Семь лет между смертью и смертью
Родился, учился, женился, работал, участвовал в выставках – биография Уильяма Утермолена уместится в паре строк. Фамилия не на слуху. Между тем Утермолен – художник уникальный, запечатлевший на холсте то, чего никому не удавалось, совершивший настоящий подвиг, творческий и научный.
Рисовал Уильям всегда – с раннего детства и до тех пор, пока мог держать в руках карандаш и осознавать окружающий мир. Близкие не помнят его не рисующим. Поэтому вдова художника – Патриша – называет годом смерти мужа 2000-й. «Билли умер, когда перестал рисовать, – говорит она. – Официальная дата его смерти – 2007-й год, но это не считается, это был уже не он».
Другой
Утермолен окончил художественный колледж в родной Филадельфии, а в конце 50-х отправился в Оксфорд, в знаменитую Школу искусств Раскина (Ruskin School of Art).
В США Утермолен больше не возвращался, осел в Лондоне. Здесь он преподавал, участвовал в выставках. Всегда немного странный, отчужденный. На дворе стояла эпоха поп-арта и абстрактного экспрессионизма. А он скрупулезно прописывал детали. Модно было изображать консервные банки и лиловых кинозвезд, а Утермолен писал масштабные сцены из «Ада» Данте или новогодний парад ряженых в Филадельфии. «Билли тогда был едва ли не единственным фигуративным (изображающим фигуры человека – Е.С.) живописцем в Лондоне», – говорила Патриша.
Наверное, именно за эту непохожесть она и полюбила его. Преподаватель истории искусств понимала, что такое – способность художника идти против течения. Они поженились в 65-м, когда Уильяму было 32. Патриша не сомневалась: Билли будет знаменит. Может, не сейчас. Позже. Каким жутким будет это «позже», тогда никто не мог предположить.
Потерянный Лувр
Когда появились первые симптомы болезни? Доктора об этом вряд ли скажут. Но к концу 80-х Утермолен постепенно отказывается от монументальных полотен в пользу более камерных. И скорее всего, то был не творческий выбор, а первые признаки изменений в мозге.
На многих картинах художник изображает себя. Вот он на вечеринке, в доме гости, но он не принимает участия в беседе. Вот они с женой в постели. Патриша читает, Билли дремлет, зеркало отражает его спящее лицо.
«Думаю, он тогда уже знал, что с ним что-то не так, – говорит миссис Утермолен, – и, рисуя, словно обсуждал это с самим с собой, пытаясь выяснить, в чем дело. Живопись была самым верным средством для такой коммуникации». Сама она узнала о болезни мужа последней, упрямо отказываясь замечать его забывчивость, рассеянность, отстраненность. Билли всегда был странным, он творческая натура, ему свойственно погружаться в себя – каких только объяснений не найдет любящая душа. «Когда живешь рядом с таким человеком, все твое естество сопротивляется тому, что принять жестокую правду», – говорит вдова художника.
Но однажды Уильям поехал в Париж к своему агенту и… не смог отыскать Лувр. Лувр, который был для него родным домом, по которому он мог бродить с закрытыми глазами, оказался вдруг спрятанным от его сознания.
В ужасе он вернулся в Лондон, наспех поговорив с агентом. Теперь все это – выставки, продажи, аукционы, коллекционеры – стало неважным.
Ведь уже на протяжении года он каждое утро ездил в свою лондонскую мастерскую на Олд-Стрит, где смотрел на натянутый на подрамник холст и не знал, с чего начать работу. Он все забыл!
Сначала он надеялся на память рук – что навыки всплывут сами собой. Но нет. Тогда он просто стал ездить в мастерскую, чтобы никто не догадался о том, что с ним происходит. «Творческий застой», – отвечал Утермолен на вопросы. С кем не бывает, действительно. Быть может, это начало нового этапа.
