Слова Иоанна Кронштадтского
Однажды дом родителей прп. Никона, богатых купцов Беляевых, посетил Иоанн Кронштадтский. Отслужив молебен, он благословил молодую мать и подарил ей свою фотографию с собственноручной подписью и датой — «год 1888, год рождения сына Николая».
В пятилетнем возрасте Коля (будущий о. Никон) тяжело заболел. Врачи сказали родителям, что надежды нет. Вечером мальчик потерял сознание и перестал дышать. Мать держала его на руках, натирала мазью похолодевшее, бездыханное тельце, плакала и молилась Николаю Чудотворцу об исцелении сына.
Муж останавливал ее: «Перестань… Ты что, не видишь, что он уже не жилец? Слышала, что сказали врачи?».
Но мать стала молиться еще горячей. И вдруг мертвый ребенок ожил, а потом быстро пошел на поправку.
Позже духовник о. Никона (1888-1931), оптинский старец Варсонофий скажет ему при поступлении в монастырь: «Конечно, это из ряда вон выходящий случай. Собственно, не случай, ибо все происходит с нами целесообразно… Вам была дарована жизнь. Ваша мама молилась, и святитель Николай Чудотворец молился за вас, а Господь Всеведущий дал вам жизнь. И верьте, что до конца жизни пребудете монахом…»
Рядом с отцом Варсонофием
Поступив на физико-математическое отделение университета, Николай проучился всего полгода. В дневниках он писал: «Под предлогом занятий в университете я уходил утром из дома. Приходил в университет и был там до 9 часов, а с 9 часов отправлялся в Казанский собор к обедне, предварительно заходя по дороге к Иверской».
В 19 лет он решил поступить в монастырь, но не знал, в какой. Бросил жребий – оказалось «Оптина Пустынь».
Дома не препятствовали решению сына. Мать благословила его медным крестиком, который о. Никон сохранил до конца жизни.
В Оптиной Николай познакомился со старцем Варсонофием. С первых минут оба почувствовали какую-то особую связь. Старец сразу сказал, что в жизни монаха главное: «Если видеть в монашестве одну форму, то жить не только тяжело, но ужасно. Держитесь духа.
Смотрите, в семинариях духовных и академиях какое неверие, мертвечина, а все потому, что одна зубрежка, без чувства и смысла.
Революция в России произошла из семинарии.
Семинаристу странно, непонятно пойти в церковь одному, стать в сторонке, помолиться, поплакать, — ему это дико. С гимназистом такая вещь возможна, но не с семинаристом. Буква убивает».
В монастырских работах Николай не испытал нередкого для послушника уныния, недовольства или ропота. Выросший почти в роскоши, совершенно не знавший физических работ, он запомнился братьям «вечно радостным лицом»: разметал ли снег, носил ли дрова, мыл ли посуду, подметал пол, месил навоз, копал ли грядки.
А скоро Николай стал учеником и секретарем старца Варсонофия, записывал и бережно хранил его духовные советы. Старцу было больно видеть, как многие постриженики – только внешне монахи, и был очень рад общению с искренним человеком. Он передавал о. Никону жизненный и духовный опыт и видел его, несмотря на молодость Николая (20 лет), своим преемником.
Позднее о. Никон писал о монашеской жизни: «Скорби иноков последнего времени утончены, то есть при поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это лишь злохитрость врага нашего…
Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их… Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно.
Они не вызывают из сердца ревности, не возбуждают его на подвиг, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум в недоумении.
Они томят, постепенно истощают душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят, соделывая жилищем страстей по причине расслабления, бездействия и уныния».
Преподобный Варсонофий упокоился в 1913 году, но его поддержку и молитвы отец Никон чувствовал всю свою жизнь. В своих дневниках он напишет, вспоминая, что говорил старец об отношениях духовника и чада:
«Духовный отец, как столп, только указывает путь, а идти надо самому. Если духовный отец будет указывать, а ученик сам не будет двигаться, то никуда и не уйдет, а так и сгниет около этого столпа».
Что будет? Как будет? Когда будет?
