Священник Кирилл Марковский около 20 лет общается с осужденными на пожизненное лишение свободы. Часть из осужденных – те, кого приговорили к смертной казни до моратория в 1996 году.
Сидят и прокуроры, и детдомовцы
– С людьми, осужденными на пожизненное заключение, я общаюсь уже почти 20 лет. Начинал, еще учась в Свято-Тихоновском богословском институте. Сначала вел с ними переписку, потом стал их навещать в местах заключения. Первые месяцы моим адресатом был только один человек, потом о нашей переписке узнал его сокамерник, потом другой сокамерник, потом еще несколько… Лет через 10 желающих общаться было уже столь много, что мне пришлось организовать в приходе группу помощи пожизненно заключенным. В целом число адресатов доходило до 80–90 человек. Сейчас я продолжаю вести переписку с осужденными, навещаю их в колониях и даже по телефону общаюсь с теми, кому разрешены звонки.
Среди пожизненников люди самые разные, от прокуроров до детдомовцев. Но есть, пожалуй, одна общая черта – очень мало кто из них знал родительскую любовь.
Маньяков и серийных убийц среди сидящих пожизненно у нас сравнительно немного. Основная масса, около половины, приговорены за разбои.
Это люди, которые решили, что большие деньги можно добыть только ценой крови, и совершили не одно убийство. Однако на чужом горе счастье не построишь. Таков закон жизни. И реальными последствиями преступлений, тем более таких, неизбежно бывают великие страдания. Это понимают многие пожизненники, о чем я не раз слышал от них. «Да, плохо мне здесь. Но, а что я хотел? Что сделал, то и получил». Такое мне часто приходилось слышать.
Еще четверть пожизненно сидящих – люди, совершившие убийства в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Им не нужны были большие деньги. Банальные конфликты при распитии спиртных напитков привели к страшным последствиям. Обычная история – выпили, поссорились, каждый схватил, что рядом лежало. У кого-то рядом был нож или топор… Когда человек приходит в себя, уже и не помнит, как было дело, кого он убил, а кого, возможно, и не он. Но всю вину обычно возлагают именно на того, кто в живых остался.
«Первые несколько лет тюрьмы человек думает не о Боге»
В колониях для пожизненно заключенных есть атеисты, есть верующие «в общем», что «Бог есть». Реально они не ищут Христа. Нет у них и глубокого раскаяния в соделанном, в том числе в убийствах. Но есть и заключенные, которые живут духовной жизнью. Они много молятся, смиряются со своим наказанием, принимают его как волю Божию. Таких, конечно, совсем немного.
Говоря с некоторыми из них «с глазу на глаз», я всегда невольно отмечал, что и в монастырях не встречал людей, общение с которыми было бы столь благодатным.
Это, разумеется, мое личное ощущение. Но все же осмелюсь утверждать, что эти заключенные действительно знают Бога и живут с Ним. По выражению владыки Антония Сурожского, в их глазах сияет свет вечной жизни.
Конечно, такими они стали не сразу. Некоторые ведь пребывают в заключении уже 25 и более лет!
Иногда от пожизненников требуют сразу всецелого покаяния в совершенных злодеяниях. Но надо понимать, что покаяние – процесс постепенный. Глубокое раскаяние в душе человека, который совершил такие страшные грехи, сразу невозможно. Конечно, некие благодатные озарения, когда человеку вдруг, сразу открывается весь ужас содеянного, случаются, но бывает это редко. Обычно осознание тяжести совершенного приходит постепенно. Сначала это просто теоретическое понимание, что убийство – большой грех. А потом, по мере жизни с Богом, человек начинает ужасаться своим делам.
До того покаяния, которое общество справедливо ждет от них, им еще жить и жить. И вот здесь вопрос «смертная казнь или пожизненное заключение» имеет принципиальное значение.
