Инструкция есть, помощи нет
В ноябре начальникам управлений здравоохранения административных округов и главным врачам лечебно-профилактических учреждений городского подчинения была разослана инструкция, утвержденная первым заместителем мэра Москвы Л.И. Швецовой «О порядке взаимодействия органов внутренних дел, социальной защиты населения, здравоохранения и Роспотребнадзора города Москвы по организации работы с лицами, занимающимися бродяжничеством».
В частности, там есть п.3: Органы здравоохранения …. информируют территориальные органы внутренних дел в течение одного дня о поступлении на стационарное лечение лиц, занимающихся бродяжничеством, для проведения работы по установлению их личности и документированию».
В уведомлении Департамента здравоохранения говорится о том, что этой инструкцией обязаны строго руководствоваться все перечисленные ведомства.
Из приемного покоя городской клинической больницы № 29 в местное отделение милиции ежедневно поступают сведения и лицах в нетрезвом состоянии, избитых, без документов, бродягах. Но в отделения больницы участковый не заходит. Вместе с врачами и заведующим гнойной хирургии (только одном этом отделении девять больных без документов), мы несколько дней ставили эксперимент, чтобы узнать – как на деле работает эта инструкция?
Многочасовые попытки дозвониться до участкового милиционера не увенчались успехом: в продолжение целого дня телефон участкового не отвечал.
Параллельно с этим я сама устанавливала личности, то есть проделывала работу участкового милиционера, слала факсом запросы и ходатайства в региональные министерства социальной защиты населения, то есть делала работу территориальных органов соцзащиты г. Москвы. В течение одного дня был получен ответ из Ивановской области по поводу двух бездомных инвалидов, нуждающихся в реабилитации. И хотя мест на социальных койках предложено им пока не было, нам обещали помочь.
А телефоны, по которым я пыталась связаться с участковым и сотрудником окружного управления соцзащиты по-прежнему были заняты…
Потом были собраны вещи для бездомных и отправлены в больницу.
По просьбе двух больных с легкими травмами, которые готовились к выписке, я связалась с родственниками и сообщила, что вскоре один самостоятельно вернется на родину (в Украину), а другого (из Мордовии) нужно приехать и забрать. Эти двое уже выписаны и надеемся, что у них все в порядке.
Один из моих подопечных вернется в социальную гостиницу «Марфино». Раньше он проживал в МО, но дом его сгорел и теперь он насельник приюта. Он не инвалид, может работать.
Пока велась эта работа, мне звонили врачи и сообщали, что больные прибывают, телефоны, по которым они пытались дозвониться, по-прежнему молчат или заняты, а жизнь идет своим чередом.
Вольная птица
Самая большая проблема многих подопечных – это нежелание помочь самим себе. Вероятно, в сознании бездомных людей происходят необратимые изменения, ведущие к утрате чувства самосохранения. Иначе, как можно объяснить бессмысленные поступки, которые совершает такой человек себе во вред? Или в них есть смысл, но уже направленный на окончательную погибель? Ведь зло существует в мире также по свободной воле человека?
Мой подопечный находился не в больнице, а в католическом приюте Матери Терезы, куда был доставлен автобусом «Милосердие». В больницу его не принимали, а сюда приняли. Андрей сломал обе лодыжки, они неправильно срослись, и он теперь с трудом передвигается, опираясь на трость.
На мой вопрос, как стал хромым, отвечает довольно уклончиво:
– Так… упал в колодец…
Андрею 37 лет, это худощавый мужчина с приятным лицом. Рассказывает историю своего неудачного приезда в Москву, вернее в Московскую область из Бухары. Он, так сказать, русский узбек, решил попытать счастья в России. Но вместо этого попал в какую-то странную историю, закончившуюся арестом и пребыванием в Матросской тишине. Затем его освободили. И он оказался на улице.
– А сколько времени вы живете без паспорта?
– Все время.
– Но ведь невозможно без документов устроиться на работу? Вы собирались работать?
– Да, конечно. Но паспорт сгорел вместе с домом.
Далее следует история, произошедшая с Андреем после падения в колодец, – пожар сарая, в котором он жил.
-Так вы жили в сарае?
– Да, на одной даче.
– Нелегально?
– Естественно.
Для Андрея естественно то, что совершенно непонятно для меня. Но я стараюсь понять. Мужчина, имевший жену и детей (теперь он в разводе), а также престарелых родителей в ближнем зарубежье, приезжает в Россию на заработки. Немало мужчин из бывших советских республик приезжает в Москву для трудоустройства, здесь они работают, снимая жилье, и обеспечивают таким образом свои семьи на родине.
Но у Андрея уже нет обязательств перед семьей, потому что бывшая жена вышла замуж. И рассказывает он об этом без тени обиды. Вообще, из разговора чувствуется, что ему в тягость все эти семейные заботы. Он – вольная птица.
Пытаюсь все-таки выяснить, почему не клеилось с работой, чем он вообще занимался по жизни, какова его профессия?
– Да так, всем понемножку…
И тут мне становится ясно – Андрей ничего мне не скажет. Потому что и говорить нечего. Наш разговор происходит в уютной общей комнате приюта, где все располагает к отдыху – несколько диванов и мягких кресел. На одном сладко спит еще один насельник приюта. Мне нужно торопиться по делам, поэтому я прошу Андрея написать заявление в Узбекское посольство на получение временного удостоверения личности для возвращения на родину. Объясняю ему, что для этого потребуется времени не меньше месяца, поэтому придется подождать. Он согласно кивает, благодарит.
Покидая приют, еще раз прошу Андрея сохранять терпение и дождаться результата. Он улыбается и уверяет, что никуда не денется.
На обратном пути я немного заблудилась, спросила дорогу к метро. Мой попутчик поинтересовался, откуда я иду, не из приюта ли? А потом рассказал, что дом, в котором он живет, как раз напротив приюта и часто можно наблюдать из окна, как его насельники «стреляют» деньги на пиво, или другое горячительное, и распивают тут же, никого не стесняясь.
– Им заняться нечем. Вот и развлекаются…
Через месяц в посольстве Узбекистана я получила для Андрея разрешение на въезд в Бухару, но самого Андрея в приюте уже не оказалось. «Напился и ушел», – объяснили сестры.
Татьяна КОЧУРА
