В 2013-15 годах в России было вынесено 152 приговора за убийства детей в возрасте до месяца. Это – только те случаи, которые были доведены до суда, и в которых вину женщин судьи квалифицировали по статье 106 (Убийство матерью новорожденного ребенка). А еще бывают брошенные младенцы, чьих матерей судят по статье 125 (оставление в опасности).
Считается, что на каждый найденный младенческий трупик приходится от трех до семи не найденных. Некоторые детские смерти и вовсе не попадают в криминальную статистику и числятся в сводках как «несчастные случаи при домашних родах».
Очевидна и другая проблема: раз матери избавляются от детей с помощью убийств – значит, других средств решения ситуации не находят. Но чтобы до подобных случаев эффективно дотянулась социальная помощь, надо четко понять, кому помогать и в чем, собственно, помогать. Тогда можно будет, например, разобраться, работает ли технология бэби-боксов, о которой сейчас идет дискуссия в обществе.
Первое преступление женщины без «социального капитала»
В январе-сентябре 2016-го Центр сравнительных исторических и политических исследований совместно с фондом «Колыбель надежды» проанализировали опубликованные в интернете приговоры по 152 уголовным дела по 106-й статье, а также проинтервьюировали ряд экспертов – врачей, милицейских работников, самих женщин, — так или иначе связанных с проблемой инфантицида. Исследователи пришли к следующим выводам.
Единственной виновницей убийства младенца общественное мнение всегда считает женщину. Другие люди, которые также могут быть причастны к ситуации, – отец ребенка, семья женщины и пр. – в качестве виновных в общественном сознании не фигурируют.
Как правило, женщины, совершающие инфантицид, социально неблагополучны, причем часто это неблагополучие, «накопленное» во втором поколении, – когда неблагополучной была и родительская семья женщины.
Среди 152 осужденных «ощутимо часто», по словам автором исследования (точных цифр они, к сожалению, в ходе круглого стола не привели) встречаются
— женщины, не имеющие постоянного партнера (в том числе имеющие нескольких детей от разных отцов);
— матери, имеющие от 2 до 5 старших детей;
— женщины с низким «социальным капиталом». Только в одном деле из 152 указано, что подсудимая имеет высшее образование, еще у одной женщины – неоконченное высшее; значительное количество женщин имели среднее, средне-специальное или неоконченное среднее, 29 на момент суда вообще не имели работы. (Впрочем, данные об образовании и работе подсудимых есть далеко не во всех приговорах.)
Для подавляющего большинства женщин судимость по 106 статье была первым опытом конфликта с законом.
Все 152 женщины были признаны судом вменяемыми на момент совершения преступления. Ничтожное количество случаев психических расстройств среди женщин с кризисной беременностью подтверждаются и исследованиями, которые в середине 1990-х годов проводил центр помощи несовершеннолетним женщинам «Голуба». Вместе с тем статья 106 подразумевает в том числе ответственность женщины за «убийство новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости». Поскольку в настоящее время осужденные находятся в системе ГУИН, проверку их на наличие особых психологических состояний вроде послеродовой депрессии, никто специально не проводил.
Психологическая картина преступления: в особом состоянии
На основе исследованных материалов и собственной практики социальной помощи исследователи нарисовали картину преступления. Картина, несомненно, нуждается в уточнении (авторы исследования не скрывают, что имели дело только с опубликованными в открытом доступе материалами относительно осужденных женщин), но может служить отравной точкой для дискуссии.
Согласно предварительным выводам, женщины, совершающие инфантицид, часто находятся в особом состоянии. Они не планируют жизнь, не рассматривают далеко последствия своих поступков. Вся жизнь женщины происходит хаотично – это касается «серой» работы, частой смены половых партнеров.
Подобная героиня склонна к «коротким» решениям. Например, «убить» кажется ей более простым и кардинальным выходом из ситуации, чем решать свои социальные проблемы путем обращений в инстанции, хождений по кабинетам, написания, получения и согласования различных документов.
У подобных женщин нет навыков социальной коммуникации. Каждый отказ, даже если он происходит просто после обращения, отправленного не по адресу, укрепляет их в верности «простого решения».
В то же время сами убийства нередко спланированы – выбрано место, продуман способ избавления от тела ребенка и пр.
У матерей, совершающих детоубийства, часто отсутствуют навыки самосохранения – во время беременности они могут принимать препараты абортивного действия, часто прибегают к домашним родам, особенно если речь идет о второй и последующих беременностях.
Часто подобные женщины скрывают факт беременности, либо находятся в состоянии ее психологического отрицания («Я просто поправилась»). В том же состоянии может находиться и окружение женщины, которое «не замечает» беременности и последующих родов («У дочки – просто аппендицит». «Я и не знала, что сестра родила»).
Убийство новорожденного часто совершают те, кто ранее пытался прибегнуть к легальному (но не прошел по срокам) и криминальному (но не смог по каким-то еще причинам) аборту.
Часто в качестве причин убийства ребенка сами женщины называют низкий уровень жизни (в том числе «не прокормлю еще одного, нужно растить старших детей»), осуждение окружающими несвоевременной беременности или беременности вне брака. Иногда в качестве причины детоубийства называется месть отцу ребенка.
В отдельных случаях женщины не испытывают к ребенку эмпатии, не воспринимают ребенка как ребенка, но как вещь и помеху.
Проблемы помощи
Помочь женщинам в кризисной ситуации могли бы оказать специальные кризисные центры, но у нас в стране их сравнительно немного, к тому же не все работают конкретно с беременными. Часто информация о кризисных центрах, особенно конфессиональных, распространена только в определенном узком кругу. В итоге женщины об этих организациях и их работе просто не знают.