Конечно, люди раскаивались и в камере смертников. Но все же их душа жаждала большего. Один человек, который раскаялся именно в ожидании расстрела, рассказывал мне:
«Когда я уверовал в Бога и раскаялся в своих поступках, я страшно испугался. Потому как понял, что со смертью жизнь для меня не закончится и я уйду в иной мир, не принеся никаких плодов покаяния. И я стал молиться, чтобы Господь дал мне хоть сколько-нибудь времени, сколько возможно…» Стоит ли говорить, что введение моратория на смертную казнь этот человек воспринял как чудо Божие.
Другой пожизненник (его я тоже знаю уже около 20 лет) однажды сказал мне, что пока человек ожидает смертной казни, он думает лишь о том, как бы ему добиться изменения приговора. Все мысли только об этом. Он лихорадочно ищет варианты.
В свое время его слова неожиданно подтвердились моими личными наблюдениями. В одном из московских СИЗО содержатся люди, которых только приговорили к пожизненному заключению. Их я тоже периодически посещаю. Так вот, к моему удивлению, когда я спрашивал их, не желают ли они пообщаться со священником, может быть, исповедоваться, всегда слышал или – «нет, не хочу» или – «я об этом еще не думал».
И это, наверное, не удивительно. Что может быть в душе человека, сравнительно недавно решившегося на убийство? Зачем ему священник, если он в Бога не верит? А размышлять ему об этом некогда – надо доказывать свою «невиновность» и думать, как избежать сурового наказания. Но пройдут годы, человек поймет, что в заключении ему придется провести минимум 25 лет (до мифического пока в нашей стране условно-досрочного освобождения, предусмотренного для пожизненников законодательством), и он, возможно, задумается о Боге и своих отношениях с Ним.
В тюрьме для пожизненников есть только два варианта
Небольшая надежда на освобождение всегда остается у каждого заключенного. Некоторые из них продолжают изучать свое уголовное дело, чтобы найти хоть малейшие нестыковки. И так даже в течение 10 и более лет. Но рано или поздно осужденный понимает, что, возможно, никогда не выйдет отсюда. И тогда он либо начинает искать высшие смыслы, либо медленно деградирует – и психически, и физически. К этому весьма располагают условия заключения – постоянное, из года в год, пребывание в небольшой камере с людьми, часто озлобленными и совершенно чуждыми по духу.
Постепенно человек замыкается в каком-то своем внутреннем мире, перестает ухаживать за собой, общаться с сокамерниками. Иногда этому предшествует период агрессии: человек страшно ругается и все и всех проклинает. Все время находиться в обществе такого сокамерника – великое испытание.
Как мы знаем, Господь «пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». И Бог действительно призывает к Себе даже таких преступников. Один осужденный, который уже более 30 лет отбывает свое пожизненное наказание, рассказывал мне, что совершил убийства, будучи атеистом. Когда его приговорили к смертной казни и он ожидал исполнения приговора, к нему стали приходить мысли о Боге. Но эти мысли он всячески гнал от себя, поскольку понимал: если Бог есть, после смерти ему придется ответить на очень сложные вопросы.
Однако Господь постепенно открывал ему истину о Своем существовании. И этот человек, наконец, отказался от своих прежних убеждений и принял Господа, уверовал всем сердцем. Несмотря на 30-летнее пребывание на особом режиме, этот человек имеет ясный ум, и даже психологи колонии, где он отбывает наказание, приходят иногда к нему за советом. К слову, о своей встрече с Богом этот осужденный написал небольшую книгу «Он нашел меня в камере смертников».
Ни ропота, ни осуждения, ни жалоб на плохое питание
Близок Бог к страдающему человеку. И пожизненно заключенные не исключение, несмотря на то, что страдают они за свои страшные дела. Но, разумеется, ощутить эту близость Божию могут лишь те, кто Бога ищет и не упорствует, начинает задумываться, каяться в своих злодеяниях. Им иногда Господь дает такие переживания Своего присутствия, убежден, неведомые нам – относительно благополучным людям, по своей глубине.
Однажды я спросил одного покаявшегося пожизненника, может ли он сказать о себе, что, даже находясь в таком ужасном положении, иногда чувствует себя счастливым? Ведь в теории, человек с Богом счастлив может быть везде, даже на каторге. На это он ответил, немного подумав, что действительно иногда испытывает такие переживания счастья, что даже забывает, где находится. Мне тогда сразу вспомнились слова апостола Петра: «Господи! хорошо нам здесь быть».
