Несчастный случай
Мне нужно сфотографировать женщину, у которой нет документов. Она сидит на больничной кровати, свесив на пол загипсованные ноги. Навожу объектив и делаю первый снимок. Показываю его женщине. Она охает: «Какая я страшная!» Такие возгласы слышу часто, поэтому не спешу возражать или успокаивать. К тому же мне мешает неприятное чувство досады и едкие мысли: «Опомнилась! Столько времени намеренно губить себя, не замечая, не зная, что стала нехороша…» Тридцать с небольшим лет, а какие следы оставила жизнь на ее лице! И ведь дело даже не в том, что это лицо пьющей женщины, выражение его – пугающе недоброжелательное. Часто на лицах женщин, больных алкоголизмом, читается смущение, они виновато отводят глаза, прячут синяки и ссадины. А эта когда-то миловидная женщина с Украины смотрит вызывающе и настойчиво требует отправить ее на родину.
По ее словам, с ней произошел несчастный случай – сбила грузовая машина. Якобы, по пути в Украинское посольство. Понимаю, что женщина говорит неправду.
Мое предположение подтверждает лечащий врач. Женщина была сильно пьяна и в угаре бросилась под колеса грузовика. Водителя машины пришлось поить успокоительными лекарствами, когда он привез ее в больницу. А Оксана, как ни в чем не бывало, требовала наказать его. – «Куда смотрел? Нужно было тормозить!»
А не раньше ли нужно было тормозить женщине, напивающейся до бессознательного состояния? – Мне никак не удается проникнуться сочувствием к Оксане. Я внутренне негодую. Внешне стараюсь держаться, потому что разговор грозит перейти в перепалку.
Выясняются и другие обстоятельства ее непутевой жизни: лишена родительских прав, нигде не работает. Свекровь ничего не хочет слышать о ней, тем более, не намерена помогать. Все это рассказывает лечащий врач, наводивший справки по телефону.
Не слыша моих вопросов о ее ребенке, который остается здесь в интернате, женщина повторяет одно и то же: «Вы видите мои ноги? Как я сейчас заберу его?»
Передо мной свидетельства очевидцев, только и осталось – наскоро осудить Оксану и объявить ей приговор. Чего ее еще можно лишить? Ведь и так она нигде не живет (скитается), документов у нее нет, близкие далеко…
Своей рукой аккуратным почерком она вписывает в мою записную книжку адрес, телефон и имена родителей. Вечером набираю номер телефона и слышу приятный мягкий украинский выговор: «Ох, горюшко! Оксана опять попала в историю!» Ее мама рассказывает, что не так давно дочь уже возвращалась в отчий дом с переломанными ногами без документов. Подлечилась, выправила новый паспорт и «снова утекла в Москву».
– «Уж как я ее просила, чуть не на коленях, Ксаночка, девонька, на шо тебе та столица? Ну живи с нами, мы ж уже старые, помощь нам треба…»
Но вольная жизнь в Москве неудержимо влечет к себе и совсем не пугает. Никаких обязательств, никаких трудов праведных, одни развлечения. Теперь Оксана, по словам врача, останется инвалидом: слишком тяжелые она получила вторичные переломы обеих голеней. Несколько непростых операций еще потребуются, чтобы поставить ее на ноги. И не скоро они побегут по дорожке. Скорее уж хромая пойдут в сторону собеса для получения инвалидности…
Из разговора с Оксаной мне ясно, что она не понимает всей трагичности положения. Об этом говорят ее лихорадочно блестящие глаза и слова, повторяемые слишком часто: «Я поправлюсь, приеду снова… Может тогда и заберу сына». Лукавит. А мысленно она уже сняла гипс с увечных ног, поправила прическу, как она это сделала перед фотоаппаратом, и бросилась в круговорот жизни без правил. Но этого уже не будет.
Будет долгое-долгое лечение, тягостное сидение на больничной койке, безрадостное течение дней за окном. И дай Бог ей понять, что происшедшее с ней – не несчастный случай, а последний шанс остановиться на неверном пути, что только по Его милости у нее отнята возможность жить прежней жизнью, и не отнята сама жизнь, не призвана она на Суд из-под колес того грузовика…
Не стану судить и я, разбирать ее поступки и пытаться воспитывать. Мы будем ей помогать. Получим разрешение на въезд в Украину. Посадим на поезд. Помолимся. А там – как Бог даст.
