате считается устроенным, у нас, в Украине – нет, опека обязана продолжать искать ему семью. Интернаты у нас не имеют права голоса при решении судьбы ребенка.
У нас, в Украине до 2005 было все точно так же, как у вас. А потом появились люди, которые смогли быстро создать и принять необходимое законодательство. В Департамент по усыновлению и защите прав детей (разница даже в названии!) Людмила Волынец пришла уже с готовым пакетом законов. Украина не успела глазом моргнуть, как сиротские законы в корне изменились. Если бы законодатели стали перед прыжком «трогать воду», вчитываться, пытаясь просчитать возможные риски, все было бы на порядок сложнее.
Все проблемы решаем сами, возможности иностранного усыновления на Украине тоже сильно ограничены. Но эти ограничения разумны. Иностранцам нельзя усыновлять украинских граждан младше 5 лет, кроме детей с тяжелыми заболеваниями из списка в 8 пунктов. В результате иностранное усыновление сразу упало в разы. В Украине усыновителям дают трехмесячный отпуск и платят пособие, как при рождении ребенка. На каждого ребенка при опеке, ПС и ДДСТ выплачивается 2 прожиточных минимума и т.п.
Если в России вдруг решат взять украинские сиротские законы, перевести на русский и принять, будет только польза. Мне кажется, что это тот самый случай, когда не нужно бояться слепо копировать. У нас – получилось.
«Сумасшедшие» усыновители стали нормой
В 2007 году, узнав о том, что жительница Астрахани Вера Дробинская усыновила сразу нескольких детей с тяжелыми диагнозами, редакция немедленно отправила к ней корреспондента. Слова Веры о том, что детей для усыновления нельзя выбирать, как фрукты в магазине, звучали сенсационно. Прошло время и таких людей, как Вера, с каждым годом становится все больше.
Вера Дробинская, приемная мама, Астрахань:
– У меня много раз пытались отобрать детей, проверки у меня дневали и ночевали. Причина – конфликт с городской администраций. Я с 2006 года писала во все инстанции о беспределе, который творился в Разночиновском интернате, а администрация города пыталась покрыть нарушения, защитить структуру Разночиновки.
Самое первое заявление я написала, когда забрала из этого интерната своих детей. Я оборонялась, как могла, у меня два шкафа переписки с прокуратурой. С 2011 по 2012 меня постоянно проверяли, действовали в основном через органы опеки. Пытались выставить в плохом свете, публиковали фотографии того, как у меня дома грязно, грязи не хватило, добавили с помощью фотошопа. Говорили, что я наживаюсь на приемных детях, что все дети у меня больные (как будто, я это скрываю!). Логики в этих обвинения не было.
Но когда вскрылось давнее дело об изнасиловании одной из воспитанниц Разночиновки, оно попало в Москву, в результате многие дела руководства интерната выплыли наружу, директора сменили, завели на нее уголовное дело. Говорят, что в Разночиновке стало намного лучше.
Кажется, что интернат, о котором говорит Петрановская, на фоне Разночиновки – хороший. Но хорошим интернат быть не может в принципе. Если в некоторых областях ада на 10 градусов прохладнее, от этого ад не становится раем. Интернат очень редко бывает нормальным, только если там какой-то супердиректор, но ему приходится стены лбом пробивать, а поскольку он больше от системы зависит, чем усыновитель, нормальные директора в интернатах не выдерживают, уходят или их снимают.
А от меня – отстали, бросили проверять и дали жить. С сотрудниками опеки по месту жительства у меня неплохие отношения, если у опеки нет предубеждения, они оценивают конкретные вещи – есть ли у ребенка свой угол, кровать, шкаф, стол, место для игрушек, оценивают достаток в доме – не будут ли родители жить за счет детей, не будут ли деньги пропивать.
Мне кажется, что переориентировать систему на усыновление – возможно. Со временем все к этому и придет. Сопротивляется не система, а конкретные люди. Кто в органах опеки работает? Врача без диплома на работу не возьмут, а в органах опеки кого только нет. Это – действительно проблема, требующая решения.
Усыновителей сейчас действительно стало намного больше, я это вижу. Это нормальная реакция человека – помочь, когда кому-то плохо. Но когда забираешь больного ребенка из интерната, весь негатив системы обращается вовне, в том числе и на тебя. Людмила Петрановская еще мягко об этом пишет. А я уже через все это прошла, когда меня начинают прижимать, я начинаю бить во все колокола, затеваю переписку с прокуратурой, об этом руководство интернатов знает и меня побаивается. Последнего ребенка я взяла в 2008, но совсем не исключаю того, что снова буду забирать из интерната детей с диагнозами.
Приемный родитель на минном поле
«Все интернаты должны быть закрыты, а дети – отданы в семьи», – такова позиция следующего нашего собеседника. Александр Гезалов, выпускник детдома, общественный деятель, специалист по адаптации сирот:
– Проблемой усыновления я специально не занимаюсь, но каждый месяц получаю десятки писем на эту тему, вступаю в диалоги. Тем, кто интересуется усыновлением и подумывает о том, чтобы взять ребенка, я подкидываю литературу по теме и задаю каверзные вопросы. Делаю я это не из вредности, а потому что мне не всегда нравится мотивация. Конечно, усыновители должны пройти через школу приемных родителей, но не везде такие школы есть, кое-где они работают формально.
Например, в семье умер ребенок, это огромное горе, конечно, но вот они увидели в фотобанке фото младенца: «вылитый наш зайчик». Пишут, что хотят забрать этого малыша, назвать тем же именем. А если этот младенец, когда подрастет, окажется на их «зайчика» не похож, а если он совсем не зайчиком окажется? В детдом его вернут обратно?
Так что мы с усыновителями много о чем разговариваем, я им даю посмотреть всякие фильмы, вопросы задаю странные. В общем, стараюсь вернуть с небес на землю. Потому что за ребенка приемным родителям придется побороться, то о чем Петрановская пишет – это только начало.
Многие потенциальные усыновители ждут благодарности уже за сам факт своего прекрасного порыва. Но они должны быть готовы к тому, что в интернате их никто не встретит с цветами. Мягко говоря. Всех усыновителей ждет встреча с реальностью, к ней нужно быть готовым, бронежилет надеть, каску. Приемный родитель идет по минному полю, но он прокладывает путь тем, кто идет за ним.
Но если хочешь взять ребенка, прозондируй обстановку, узнай, где детей «дают», ведь в одних регионах семейное устройство проходит гладко, школы приемных родителей работают, цифры семейного устройства высокие, возвратов мало, а в других – интернаты и опека живут в каменном веке и не торопятся с детьми расставаться. Я за то, чтобы составить рейтинг опек по регионам, чтобы усыновители не тратили время и ехали за детьми туда, где работают лучше.