Когда я общаюсь с некоторыми осужденными – людьми глубокой веры, слышу о всех трудностях и постоянных скорбях их пожизненного заключения и вижу, как они относятся ко всем своим тяжким испытаниям, я удивляюсь. Я ловлю себя на мысли, что они, безусловно, являют для меня пример христианского терпения, подлинного смирения и доверия Богу. Ни ропота, ни осуждения сотрудников, ни жалоб на плохое питание, на ничтожную заработную плату, несмотря на ежедневный труд по 12 и более часов (на швейном производстве), я никогда от них не слышал. «Все слава Богу, батюшка! На что жаловаться? На всем готовом сидим. Помолитесь только за нас, пожалуйста!»
Мне всегда вспоминается моя первая поездка в колонию для пожизненников. Это была известная ИК-18 – «Полярная сова», в поселке Харп Ямало-Ненецкого автономного округа. Я заранее настраивал себя на некое погружение в ад, в место великого отчаяния.
Однако встретившись с верующими осужденными, был буквально потрясен – никогда Бог не был ко мне так близок, как там. И дело не в том, что они мне говорили нечто особенно духовное. Говорил в основном я. Это было просто переживание Его присутствия. Наверное, эту благодать и переживают иногда осужденные. Помню еще, что при нашей первой встрече многие осужденные плакали. Просто эмоции? Нет. Это, конечно, была благодатная радость.
Все верующие осужденные очень хотят исповедоваться и причащаться. К сожалению, такая возможность у них бывает не часто. Режим особый, встреча со священником сугубо индивидуальна. Вывести осужденного из камеры – целое мероприятие.
Особенно бывает для них волнительна первая исповедь. Иногда к ней осужденные готовятся не один год. Не помню ни одного случая, чтобы кто-либо из них каялся первый раз невозмутимо и без слез.
Помню одного осужденного мощного телосложения со следами криминального прошлого на лице. Он робко попросил меня об исповеди, но так растерялся, что некоторое время ничего не мог сказать. Ситуация для него была непривычная. Осужденные могут годами и даже десятилетиями ни с кем не говорить откровенно. С сокамерниками отношения сложные, а сотрудники учреждения «по душам» разговаривать не будут. Не положено. И вот я стал помогать этому осужденному высказывать все, что было у него на совести. И он начал говорить. Слезы стали наворачиваться у него на глазах. Сначала он их украдкой смахивал. Потом уже перестал обращать на них внимание. Когда же я накрыл его голову епитрахилью и стал читать разрешительную молитву, он заплакал навзрыд.
Этот случай далеко не единственный. Такое мне приходилось наблюдать часто. Если это замечают сотрудники учреждения, они с удивлением спрашивают: «Неужели он у вас плакал?»
Я понимаю, что человек – существо подвижное. В момент общения со священником осужденные лучшие, какими только могут быть, ведь «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Благодать Божия преображает их.
Но это пока временные изменения. Потому, когда сотрудники или другие осужденные говорят мне: «Перед вами-то он хороший. Видели бы вы его в другое время. Уж мы-то знаем». Меня это не смущает. Процесс изменений в человеческой душе очень долгий. Даже не годы, а десятилетия правильной духовной жизни могут привести к действительно необратимым изменениям в душе преступника. Но ведь они и сидят десятилетия…
А если сидит невинный?
Я полагаю, что некоторых из осужденных к пожизненному лишению свободы, можно отпустить на свободу после 25 лет заключения. Речь идет о верующих осужденных, которые уже слишком много пережили с Богом, чтобы вернуться к прежнему. Они стали уже другими людьми. К делам, совершенным в молодости (некоторые ведь были приговорены к смертной казни или пожизненному заключению в 18–19 лет!), они уже не вернутся. Совсем иное дело – лица, совершившие серийные убийства, в том числе сопряженные с насильственными действиями.
Некоторые из пожизненников признавались мне, что для них благо пребывать в тюрьме и не иметь возможности действовать по тем страшным страстям, которые у них были.
Сразу оговорюсь, что с такими маньяками и серийными убийцами, наподобие, например, Пичушкина («Битцевский маньяк») я не общаюсь. Они не ищут встречи со священником. Я много раз бывал на этаже, где Пичушкин содержится, но он никогда не проявлял ко мне никакого интереса. Что происходит у него в душе – только Богу известно.
Однако люди, которых можно отнести к маньякам, к Богу тоже обращаются и приносят покаяние. На эту болезненную тему я не буду распространяться. Выскажу лишь предположение, что если они пребудут в заключении до конца своей жизни, будут жить с Богом и в страданиях своих будут повторять: «Я, Господи, достойное по делам моим принимаю», Господь не лишит их Своего Царства, как не лишил благоразумного разбойника. А тот, без сомнения, был убийцей. И уж, конечно, не одного человека.
Для осужденного самое главное принять свое тюремное заключение как волю Божию, как данное ему любящим Богом средство ко спасению и смириться. Но бывает и такое, что к пожизненному заключению приговаривают невиновных. То есть человек не совершил тех убийств, в которых его обвинили. Судебные ошибки, к сожалению, имеют место, причем не только в нашей стране. На фоне прочих осужденных, которые каются священнику и свою вину признают, есть такие, кто ее отрицает. Я им верю. Вот этим людям гораздо сложнее смириться со своим положением. «Почему так?» – спрашивали они меня. На это я всегда отвечаю, что подобный вопрос они должны задать не мне, а Богу. Не знаю каким образом, но Он обязательно ответит им.
Помню, как общаясь с одним из таких осужденных, я спросил его, не обижается ли он на Бога, попустившего в отношении него такую страшную ошибку. Этот осужденный был человеком глубокой веры и понимал, что все вопросы здесь не к следователям и судьям, а к Богу, без воли Которого и малая птица не упадет на землю. Тогда он отсидел уже немалый срок и был болен туберкулезом. Так вот на мой вопрос он ответил: «Батюшка, как можно обижаться на Бога? Да, я не убивал. Но как я жил? Пил, блудил, Бога не знал. В конце концов убили бы меня, наверное, в какой-нибудь пьяной драке. А здесь я Бога познал! Да, скорее всего, не выйду отсюда, но есть у меня надежда в вечности быть с Богом». Когда он это говорил, у него на глазах были слезы. Убежден, что он был искренен со мной.
«Легко сказать: я бы таких расстрелял. Другое дело – участвовать в расстреле и жить с этим»
В настоящее время общество созрело, доросло, скажем так, до отмены смертной казни. Сейчас есть возможность изолировать человека до конца его жизни без опасения, что он убежит. Раньше, например, в дореволюционное время такое было невозможно. Так зачем же нам возвращаться назад?
Ведь что ни говори, казнь безоружного человека есть убийство. И как бы это ни оправдывали, как бы ни называли, оно убийством и остается. И получается, что все, кто требует казнить преступника, кто одобряет его казнь, также к этому убийству причастны.
Насколько это благо для общества – быть, хоть и таким образом, но все равно причастным к убийству? Не предпочтительнее ли милосердие мести, как о том сказано в социальной концепции нашей Церкви?
Но здесь, конечно, возникает самый болезненный вопрос в нашей теме: о родственниках жертв. Говорить об этом всегда тяжело по понятным причинам. Иногда речь идет ведь об ужасных преступлениях, о том великом горе, которое причинили людям преступники.
Но все же помощь и духовная поддержка таковым преступникам никоим образом не должна восприниматься как некое зло, причиняемое родным людям жертв. Нет.
По заповеди Спасителя, мы должны проявлять милосердие к любому человеку, если он в нашей помощи нуждается и тем более просит о ней. Независимо от его дел. Именно этим отличается христианское отношение к милосердию от светского.
Секулярное общество всегда ищет какие-либо основания к милосердию. И, если человек, по мнению общества, достоин милосердия, согласно его проявить. Христианское отношение иное.