Бессовестные и бессловесные
На стройках Москвы и Московской области используется в основном дешевая рабочая сила из ближнего зарубежья. Приезжие строят даже храмы и восстанавливают памятники истории и культуры. На фото: строители часовни на территории Тушинской городской детской больницы ждут окончания молебна, чтобы приступить к началу работ
Ни для кого не секрет, что столица наша заметно похорошела в последние годы в основном благодаря труду гастарбайтеров. Их привозят в Москву, как правило, из бывших советских республик, в которых уровень жизни населения крайне низок. Люди рассчитывают получить работу, потому что, по их словам, на родине нет возможности трудоустроиться, или заработная плата там их не устраивает. Одним словом, надеются на лучшую жизнь в столице…
Работая уборщиками на вокзалах, в метро, магазинах, офисах, на улицах и в скверах, обслуживая биотуалеты, живут они в перенаселенных вагончиках, комнатах на 20 человек, питаются подчас одной лапшой Доширак, болеют, и при такой жизни скоро теряют работоспособность и лишаются источника дохода. Оказавшись на улице без средств к существованию, а часто и без документов, попадают в больницы. Там их лечат и обслуживают. Тратятся немалые деньги на восстановление здоровья тех, кто мог бы сам их зарабатывать и приносить реальную помощь государству. А столица не знает, как избавиться от людей, в которых так нуждается…
Почему это происходит? Ответ знают все: потому что отдельные бессовестные работодатели не создают сносных условий ни для жизни этих людей, ни для их работы, и откровенно не считают за людей. Так, рабы бессловесные …
Девушка с красивым именем Гульнара из Киргизии приехала с родной сестрой в Москву работать уборщицей. Посулили хорошую зарплату. Девушка рассчитывала на эти деньги жить в столице – скромно жить, потому что у нее была надежда, что сможет еще кое-что отложить на оплату обучения в вузе. Будущая профессия Гули – учитель начальных классов. Ее родной дом находится в живописном месте – недалеко от озера Иссык-Куль. Воздух и красота кругом. Простор…
Поселили девушек вместе в комнате, в которой уже проживало 18 человек. Ничего хорошего от таких условий ожидать не приходится – завелись в их жилище насекомые. Гуля расчесала укусы на ногах то ли блох, то ли клещей так сильно, что появились язвы. С работой тоже не повезло: приходилось убираться в огромном помещении, где горячая вода отсутствовала, а от холодной руки сводило судорогой. Конечно, она заболела, а лечение в таких условиях не предполагается. Работодатель не занимается благотворительностью, за свой счет лечить не собирается. Больная, Гуля из последних сил выполняла работу, но надолго ее не хватило.
Гуля попала в больницу в тяжелейшем состоянии. В родной Киргизии у нее остались мама с младшими сестрами и братьями, часть денег девушка ежемесячно пересылала им. Теперь она еще долго не сможет помогать родным – сама остро нуждается в помощи. Ведь скоро ее выпишут, а долечиваться нужно будет дорогими лекарствами, и обследоваться после этого не помешает. А где взять деньги, если источник дохода иссяк? Нет работы, нет здоровья, нет теперь и жилья, хорошо еще, документы остались.
Девушка удивительно спокойно рассказывает о своих мытарствах. Видно по всему, что человек она терпеливый и честный. И еще заметно, что Гульнара из хорошей семьи. Не курящая и непьющая. Я советую ей возвращаться домой. Сейчас важнее всего – поправить здоровье. В родных краях это ей удастся, а в Москве – вряд ли. Здесь деньги имеют ключевое значение, а в родном доме и стены помогают.
Конечно, на место Гули уже приняли другую женщину. Может быть, она окажется покрепче и повыносливее? Работодателю, как надсмотрщику в концлагере, нужны только здоровые, чтобы работали, и поживее… А если случается сбой в рабочем графике, то обстоятельства его не интересуют. На место выбывшего заступает следующий.
Общеизвестно, что и на стройках Москвы и Московской области сплошь и рядом используется дешевая рабочая сила из ближнего зарубежья. Даже памятники истории и культуры восстанавливают приезжие, не жалея сил трудятся и созидают нашу общую память. Быть может, кто-то из их родных лежит здесь в братской могиле, кто-то пропал без вести во время войны. Могут же они рассчитывать на нормальные условия жизни и труда, если занимаются не только полезным, но и благородным делом? Почему нужно обязательно загонять людей в тесные вагончики, где спать можно, только скорчившись? И условия труда должны быть такими, чтобы рабочие могли отдыхать после напряженного рабочего дня. И хотя бы могли помыться …
А случается, что такой рабский труд вообще не оплачивается. Придерутся к чему-нибудь принимающие работу и откажут в оплате. И ничего не попишешь.
Начнет человек доказывать свою правоту, а ему еще и пригрозят расправой или сразу наподдают.
Заработок тогда оборачивается убытками в здоровье, а иногда вообще оканчивается инвалидностью. Приехал человек поправить материальное положение, а уезжает без копейки и на костылях. Или обожженный весь. Или порезанный.
Сотрудник группы помощи бездомным Татьяна КОЧУРА