После случая с Лувром и агентом хранить тайну стало невозможно. Они с женой отправились к врачу. Тот поставил диагноз почти сразу. Болезнь Альцгеймера. И правда, в жизни 61-летнего Уильяма начинался новый этап, и по иронии судьбы именно сейчас ему предстоит создать свои самые знаменитые вещи и обрести запоздавшую славу.
45 минут с Папой Римским
Он не мог больше видеть Лондона. Город, в котором прошла половина жизни, распадался на фрагменты. Его удушливый смог словно сгущался, образуя серые мглистые провалы, куда проваливались целые дома, улицы, лица друзей.
Бежать! А куда податься художнику, как не в Италию? Супруги отправились в Рим, к солнцу, голубому небу. Они ни дня не сидели на месте. Выставки, галереи, музеи, храмы и дворцы… На все Уильям смотрел с одинаковым равнодушием.
Но в палаццо Дориа-Памфили на виа дель Корсо Уильям вдруг остановился. «45 минут он вглядывался в портрет Папы Иннокентия Х работы Веласкеса, – вспоминает Патриша. – Словно старался впитать его, до мельчайшей детали запечатлеть в своей памяти величественную фигуру понтифика».
Почему именно этот портрет? Патриша, историк живописи, быстро поняла, в чем тут дело. Уильям представил вариации на тему этого портрета работы Френсиса Бэкона, его куда более успешного современника, работы которого сегодня одни из самых дорогих в мире.
Но не зависть была причиной интереса Уильяма. В серии картин Бэкон помещает фигуру в прозрачный куб, размазывает ее в цветовое фиолетово-желтое пятно с искаженным ртом, зашедшемся то ли в крике, то ли в предсмертном хрипе. Величественный Папа Римский превращается в абстракцию, в которой практически невозможно узнать оригинал.
Именно это скоро произойдет с Уильямом Утермоленом, и он это понял. Вернувшись в мастерскую, он пишет автопортрет (для грунтовки и прочих технических заданий у него теперь был подмастерье), навевавший реминисценции с получеловеческими фигурами Бэкона – с такой же беззвучной кричащей гримасой на лице.
«Это был последний раз, когда он осознал и передал в работе связь с другим художником», – констатирует жена. – Еще немного – и слабеющий мозг уже не будет способен на это».
По совету медсестры
В Лондоне Утермолен лег в больницу – Национальную клинику неврологии и нейрохирургии. Врачи проводили какие-то обследования, самого Уильяма уже ничего не интересовало, даже живопись. К чему медицина, к чему искусство, когда конец известен и близко?
«Вы должны продолжать писать!», – сказала ему как-то молоденькая медсестра. Невероятно, но здесь, в больнице, оказалась почитательница его таланта – таких и на художественных выставках-то было немного.
«Зачем?» – пробормотал Уильям, жмурясь, словно от яркого солнца. Медсестра будила в нем что-то, что он считал умершим.
«Затем, что вы можете сделать то, чего не делал никто никогда, – выпалила она, – создать портрет болезни. Никому еще не удавалось запечатлеть, что такое болезнь Альцгеймера изнутри.
Медики не в счет. Тут нужен художник, способный передать, как меняется его восприятие мира».
И он вернулся к работе. На протяжении следующих четырех лет Уильям Утермолен писал исключительно автопортреты – пытаясь средствами искусства проникнуть в страшную суть того, что с ним происходит, и быть может, продлить хотя бы на малое время ясность рассудка.
Абстракционист поневоле
Серия автопортретов, созданная Утермоленом с 1996 по 2000 годы, не нуждается в комментариях. Достаточно вглядеться в эти лица, принадлежащие одному человеку, чтобы увидеть настоящий портрет болезни.