В 1919 году Оптинский монастырь был преобразован сначала в племенное хозяйство, а потом в музей. При музее учредили ряд заводов, где разрешили работать оставшимся монахам. А в Оптину, несмотря на разорение, продолжали ехать люди. Старец Анатолий (Потапов) умер в 1922 году, старец Нектарий арестован (перед арестом он передал своих духовных чад о. Никону).
Настоятель Оптины, архимандрит Исаакий, благословил о. Никона быть духовником монастыря. Так о. Никон (Беляев) становится последним оптинским старцем.
Осенью 1922 года о. Никон писал матери:
«…Что будет? Как будет? Когда будет? Где найти подкрепление и утешение духовное? О, Господи, Господи!
И недоумение лютое объемлет душу, когда хочешь своим умом все предусмотреть, проникнуть в тайну грядущего, не известного нам, но почему-то страшного.
Изнемогает ум; планы его, средства, изобретаемые им — детская мечта, приятный сон. Проснулся человек — и все исчезло, сталкиваемое суровой действительностью, и все планы рушатся. Где же надежда? Надежда в Боге.
Господь — упование мое и прибежище мое. В предании и себя и всего воле Божией обретаю мир душе моей.
Чудная ночь, легкий морозец. Луна серебряным светом обливает наш тихий уголок. Иду на могилки почивших старцев, поклоняюсь им, прошу их молитвенной помощи, а им прошу у Господа вечного блаженства на небе. Могилки эти много вещают нашему уму и сердцу, от этих холодных надгробий веет теплом».
В 1923 году власти распорядились, чтобы монахи покинули закрытую обитель. Остался только отец Никон с диаконом. Он совершал богослужения в больничном храме. Люди шли толпами, священник исповедовал, причащал, помогал, чем мог, за всех молился. Нагрузка оказалась выше физических сил. О. Никон слег с болезнью, но, лежа в кровати, с рассветом начинал прием людей. Его слова и собственный пример многим возвращали смысл жизни, помогали терпеть нужду и потери.
Кому нужен немощный монах?
В 1924 года отец Никон переехал в Козельск, где поддерживал христианские общины, которых там было достаточно. В одной квартире отец Никон организовал богадельню, где собрал слепых, хромых, убогих – старых беспомощных монахов, которым совершенно некуда было пойти. От людей, запуганных новой властью или настроенных агрессивно, помощи ждать не приходилось.
Приложив все силы и изобретательность, о. Никон устроил для них приют, сам приходил к ним, кормил, ухаживал, помогал.
Тебя ругают – а ты благословляй
В 1928 году отец Никон был отправлен в «Кемперпункт» в Кеми. В морозные январские дни на вокзале в Калуге собрались сотни людей, пришедших попрощаться с дорогим батюшкой. Они не оставили о. Никона – высылали посылки, позволявшие продержаться.
Были в ссылке люди, которым ничего не присылали. Отец Никон отдавал свое, просил прислать то, в чем больше всего нуждались оставшиеся без помощи братья-каторжане.
В конце мая 1930 года отец Никон был приговорен к ссылке в Архангельский край. Врач, диагностировавший у священника прогрессирующий туберкулез, советовал: «Просите, чтобы вам изменили место ссылки по состоянию здоровья!» Отец Никон попросил совета у оптинского монаха отца Агапита (Таубе), сосланного вместе с ним.
Тот посоветовал не противиться Божией воле, и преподобный Никон смирился. Позже он напишет:
«Истинное послушание, приносящее душе пользу, – когда исполняешь то, что несогласно с твоим желанием, наперекор себе. Тогда Сам Господь берет тебя на Свои руки…»
В Архангельском крае, под Пинегой, о. Никон нашел жилье в деревне у пожилой женщины. Местное население нередко воспринимало ссыльных как бесплатную рабочую силу. О. Никон позже в письмах напишет, что здесь «народ скорее неприветливый, мало сочувствуют».
Старушка, кроме немалой платы за жилье, поставила условием о. Никону заготавливать дрова, копать землю, чистить уборную, носить воду. В его болезнь она не верила, обвиняя в притворстве.
Крутая нравом бабка ругала о. Никона так, словно, по словам соседей, «бес в нее вселился», помыкала как рабом, не давая ни покоя, ни отдыха. А о. Никон, с постоянно повышенной температурой, с больной ногой, беспрекословно и молчаливо выполнял свое «послушание».
В тяжелой работе, постоянной враждебности, на скудном питании он чувствовал себя все хуже. Когда хозяйка убедилась, что у «монаха» острая чахотка – велела убираться как можно скорее.
Выручил навестивший отца Никона ссыльный монах Петр, живший в соседней деревне. Зайдя проведать отца Никона, он нашел его лежащим на двух табуретках в верхней одежде, в лихорадке. Рядом стоял узел с вещами. Кровать хозяйка забрала.
Отец Никон пояснил удивленному другу: «Это значит – вылетай, куда хочешь». Отец Петр тут же забрал отца Никона к себе. Там батюшку разыскала духовная дочь, инокиня Ирина (Бобкова), впоследствии схимонахиня Серафима. Она нашла отца Никона уже угасающим, невероятно истощенным, покрытым вшами. В таком состоянии он продолжал молиться, читал Священное Писание, писал письма.
Считаю себя не испытавшим еще скорбей
А письма, которые отец Никон в то время писал своим духовным детям, наполнены любовью, терпением и благодарностью Богу:
«Сравнивая то, что послано мне, с тем, что послано другим, считаю себя по всей справедливости счастливым и не испытавшим еще скорбей. Слава Богу за все, и воля Господня да будет!»
«Болезнь началась внезапно. Чувствуя себя здоровым, я пошел копать снег около дома и почувствовал боль в венах больной ноги. Я все же несколько поработал и утомился. Сразу заболели все вены, начиная от живота и до пяток. Я положил компресс, смерил температуру — 40°. Оказалось — кровоизлияние… Слава Богу за все…».
Постепенно силы отца Никона угасали. Он поддерживал своих знакомых письмами до тех пор, пока полностью не ослаб.
«Мысль о смерти все ближе становится мне. Быть может, и судит Господь мне умереть. Преподобный Феодор Студит, сам бывший в ссылках, ликует и радуется за умирающих в ссылках. Поэтому не надо унывать», – писал он матери из ссылки.
Отец Никон упокоился 8 июля 1931 года, ему было всего 43 года. Ссыльные в этот день получили выходной, и на погребение собралось много народа, среди них 12 священников.
Иеромонах Никон (Беляев) был причислен к лику местночтимых святых Оптиной Пустыни как преподобноисповедник в 1996 году, а в 2000 году Архиерейским собором прославлен для общецерковного почитания.
Письма
«Дорогой маме
Христос посреди нас! Мира и радования желаю тебе, дорогая мамаша, и шлю тебе иноческий привет. Ныне я узник, и хочется сказать, узник о Христе. Сижу в темнице без предъявления мне какой-либо вины и, как видно, только потому, что я монах. Да будет воля Божия, благая и совершенная!
<…> Со мною еще 4 человека духовного звания: такие же узники о Христе, и потому среда, в которой я очутился, не тяготит меня. Я даже благодушествую. Но ожидая всегда смерти, я решил в день моего рождения обратиться к тебе, дорогой моей мамаше, с моим, быть может, последним словом и приветом.
Как иерей призываю на тебя Божие благословение и молю Господа, да воздаст Он тебе вечными милостями Своими и вечным блаженством за все то добро, какое я получил от тебя. Да почиет на мне твое родительское благословение, которого усердно прошу у тебя. <…> Усердно прошу твоих св. молитв о мне грешном, о спасении моей грешной души: спасение души – цель земной жизни. И что мне более нужно? Если бы я достиг сей вожделенной цели!<…>
Прошу передать от меня Божие благословение маме крестной (прошу ее св. молитв и благословения), сестре, братьям и всем прочим родным и знакомым: о всех их молился всегда, да благословит и спасет их Господь. У всех прошу прощения, а наипаче у тебя, ибо ошибки мои сознаю».
Грешный Иеромонах Никон.
26 сентября/9 октября 1919 г.
Козельская тюрьма.
