Православный портал о благотворительности

Священники-очевидцы о Первой мировой: здесь многие нашли смысл жизни, а многие потеряли веру

Воспоминаний о службе духовенства на Первой мировой войне осталось немного: почти сразу началась Гражданская, преследования духовенства, расстрелы и лагеря – вспоминать стало некому, а тем, кто уцелел, приходилось молчать.
Мы публикуем заметки четырех полковых священников, разделивших с российской армией тяготы Первой мировой войны.

Солдаты одной из армейских частей во время богослужения. Польша, 1914 год. Фото: topwar.ru

В войне участвовало около 5000 священников – по штату православный иерей должен был быть в каждом полку. Кроме богослужения и проповеди в обязанности духовенства входило помогать врачам в перевязке ран, руководить выносом с поля убитых и раненых, хоронить солдат и сообщать родным о их гибели, заботиться о воинских могилах и даже устраивать походные библиотеки. Служение полковых иереев порой выходило далеко за рамки прямых обязанностей – священникам случалось вели полк в атаку, заменяя убитых командиров.

Вступала в войну православная Российская Империя, а заканчивало ее другое, атеистическое государство – РСФСР. Все годы войны в армии усиливались революционны настроения, а возвращение на родину для священников, остававшихся на фронте до конца, было особенно горьким. Тем не менее, война запомнилась многим как «очистительное страдание».

«Войне мы многим обязаны»

Полковая церковь, сооруженная офицерами и солдатами к празднику Пасхи. 1 апреля 1917 г.

Иерей Захария Кромский (псевдоним священника Захарии Боченина, которым он подписывал статьи в «Вестнике военного и морского духовенства») не думал, что окажется на фронте. Многие годы он был поклонником философа Владимира Соловьева, утверждавшего, что война несовместима с христианской моралью, а участие священника в ней «ничем не оправдывается». Но как только война была объявлена, в нем неожиданно «заговорило чувство патриотизма».

Теперь отец Захария полковой священник: перевязывает раненых, напутствует перед смертью солдат, организовывает похороны, и, иронизируя над собой пишет, что мечтает совершить подвиг героя русско-японской войны священника Стефана Щербаковского: повести войско в атаку.

Он удивлялся тому, как война меняла людей:

«Приносят на перевязочный пункт раненого солдатика. И вы не узнаете в нем вчерашнего солдатишку, со всеми его слабостями, мелкого мародеришку. Пред вами иной человек. Даже на лице его просветленном отображается та перемена, которая совершилась в его душе. Витавшая ежесекундно над его головой смерть предочистила его душу для Божественной благодати. И эта сила Божия делает его удивительно терпеливым в перенесении страданий. Ни слова ропота, ни стона, редкостное самообладание… Разве это не поразительно?»

«Войне мы многим обязаны!, – заключает отец Захария. – Жили мы серенькою будничною жизнью, с фотографическою точностью изображенною Чеховым. Болото, а не живая жизнь! Незаметно, но многих засасывала тина его. Война всколыхнула это болото. Пусть вонью его мы на время отравлены. Но зато мы выбрались из болота, поднялись над ним. Вы поймите! – У человека крылья выросли, впереди просвет появился. Есть куда идти, нашли смысл жизни, который до сих пор многими был потерян. Быт окончился, начались события!»

«На то мы и полевые иереи!»

Солдаты 39-го Томского пехотного полка со священником. Фото: smolbattle.ru

Священник Порфирий Руфимский, служивший в действующей армии с 1914 до июля 1917 года, вспоминал, как причащал тысячи людей:

«За тремя службами я должен был причастить Св. Таин более четырех тысяч человек, по полторы тысячи зараз». Первая очередь причастников завершилась лишь к часу дня. «На то мы и полевые иереи», – отвечал отец Захария на вопрос о том, как он справляется с таким служением.

Особенно запомнились ему две всенощные в далеких Карпатских ущельях.

«На каждой койке лежал „карпатский богомолец», держащий в руках ветку зеленой „лиственницы» (вместо вербы) и горящую свечу. В рядах этих коек, среди окровавленных мучеников, я ходил со святым Крестом и со святой водой и, окропляя лежачих богомольцев, воспевал вербную песнь…».

Во время другой службы начался обстрел: «Одним снарядом ударило в хату, соседнюю с храмом, а другой снаряд разорвался на той тропе, которая вела в храм. В хате наповал убило бомбардира, а на тропе до смерти изуродовало до десятка лошадей. Среди этих трупов конских, по лужам теплой крови, я и проследовал в храм. Во время службы не раз содрогался храм от разрывающихся снарядов. Но восковые свечечки, которые мы держали в руках вместе с ветвями лиственницы, горели, теплились, не гасли. После всенощной успели отпеть в храме и бомбардира, перешедшего в вечность пред началом ее».