Невролог Калифорнийского университета доктор Брюс Миллер изучает художественное творчество людей с мозговыми нарушениями. Он утверждает, что многие из них способны создавать настоящие шедевры. «Болезнь Альцгеймера затрагивает, в частности, правую теменную долю мозга, – говорит врач, – которая очень важна для того, чтобы представить мысленно какой-то объект и потом перенести это изображение на холст или бумагу. Искусство становится все более абстрактным, сюрреалистическим, изображения – размытыми. Иногда художники начинают очень умело пользоваться цветом, нанося почти невидимые, дивные штрихи».
Утермолен с каждым годом иначе видит мир вокруг себя. Сначала его окружали яркие краски, четкие линии, ясная перспектива. Вот портрет 96-го года: желтое лицо, ярко-оранжевые рыжие плечи и абрис головы. Но это не цвета радости и надежды, это цвета ярости и страха. Он склонил голову перед тем, что ожидает его.
Позже автопортреты превращаются уже в хронику умирания. Каждый год он пишет по портрету, который все меньше напоминает его лицо.
С годами вангоговские колориты вымываются, в 99-м году появляется нечто розоватое на тревожном (и кто сказал, что зеленый цвет успокаивает?) фоне. Сглаживается перспектива, мир становится двухмерным. Лицо художника все больше теряет четкость и объем.
Поначалу он еще видит несовершенство своих работ, но уже ничего не может исправить – не знает, как. Спустя время уходит и понимание.
«Самое смешное, что в конце жизни он все же пришел к абстрактному экспрессионизму, – невесело усмехается жена. – Он, всю жизнь противившийся этому, стремящийся к дюреровской точности рисунка, стал типичным абстракционистом. Хорошо, что сам Билл об этом уже не узнал».
Психотерапевт, анализируя автопортреты Утермолена, нашел в них признаки печали, тревоги, бессилия и стыда. На последней работе 2000-го года исчезает и цвет, и объем. Остается только белая оболочка черепа и нос. В этом году художник прекратил писать. Его перевозят в дом престарелых, где художник и проживет до своей физической смерти в 2007-м году.
Искусство умирает последним
Год спустя в Чикагском культурном центре состоялась его первая посмертная выставка: «Портреты ума: Работы Уильяма Утермолена». Ее успех намного превзошел успех прижизненный. Выставки следуют одна за другой, картины колесят по земному шару, выставляются в престижных галереях и на медицинских симпозиумах, о художнике снимают фильм.
«Как странно – получить признание за те работы, которые писал больной, фактически утративший трудоспособность человек», – говорит Патриша, которой не слишком по душе эта шумиха. Долгие годы она смотрела, как муж борется за память, за свою личность, за искусство – и как болезнь все же побеждает его. «Живопись – это память, – такой неожиданный вывод делает Патриша Утермолен. – Без памяти нет искусства».
Когда Утермолен лежал в клинике, за ним наблюдала группа ученых по руководством профессора Марита Россора. Последний совместно с коллегой доктором Себастьяном Кратчем выпустил несколько статей о «случае художника У.»
Ученые называют его героем, прикладывавшим нечеловеческие усилия для того, чтобы сохранить собственную личность. И не только.
Уильям Утермолен, быть может, не стал самым выдающимся художником в истории, но он внес немалый вклад в медицину. И дело не только в созданном им портрете прогрессирующей деменции.
В своих статьях ученые отмечают, что творческие импульсы, способность к различению и выражению нюансов различных эмоций, попытки объяснить для себя мир, а себя – для мира, – оставались живыми и продолжались намного дольше, чем могла предположить наука.
«Пример непрекращающихся усилий творить искусство – на той стадии болезни, когда основные навыки профессии уже утрачены – является свидетельством невероятной жизнеспособности человеческой тяги к созиданию». По всей видимости, именно эта сила умирает в человеке последней.
Вывод ученых не просто расширил их знания о болезни Альцгеймера, он снабдил медиков и психологов конкретными инструментами помощи больным. В частности, основываясь на полученных благодаря Утермолену данных, сегодня идет разработка методик арт-терапевтами, работающими с больными деменцией.
Источники:
