Во все времена жили на свете чудаки и чудачки – они «вылавливали» на помойках осколки китайских ваз или части старых абажуров, поношенную одежду и своим талантом переосмысливали и дарили новую жизнь старым вещам. Мастера стремились, чтобы вещь после ремонта выглядела «как новенькая».
Но сегодня, в эпоху «одноразовой одежды», когда мы легко выбрасываем и покупаем снова, штопка неожиданно получила новый смысл. Ее перестали стесняться – наоборот, следы починки, со всеми шероховатостями, изъянами, несовпадениями, только приветствуются.
Исцеление свитера
Когда жених Карен, преподавательницы философии в университете, заболел, он попросил ее заштопать его старый, изъеденный молью свитер. Марк уже был серьезно болен, ему оставалось жить шесть месяцев.
Вид у свитера был плачевный. Как будто изрешеченный пулями, он весь был в мелких дырках и вдобавок пропах пылью. Но Марк и не мечтал, что он станет как новый, ему просто хотелось еще хотя бы раз его надеть, ощутить себя сильным и здоровым, прогнать чувство потерянности, которое поселилось в нем с болезнью.
Карен взялась за «исцеление» свитера. Каждый стежок был ее актом борьбы и надежды. Умом она понимала, что починка свитера вряд ли поможет Марку справиться с побочными эффектами лекарств, химиотерапии и с унизительными, катастрофическими последствиями экспериментов шарлатана, к которому он в отчаянии обратился за помощью.
Но она все равно постирала рваную, изъеденную молью одежду и высушила ее на солнце. Кропотливо удалила комочки свалявшейся шерсти. Заштопала многочисленные дырки и поврежденные края.
Каждый шаг в процессе штопки – от покупки шерсти до подборки пряжи по цвету и стежков – не просто восстанавливал то, что было испорчено. Это было проявлением ее любви, веры и сопротивления. Посреди болезни, страданий и чувства полной беспомощности она пыталась этим утешить и себя.
Результат оказался далек от идеала – на свитере были видны рубцы. Но Марк проводил по ним рукой, гладил и говорил, что ему нравится именно это, видеть и ощущать, где и как он был заштопан.
Свитер долго хранил запах Марка, а заштопанные дырки, напоминали о его руках – он любил дотрагиваться до «рубцов», теребить шерсть, гладить неровную поверхность. Карен спала в свитере, обнимая себя, как когда-то ее обнимал Марк, и ей снились яркие хорошие сны.
Бесценные и бесполезные
Есть вещи, которые обладают для нас «уникальной ценностью» и одновременно абсолютно бесполезны. Бабушкина шаль. Старое детское одеяло. Летнее платье с пятнышками от ягод, которые невозможно отстирать, а ты помнишь, когда и при каких обстоятельствах они появились. Кусачий свитер со студенческих времен, с протертыми локтями, согревающий в холода.
За такую вещь не дадут много денег, ее не отнесешь в ломбард от безденежья, но даже мысль о том, что пора бы от нее избавиться, кажется невыносимой.
Художница по текстилю Селия Пим работает с такими бесценными для владельцев вещами: рваные футболки, свитера, перчатки. Мы их любили и носили так долго, что они стали частью нас.
Селия начала проводить публичные мероприятия. В галерее или кафе, парке устанавливают стол, где есть яркая пряжа, всевозможные иголки и нитки, ножницы, кусочки ткани, клей. Желающих просят приносить свою старую любимую одежду для штопки – свитера, шарфы, перчатки, пальто, даже рюкзаки.
За штопкой делятся воспоминаниями об одежде, которую принесли, а художники подсказывают, как отразить истории, спрятанные в ткани. Многие из починенных вещей потом выставляют в музеях.
Селия уверена, не стоит «заметать следы» при починке. Пусть она будет видимой, ведь то, что мы пережили, износив эту одежду, – наша жизнь и наш бесценный опыт. Оригинал не вернешь, зато при штопке вы создаете новую вещь, и это всегда более сильный ход. Художница любит латать дыры, исследуя то, что обнаруживается в результате повреждений и починки.