Также существует ряд административных конфликтов и законодательных противоречий, которые мешают выстроить цепочку помощи. Например, некоторые женские консультации отказываются размещать у себя информацию даже о государственных кризисных центрах. Часто в местном государственном кризисном центре невозможно оказать помощь человеку без местной прописки — тогда как проблемы с нежеланной беременностью существуют и среди приезжих. Большинство кризисных центров не работает с бывшими осужденными.
Привязка социальных услуг к регистрации провоцирует детоубийства среди женщин, имеющих проблемы с пропиской, а они есть у многих. Ведь часто женщина, ранее осужденная на долгий срок, после освобождения из тюрьмы прописку теряет. Восстанавливать социальный статус в этом случае придется долго, регистрировать ее у себя родственники также не спешат. В итоге она не может получить помощь.
Анонимные роды: роженицы vs медики
Как одно из средств решения проблемы инфантицида авторы исследования предлагают ввести в России практику анонимных родов, когда женщина может родить ребенка в медицинском учреждении, не называя себя, и в том же состоянии анонимности от ребенка отказаться. Подобная процедура поможет женщине родить не дома, а под контролем врачей и, в то же время, будет соответствовать интересам роженицы, скрывающей свою беременность. Однако анонимные роды подразумевают сразу несколько конфликтов интересов.
Теоретически анонимные роды в России уже разрешены и регламентированы Приказом Минздравсоцразвития №23н от 25.01.2010. Кстати, согласно тому же приказу только что родившая женщина может обратиться в медицинское учреждение и, не предъявляя документов, сдать ребенка. В этом случае в акте об оставлении ребенка имя женщины указывается с ее слов (и теоретически может быть вымышленным). Женщину в этом случае не привлекают по статье 125, оснований для назначения алиментов тоже нет (у ребенка нет свидетельства о рождении, где данная женщина значилась бы его матерью, то есть ее юридическая ответственность не наступила).
Вместе с тем, в медицинской практике врачи всячески стараются избежать анонимных родов – ведь такая процедура не оплачивается по ОМС. Кроме того, не вполне понятно, как действовать, например, в случае смерти женщины во время анонимных родов – в нынешней ситуации ее придется хоронить как неопознанную.
Анонимные роды: интересы матери и ребенка
Вместе с тем, и в случае анонимных родов, и в случае оставления ребенка в медицинском учреждении по акту мать в дальнейшем теряет возможность воссоединиться с ним (если она, например, передумала).
Теоретически воссоединение возможно с помощью генетической экспертизы, но экспертиза, (как и консультация по подаче судебного иска с требованием установления материнства) стоит денег. К тому же в настоящее время эта процедура не отработана. Ребенок в случае анонимных родов теряет возможность узнать что-либо о кровной матери (а также, например, о своих наследственных заболеваниях).
С другой стороны, как отметили участники круглого стола, особый порядок «анонимных родов» не всегда оправдан – ведь сейчас в России данные о здоровье составляют личную тайну. Таким образом, по закону, в случае нежелания женщины бригада врачей, принимавшая роды, вообще не обязана сообщать ее родственникам, что она родила.
С точки зрения сохранения отношений ребенка с кровной семьей не до конца используются возможности нынешних домов ребенка, которые все теперь стали центрами содействия семейному устройству. Не все, например, знают, что оставить ребенка в доме ребенка «по заявлению» можно не только на полгода, но и в режиме пятидневки.
Вместе с тем, есть опасение, что все попытки привести отечественную практику в соответствие с европейскими аналогами – там перед анонимными родами женщина оставляет данные о себе в запечатанном конверте – приведут к тому, что матери, не желая огласки, по-прежнему не будут обращаться в медицинские учреждения. То есть, случаи родов после нежелательных беременностей уйдут из правового поля, как это, собственно, часто происходит и сейчас.
С другой стороны, даже если формально на ребенка не написан отказ и его связь с кровной мамой сохранена, нахождение в учреждении в первые месяцы жизни для него крайне неполезно, так как приводит к возникновению депривации. (Кстати, та же проблема связана и с беби-боксами – в Федеральный банк данных по семейному устройству малыш из беби-бокса попадет не сразу, а за полгода пока его будут оформлять, пребывание в детском доме без приоритетного взрослого может наложить заметный отпечаток на детскую психику).
Социальная реклама, или где поймать маму
Отдельная проблема помощи при инфантициде состоит в правовой и социальной безграмотности рожениц из категории риска. Если выводы исследователей верны, то адресат их помощи – чаще всего человек со средним образованием и «серой» работой. Получение новых знаний такой женщиной обрывается на школьной скамье, а ее социальные связи ограничены кругом ближайших знакомых.
Таким образом, устойчивых каналов информации, по которым можно было бы сообщить женщине о ее правах и возможностях получения помощи, просто нет. Среди подопечных НКО, участвовавших в круглом столе, были женщины, которые даже не знали, что в России существует процедура отказа от ребенка в родильном доме.
Вместе с тем, стараясь, «поймать» потенциальных горе-мам до того, как они совершили преступление, явно не стоит помещать информацию о способах отказа от ребенка в школьную программу или на плакаты социальной рекламы. Все эти источники должны создавать положительный образ семьи.
Еще одна проблема – доступность помощи. Ведь если стоимость дороги от места проживания нуждающейся женщины до кризисного центра превышает 500 рублей, женщина в него никогда не обратится – для нее это большие деньги.
Что делать?
Участники круглого стола пришли к выводу, что Россия нуждается в широкой сети широкоориентированных кризисных центров с единым номером горячей линии.
Отдельно должна быть разработана программа юридической подготовки и практического обучения сотрудников таких центров.
Читайте также:
Данные британского исследования проблемы бэби-боксов: Нужен портрет матери, решившейся на детоубийство
