Каждый наш поступок имеет свои последствия, а боль о соделанном грехе сама просит расплаты.
Помню свою первую после долгого перерыва «индивидуальную» исповедь Великим постом в 80-х годах прошлого века. Тогда в московских храмах преобладала общая исповедь, и «человеку с улицы» можно было исповедаться только Великим постом.
Не помню, что я, обливаясь слезами и трепеща, высказала священнику, но помню, как он, пожевав губами, задумчиво сказал: «Нужна епитимия. Поклончики… Три поклончика!» Я летела домой в слезах счастья. Не потому, что епитимия была такой несоразмерно легкой, совершенно несоответствующей тяжести моих прегрешений, – а потому, что меня ее удостоили! Что она ЕСТЬ! А значит, все – взаправду!
О, каким счастьем было каждый раз, каждый день до Пасхи отбивать эти поклончики!
Я бы и по сотне поклонов клала, но понимала, что эти три – это послушание, это определенная мне епитимия, а все другое – оно будет не в счет, не «покаяние-цена».
Приложить собственный труд души
Недавно, стоя в очереди на исповедь, я впервые осознала, что и для меня, и для каждого, кто стоит в этой очереди передо мной, сейчас решается вопрос космической важности: отделить зло в своей сегодняшней жизни от добра, начала смерти от Жизни. Всякий ли раз я отдаю себе в этом отчет?..
Дело в том, что в ряду всех таинств Православной Церкви покаяние выделяется одной поразительной особенностью, которую не так часто замечают. Во всех таинствах Бог приходит к человеку, подает ему благодатные дары; во всех таинствах требуется желание человека для принятия этих даров.
Но лишь о таинстве покаяния можно сказать, что именно здесь от человека требуется не просто открыть себя действию благодати Божией, поверить, отдаться в руки Господа, но совершить некое сознательное, мучительное и притом жизненно необходимое усилие, приложить собственный труд души, в котором никто не сможет заменить его.
Это понятно из притчи о блудном сыне. Да, главное – безграничная, всегда ждущая, все покрывающая любовь Отца: «сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Но для того, чтобы попасть в объятия отца, сын должен был, после того как настрадался «в стране далече», обернуться душою в сторону отчего дома, найти подходящие слова: «встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» и пройти трудную обратную дорогу.
Удивительно, что Бог (в образе отца притчи) не ждет и не требует тяжелых трудов, «компенсации» за неправедные поступки! Ничего такого – он ждет лишь одного – этого поворота: пойду к отцу моему.
Но как труден этот поворот! Он и есть – покаяние.
Покаяние – это путь всей жизни человека-христианина, а не разовая акция, и этот путь для каждого неповторим: всегда творческий, мучительный, необходимый, напряженный, нешаблонный. Этот труд покаяния мы попытаемся осторожно очертить через несколько названий самого процесса.
Метанойя, или перемена ума
Начнем с этого греческого слова, теперь широко известного, – оно приводится почти во всех поучениях о покаянии, определяя его сущность.
Греческое слово, которое принято передавать русскими буквами как «метанойя», буквально означает «перемену ума». Впрочем, можно перевести его и как «переосмысление».
Именно словами с этим корнем в Евангелии призывали к покаянию и Иоанн Предтеча, и Сам Спаситель: «В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3:1-2). «С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17).
Понятно, что под переменой подразумевается изменение всего направления не просто мыслей, но всей «высшей нервной деятельности», говоря скудным современным научным языком. И в данном случае речь у нас идет о коренном изменении мировоззрения и духовного опыта.
«Покаяние предполагает коренную перестановку: на первом месте всегда, везде, во всем – Бог; позади, после всего – мир и его требования, если только их нельзя совершенно выбросить вон из сердца. Говоря иначе, покаяние требует создания нового, единого центра в человеке, и этим центром, куда сходятся все нити жизни, должен быть Бог» (свт. Василий Кинешемский. Беседы на Евангелие от Марка).
Обращение
Когда заблудший, потерявшийся младший сын Христовой притчи опомнился, пришел в себя, принял решение – он отвернулся от корыта, «встал и пошел к отцу своему» (Лк. 15:20). Вот узловая точка! И слово для этого есть – «обращение». Но можно сказать и «возвращение» – суть-то в этом!
Бог звал людей Своих к покаянию через ветхозаветных пророков, и в этих призывах звучало именно то слово, которое мы переводим как «обращение». «Ко Мне обратитесь, и будете спасены» (Ис. 45:22) – обернитесь же ко Мне, люди, от вашей суеты и злобы! «Обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши» (Иер.18:11).
В наших вечерних молитвах мы взываем словами, взятыми из пророка Иезекииля: «Ей, Господи мой и Творче, не хотяй смерти грешнаго, но якоже обратитися и живу быти ему, даждь и мне обращение окаянному и недостойному».
У пророка: «Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?» (Иез. 33:11).
«Обратитесь от злых путей ваших».
Это – не только об уме, это – всем существом и всей жизнью.
«Покаяние – решительное изменение на лучшее, перелом воли, отвращение от греха и обращение к Богу», – определяет Феофан Затворник (в книге «Путь ко спасению»).
Поворот всей жизни, переориентация всего существа не может быть ни легкой, ни безболезненной. И, при всей решительности, не может быть «раз и навсегда», целиком и полностью. Это труд всей жизни – в сущности, содержание жизни христианина вообще. Повернуться и вновь и вновь поворачиваться от своего – к Божьему.
Но как производится этот поворот?
И тут для покаяния находим еще одно слово.
Сокрушение
Слово знакомое и немного несовременное. По словарю это – «сильное огорчение, печаль». Да, конечно, человек должен печалиться – сокрушаться о своих грехах.
Но, по сути, подразумевается что-то большее: надо сокрушить, разрушить в прах, в крошку нечто в себе.
«Самоистукан бых страстьми, душу мою вредя, Щедре, но в покаянии мя приими, и в разум призови», – взывает святитель Андрей Критский (Великий канон, песнь 4). Человек, создавший идола в самом себе, призван этого самоистукана возненавидеть настолько, чтобы разбить на мелкие осколки, не пожалев в нем ни единого кусочка, – должен с полной решимостью сокрушать грех в себе.
Это больно: по себе бьешь. Но необходимо.
И необходимо из раза в раз, потому что «самоистукан» страстей вновь и вновь вырастает.
А Псалтирь утешает нас: «Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет» (Пс. 33:19); «жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19).
Покаяние
Но всмотримся в основное название таинства. О чем говорит это наше, славянское, слово?
Окуджава пел: «Господи, дай ты каждому, чего у него еще нет» – «Каину дай раскаянье!»
Язык мощным созвучием подсказывает это противопоставление. Раскаянье – это быть анти-Каином.
Но это, что называется, народная этимология.
А настоящее происхождение слова – от того же индоевропейского корня, от которого и «цена». Славянский языковой космос прочно связывает покаяние с необходимостью расплаты. У греха есть цена.
Тут уместно вспомнить связанное с таинством покаяния частное понятие, называемое греческим словом «епитимия» (буквально – наказание). Церковное наказание, духовно-исправительная мера, налагаемая на кающегося.
Боль о соделанном грехе сама просит расплаты. Конечно, прежде всего, надо искать средств к исправлению содеянного. С какой радостью восклицал мытарь Закхей посетившему его Господу: «Господи! половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». Но чаще прямая расплата невозможна, а нужна расплата временем, усилиями, ограничениями.
Святитель Феофан Затворник в своем «Пути ко спасению» пишет: «Духовный отец наложит на тебя епитимию – прими ее с радостью. А если бы духовный отец не наложил, то проси наложить. Это будет не только напутствием тебе в добрый путь, на который вступаешь, но и защитою и прикрытием от сторонних враждебных действий на тебя в новом порядке жизни твоей».
Исповедь
Ну вот дошли и до исповеди – посредством которой и осуществляется таинство покаяния.
Ис-по-ведь. Из глубины существа, из глубины своей жизни надо вычленить, что разрушает ее, разрушает тебя, чтобы поведать у аналоя.
А чтобы поведать – надо сперва понять. Провести этот анализ. Подобрать слова. Уж как с этими словами поступать – решают по-разному: кто на бумажку пишет и так ее и подает священнику, кто использует бумажку как шпаргалку – не забыл ли чего, а кто, как я, обычно утрамбовывает формулы в своей голове и загибает пальцы, чтобы не забыть какой-то из пунктов.
Конечно, когда случился какой-то большой, явный, тяжелый грех, все остальное забудешь и отбросишь, ни шпаргалки, ни загибание пальцев не потребуются, но это – в состоянии катастрофы, а покаяние нужно не только в чрезвычайных ситуациях…
Покаяние – жизнь христианина.
Смятенное и сокрушенное сердце (которого «Бог не уничижит»), боль и слезы о грехе мы можем принести, но не поведать, не исповедовать. Необходимо сформулировать предмет болезни («понеже бо пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши», как говорится в самом чине исповеди).
Пусть это будет не уточненный еще диагноз; пусть слова просто позаимствованы из пособия к исповеди или из молитв самого чина – главное, чтобы эти слова были найдены как выражение своей собственной боли и беды.
Заметьте: с этими словами мы идем не к священнику, а к Самому Богу, Который знает о нас и о наших болячках все куда лучше нас самих. Но Ему-то надо, чтобы и мы сами увидели и поняли, или начали понимать, чем мы болеем. Ему нужны от нас и слова.
И слова приходится искать. Они не должны быть «потоком сознания» у аналоя (опять же, кроме тех случаев, когда постигла огромная внезапная беда и не до анализа, а надо скорее припасть в рыданиях и отдать все это – Богу).
Когда-то я и подходила к каждой исповеди с настроением «лучше умру, чем повторю этот грех!». Но, как знает каждый из нас на опыте, мы повторяем наши грехи, и повторяем многократно, так что возникает искушение считать исповедь «в стописятый раз об одном и том же» чем-то рутинным.
А ведь и «стописятый раз» дается для того, чтобы мы восприняли две вещи: что грех действительно убивает нашу жизнь и что не «добьемся мы освобожденья своею собственной рукой» (как поется в «Интернационале»), быстро, – а лишь с помощью Божией благодати, подаваемой нам в таинстве. И прибегать к этому таинству и подаваемой в нем силе Духа Святого нам придется много, много раз…
Но каждый раз будем вспоминать слова боговидца и пророка Моисея: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор. 30, 19).
И то же у апостола Павла: «Возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6, 23).
Коллажи Оксаны РОМАНОВОЙ