Про Селию Пим говорят, что она вплетает смысл в починенную одежду. Однажды Селия реставрировала свитер норвежского рыбака, подаренный ей художницей по текстилю Аннемор Сундбё. Штопка Пим, по выражению художественного критика, «омывает рваную сине-серую одежду, словно прилив, заполняя все пустое пространство белым». Красиво и метафорично.
По одежде можно угадать наши привычки
Но художница любит повседневность больше, чем возвышенное. Ей очень нравятся разговоры с гостями за штопкой. Иногда это грустные истории, иногда веселые.
Когда-то Селия хотела стать врачом, получила среднее медицинское образование, несколько лет работала в больнице. Ей нравилось изучать человеческое тело и облегчать боль. Совмещать две профессии, художника и врача, оказалось невозможным, но она получила бесценный опыт.
Целый семестр Селия провела в анатомическом театре Королевского колледжа в Лондоне, наблюдая, как студенты-медики осматривали человеческие тела. Татуировки, шрамы, следы прошлых операций – благодаря этим отметинам они получали информацию, подсказки о жизни умершего человека.
Почти то же самое с одеждой, поняла Селия, – засовываешь руку в рукав чьего-то старого свитера и вдруг чувствуешь запах владельца, а по расположению потертостей можно судить, как человек любит сидеть и о многом другом. Шерсть и хлопок, как вторая кожа, часто принимают форму тела и сохраняют ее. Старая вещь манит, она способна рассказать о нашей жизни, работе, вкусах.
Кинцуги
В нашей культуре всегда считалось, что треснувшую посуду не стоит держать в доме – не к добру. Если ее и склеивали, то старались сделать это как можно незаметнее, но чаще выбрасывали.
А вот в японском искусстве кинцуги («золотой» – кин и «ремонт» – цуги) сломанные вещи нужно не выбрасывать или прятать, а с гордостью демонстрировать. Кинцуги призывает видеть красоту в ущербном и несовершенном.
Разбившиеся осколки склеивают не прозрачным клеем – мастера кинцуги используют золотой порошок, смешанный со специальным лаком из древесного сока для ремонта разбитой керамики. Они в прямом смысле прорисовывают, прокладывают каждую трещинку и скол.
Золотые, серебряные или платиновые контрастные трещины мерцают, притягивают взгляд, придавая неповторимый вид каждому отремонтированному изделию. Результат часто ярче, интересней, чем безупречный оригинал.
Идеальной жизни не бывает, каждый из нас переживает трудные времена, каждый должен искать способ справиться с невзгодами, злом, извлечь уроки из негативного опыта. По крайней мере попытаться. В этом, говорят японцы, суть стойкости.
Старые вещи – необыкновенные сосуды памяти
Вещи часто переживают своих владельцев. После смерти близкого человека его одежда становится тактильным воспоминанием, от которого порой не знаешь, куда деться.
«Я не верю в призраков и знаю, что одежда Марка – это не он, – говорит Карен. – Тем не менее его заштопанный свитер для меня – пространство памяти, любви, утраты, это место, где он жив».
Многие из нас, когда-то пережив маленькие и большие операции, были зашиты и «отремонтированы». В больнице на наши раны накладывали швы, порой перехватывая кожу грубой медицинской ниткой. И даже после того, как эти швы снимали или они сами рассасывались, на коже оставались их следы.
Раны не всегда заживают красиво. Остаются шрамы, пигментные пятна, неровности, розовый «младенческий» цвет, морщины. Одним словом, исцеление тоже оставляет свои следы.
Штопка, починка, ремонт – свидетельство человеческой стойкости, труда, желания сохранять и создавать вещи заново не только ради их пользы, но и потому, что они утешают и веселят.
Это радость, игра, свобода быть дерзким, смешивать цвета и фактуры, смеяться над условностями, воплощая в жизнь идею, что почти все «разрушения» можно превратить в искусство.
