История негероя России, рассказанная социальным работником:
Этому человеку 41 год и зовут его Юрий. Не Гагарин.
Сейчас он калека без пальцев на руках, с ампутированной левой голенью и отрезанной ступней правой ноги. У Юрия хорошее лицо, доброе сердце и несчастная судьба. Он не совершал подвигов, не стал великим ученым, не писал стихов и картин, а просто жил. И в этой жизни были всякие события: хорошие и не очень.
У Юрия была семья, дочери сейчас 20 лет, он помнит ее день рождения. Насколько я смогла понять его, не влезая в душу, после отбывания наказания Юрий потерял близких. Или они вычеркнули его из жизни. Или что-то еще произошло. Как бы там ни было, после каждой ампутации Юрий снова оказывался на улице – до следующего раза.
У Юрия есть младшая сестра. На ее руках – муж, ослепший после аварии на производстве, двое родных детей и двое приемных (сестра мужа умерла, и детям грозил приют). Брату сложно обращаться к сестре за помощью, согласитесь, у нее достаточно причин просить его поискать другие варианты. Остается только дом инвалидов.
И здесь Юрию крупно не повезло. Он – бывший житель Московской области, и в его районе Подмосковья выделяется только одно место в интернатах и домах престарелых на социально необеспеченных граждан. При таком-то количестве нуждающихся…
Конечно, дело осложняется тем, что Юрий потерял документы и давно «прописан» на улице. Ведет антиобщественный образ жизни, как сказали бы в советские времена. Не работает и не приносит пользу государству. Социальная защита помогает гражданам, имеющим хоть какой-то статус, а здесь человек – бомж. Не герой России, а изгой.
Почему я все время называю его не героем?
Это мне подсказала сама соцзащита области, когда я вела (и веду) с ними переписку и переговоры о судьбе Юрия.
– А чего вы так печетесь о каком-то алкоголике? Сам небось натворил в жизни делов, а нам теперь расхлебывай… Чего он герой России, чтобы так стараться?
Без сомнения, он – не выдающаяся личность, не положительный герой нашего времени. Но почему я, разговаривая с ним, не испытываю ни раздражения, ни брезгливости? Да и на алкоголика он не тянет, и врач подтвердил, что у него нет энцефалопатии. И психически это здоровый человек. Из чего я это заключила? Да из жизни: потому что в больничной палате напротив Юрия на койке лежит старик без обеих ног, которому трудно приподняться, чтобы попить воды. Юрий ухаживает за немощным и делает это с сочувствием.
Когда я еду в больницу в переполненном трамвае, находясь, так сказать, среди полноценных граждан России, то слышу в этой давке такие выражения в адрес друг друга (и в свой в том числе), что перестаю удивляться, как это наше общество, не может потерпеть ближнего своего.
А он даже не жалуется. Это самое поразительное – Юрий не жалуется ни на кого! Он и не просит ни о чем особенном. Только бы попасть на социальную койку в самой захудалой больничке. Пусть она будет жесткая и старая, но пусть будет крыша у него над головой. И пусть тарелку с супом дадут пару раз, он и рад будет.
Будет молиться за людей, помогающих ему. Недаром у его постели к оконному стеклу приставлена бумажная иконка с Господней молитвой, которую Юрий читает каждый раз, когда к нему подходит медицинская сестра или врач. Это – благодарный человек!
P.S. C праздником всех, с Днем России!
Сотрудник Группы помощи бездомным в больницах Татьяна КОЧУРА
Тем временем наш корреспондент Кирилл МИЛОВИДОВ провел день в дневном автобусе группы помощи бездомным:
Булки и слезы
На дезстанции в доме 4 по Нижнему Сусальному переулку бригада автобуса «Милосердие» занимает одну небольшую комнату. А в комнате напротив работает… протестантский пастор! Пастора зовут Василий Андреевич, ему 79 лет, у него легкий польский акцент, и каждое собрание он плачет от умиления.
Василий Андреевич появляется здесь всего раз в неделю, по пятницам как раз в то время, когда свежевымытые бродяги выходят из душевых – и попадают прямиком к нему в комнату. Высокая явка обеспечивается не только личными качествами пастора, но и пакетами с хлебом и булками, который ему помогают раздавать два помощника. Картина получается на удивление живописная: два негра раздают хлеб, пастор плачет и проповедует, а бездомные слушают – впрочем, крайне невнимательно, кое-кто лег на пол, слышен храп.
Автобус-экспонат
По словам механика-водителя сегодняшней бригады, техника, на которой они работают, устарела как морально, так и физически. Два одиннадцатиметровых «гроба» (автобус ЛиАЗ-677) очень неповоротливы в условиях московских дорог и постоянно ломаются. Не говоря уже о том, что найти запчасти для такого, по сути, антиквариата – большая проблема: к 2005 году во всех регионах, куда поставлялись эти автобусы, в рабочем состоянии остались буквально единицы, вследствие чего был даже создан «виртуальный музей автобуса ЛиАЗ». Еще есть в автопарке «Мерседес» – он покороче, но тоже длинный и неповоротливый. А бригада мечтает о восьмиметровом автобусе, чтобы можно было сквозь пробки и припарковавшихся в неположеном месте пробираться прямо к вокзалам, к людям.
Потешкин и компания
Первый обратившийся – некто Потешкин. Закатывает штанину – на ноге свищ – глубокая язва, которая в нашем случае дошла до самой кости. Врач Виктор диктует диспетчеру, который заполняет электронную карточку больного: инфицированная рана, асептическая повязка с мазью Вишневского и антибиотиком. Перекись, вырываясь из пульверизатора под давлением шипит на ране, шипит от боли и Потешкин, сжимает пальцами сиденье автобуса. Виктор выдавливает на кусок марли густую коричневую мазь, растирает таблетку антибиотика, приматывает все это к ноге. Следующий.
Следующий приходит минут через 30 представляется Сергеем. Рассказывает, как его вчера забрали в Алексеевское ОВД, потому что очень уж он был похож на фоторобот беглого солдата срочной службы. Сергей жалуется на немытость и отсутствие нормальной обуви. Находим ему туфли вместо его тряпичных тапочек, которые не выдерживают никакой критики и пускаем в автобус. Сергей поедет с нами на дезстанцию. В программе, которая установлена на диспетчерском ноутбуке, между «потницей» и «пролежнями» есть пункт «практически здоров», так и запишем.
Подходит еще один пострадавший – Валентин. Ему надо снять швы со лба. В программе и на этот случай есть подходящий пункт меню – ушитая рана головы. Валентин заявляет, что его порезали таджики, однако больше похоже на то, что он так целеустремленно отмечал день пограничника, что расшиб себе лоб об асфальт. При ближайшем осмотре оказывается, что рана начала гноиться. Валентин также изъявляет желание поехать с нами «в баню». Сердобольный Виктор заваривает пассажирам по «роллтону». Вообще-то на «дневном автобусе» не кормят, но уж больно несчастный у этих двоих вид. Пока что никто больше не подходит. Диспетчер кормит голубей – и ведь даже голуби здесь какие-то покалеченные! Двое одноногих, а один без «пальца» на лапке. Есть время послушать Виктора, который всегда что-нибудь да рассказывает.
Дезстанция
Гнойная хирургия
К примеру, про Свету – приходила тут к ним такая женщина с огромным абсцессом в области нижней челюсти, практически под ухом. Абсцесс был в таком запущенном состоянии, что прорвался в глотку и она периодически «подсасывала» гной и через рот сплевывала. «Все просила – вскрой да вскрой. Ей, как и любому бомжу, нужна помощь «здесь и сейчас», потому что она не пойдет в поликлинику, не будет сидеть в очередях. Режь здесь, мне говорит, – никуда не поеду». К сожалению, такую помощь как вскрытие кожных гнойников, бригада автобуса милосердие оказывать пока не в праве, потому что считается фельдшерской и имеет право на оказание помощи исключительно доврачебной. Врач Виктор жалуется, что в военно-полевой хирургии допустимо проводить операции в палатке, рядом с угольной печкой, а здесь, при работе с людьми, которым уже практически никто помогать не хочет, вдруг возникают придирки. Иногда, по словам Виктора, все же они не выдерживали и помогали некоторым, но когда информация об этом доходила до «Врачей без границ», то они очень возмущались тем, что «объемы оказываемой помощи превышают установленные». Виктор говорит, что начальство не раз просило его «не увлекаться». Недавно руководство автобуса поменялось, и теперь решено пойти по официальному пути – работники по очереди проходят обучение и получают необходимую квалификацию. «А то пока получается как с одной моей знакомой студенткой медвуза. Она в Сочи летела, и в аэропорту одному пассажиру стало плохо. Она всех растолкала, говорит, пустите, я доктор. Пропустили. Она подошла, внимательно так осмотрела, а потом говорит: да, вам срочно нужно обратиться в медпункт… Так и мы здесь: приходите, мы вас запишем, а врачи – это не у нас».
Вить, завари супчика
По словам Виктора, который часто пытается своими силами как-то пристроить попадающихся ему бомжей, многие из них просто разучились работать. Некоторое время назад он собрал бригаду из девяти человек, которые горели желанием работать. Нашел им работодателя хорошего, который был готов давать расчет ежедневно и платить по 1300 рублей в день. И что же? Через три дня все девять не вышли на смену – дорвались до водки. И если бы только водка. Некоторым здесь стало «скучно» пить одну водку и они научились внутривенно колоть себе «Буторфанол» . В день некоторые делают по пять инъекций, а одна ампула стоит 300 рублей. Получается полторы тысячи в день. «И после этого они просят носочки дать, и супчика заварить»
«Нет, как ни хочешь с ними сближаться, все равно – дистанцию держать надо. Чуть-чуть сблизишься – все, кранты».
…а неприятный осадок остался
После смены все тщательно моют руки и лица, но в волосах и бороде запах остается. Люди в метро иногда не могут понять – откуда так пахнет. Ищут глазами и не находят – вроде никто на полу не лежит, все одеты прилично, а запах есть. «Иной раз сам войдешь, запах почувствуешь, и думаешь – где-то наши люди», – говорит с улыбкой Владимир.