Камчатский миссионер на войне

Миссионер иеромонах Нестор на Камчатке. Фото: rusplt.ru

Игумен Нестор (Анисимов) к началу Первой мировой был известным миссионером, просветителем Камчатки. Ему довелось служить на фронте не только как пастырю, но и «досрочно под смертоносным огнем перевозить секретные донесения, а также бывать в разведке и участвовать в конной атаке».

Особенно трудной была перевозка раненых: «Не могу никакими словами рассказать то чувство страха, ужаса и боли, какое испытывал я за несчастных раненых, – вспоминал он. – Целые сутки нам пришлось идти до Сопоцкина. Можно представить, как было морозно и тяжело раненым, когда я, привыкший к суровой камчатской жизни, все же обморозил свои ноги».

Как и многие собратья-священники, он был свидетем удивительно мирной кончины многих русских солдат. Вот как описывает он последние часы одного из них: «Не скрою, – говорил покойный, – что мне еще хотелось пожить, ибо я только что женился и меня в недалеком будущем ожидало семейное счастье, но… на все воля Божия. Я в то же время считаю за счастье умереть так, как должен умирать на войне всякий русский солдат…

Красивая, спокойная и мирная смерть была этого молодого воина. Его последние, часто повторяемые, предсмертные слова были: «Ну, о. Нестор, с Богом идем в атаку. Ура…» и затем он вскоре тихо почил».

По правилам, хоронить убитых должны были местные жители под руководством священника. Были и специальные команды для рытья могил. Однако на практике священнику часто самому приходилось разыскивать и погребать тела, привлекая к этому случайных людей.

«В Великую Субботу я с драгунами 5-го эскадрона и с местными жителями (поляками) собирал тела наших истинных героев пехотинцев, оставленных на поле сражения непогребенными, – вспоминал отец Нестор. – В этот день мною было собрано и погребено 52 человека. В одной могиле я похоронил 20 человек, а в другой 32, а также положил в землю и германцев, оставленных на поле сражения. В 1-й день Пасхи я вновь собирал тела славных героев пехотинцев и предавал их земле при радостном пении воскресного гимна «Христос Воскресе».

Четыре солдата, найденные мною на поле сражения, скончались со сложенной правой рукой для изображения крестного знамени».

«Солдаты сделались неузнаваемы»

Молебен у зарядного ящика. Фото: pinterest.ru

Еще осенью 1914 года командование армии выпустило приказ, где говорилось, что опытные священнослужители должны присутствовать в армии в том числе «в целях предупреждения распространения пропаганды революционного характера». Но противостоять революционному урагану было трудно.

Священник Сергий Молчанов вспоминал напряженную обстановку на Персидском фронте в последние месяцы войны:

«За какой-нибудь месяц по перевороте солдаты сделались неузнаваемы: прежде религиозные, теперь сделались атеистами. Так, например, солдаты-санитары 173 сводного госпиталя, эвакуированные сюда из Брест-Литовска, по обычаю западного края падали ниц пред Святыми Дарами, когда священник проходил с таковыми к больному. После переворота те же солдаты не только не делали поклонов, но даже не снимали шапки с головы и оставались с папиросой во рту».

Армия, как отмечали многие, стала разлагаться. Отца Сергия свои же солдаты арестовали за то, что он роздал в своей части воззвание временного Правительства о поддержании фронта.

«Многих священников совершенно изгнали, – писал он. – Пройти священнику даже среди дня было опасно: везде за ним кричали, свистали, били».

С болью писал отец Сергий о том, что весной 1918 года на рынках персидских городов появились в продаже покровы, воздухи, Антиминсы, иконы – «все эти святыни расхищались из военно-походных церквей нашими же солдатами и продавались персам». Он сам купил на базаре в городе Энзели два покровца и воздух из парчи, «чтобы не дать выкупить их персу для украшения стола или отделки платья своей жены».

Бузрадостным было и возвращение на родину весной 1918 года. «Проезжаю через г. Баку, Астрахань и др. Бедная, несчастная, многострадальная Русь! Все города и местечки твои там, где только коснулась нога большевиков, разрушены. Все деревни сожжены. Сады, нивы, огороды – все сравнено с землей…».

Всего за годы первой мировой войны около 40 священников были убиты или умерли от ран, более 200 — получили раны и контузии, свыше 100 — пребывали в плену.

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version