Для нас совсем не важно, за что страдает человек, виноват он или нет. Важно только то, что он страдает и нуждается в нашей помощи. А за что страдает – Бог ему судья. Это уж не говоря о том, что преступники и обществом уже осуждены сполна.
К слову сказать, помощь осужденным на пожизненное заключение, наверное, едва ли не единственное служение милосердия, которое вызывает не только непонимание, но иногда ненависть общества.
На некоторые группы помощи пожизненно заключенным в интернете выливается столько ненависти, что страшно становится. Причем ненависть эта исходит вовсе не от тех людей, которым пожизненники причинили боль. Нет, это совершенно сторонние люди.
А вот родственники иногда проявляют великое милосердие. Мне рассказывали, например, два случая. Один, когда мама убитого сына простила убийцу и даже написала ему об этом.
Второй случай – женщина разыскала убийцу своего отца (убийца был осужден на пожизненный срок) и стала ему помогать материально.
Она, кстати, была протестанткой. Осужденные мне рассказывали и о других случаях, но подробностей я уже не помню, к сожалению.
Безусловно, пастырская забота священника должна простираться и на потерпевших. И здесь, думаю, много более требуется внимания и сострадания, чем в работе с самими преступниками. Сразу скажу, у меня нет опыта такой работы, но ее надо развивать.
Я полагаю, что если Господь призывает отказаться от мести – «око за око, и зуб за зуб», значит, так лучше для человека. Казнь преступника принесет лишь временное удовлетворение, она не уврачует душевные раны потерпевших. И не возвратит погибших.
Но следование Божьему призыву отказаться от мести непременно приведет к благодатному утешению скорбящего и укреплению его веры в реальное продолжение жизни близкого человека, хоть и уже в ином, но лучшем мире.
И еще один важный момент в вопросе о смертной казни. По закону, при ее исполнении должны присутствовать прокурор, врач и представитель учреждения. Плюс, собственно исполнитель приговора и с ним «запасной стрелок» (раньше выезжали на исполнение по двое). Кроме того, необходимо участие сотрудников учреждения, которые будут конвоировать осужденного к месту казни.
По меньшей мере восемь человек участвуют непосредственно в процессе казни, сопряженном с отягчением совести и большим стрессом. А ведь у всех этих людей могут быть семьи, дети. Какими они будут приходить домой после такой «работы»?
Легко говорить: «Я бы таких расстрелял». И совсем другое дело – участвовать в реальном расстреле и потом жить с этим. Даже убийство противника на войне, хоть и является подвигом, но отражается на духовном состоянии человека. Об этом свидетельствует 13-е правило святителя Василия Великого, который советует воинам, совершившим убийство на войне, три года воздержаться от причастия. Конечно, это только совет, но он говорит о многом.
А кроме того, убийство врага во время боевых действий или спецопераций, когда тебе противостоит вооруженный противник, – это одно. И совсем другое дело – расстрел пленных. Например, пленных безоружных людей, которые не могут оказать сопротивления, согласно Женевской конвенции о пленных, расстреливать не будут.
Что говорит Христос о смертной казни
Иногда даже верующие люди ссылаются на то, что прямых указаний о необходимости отмены смертной казни в Писании нет. Нам говорят: «Почему вы выступаете против смертной казни? Она была всегда! И Христос ее не отменил». Действительно, не отменил. Но сразу вспоминается известный евангельский эпизод с женщиной, взятой в прелюбодеянии.
По закону женщину надо было побить камнями до смерти. Когда ее привели к Господу и спросили, как с ней поступить, Он не сказал, что отныне подобные казни отменяются. Христос перевел этот вопрос в нравственную плоскость: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (Ин. 8:7).
После этого вопроса не осталось ни одного обвинителя, все разошлись «обличаемые совестью». То есть мы видим здесь отношение Христа к человеку, совершившему тяжкий грех. Конечно, прелюбодеяние не убийство. Но не стоит забывать, что смертная казнь тогда полагалась и за то, и за другое.
Никто не говорит о том, что преступников, убийц не надо наказывать. Нет, суровое наказание необходимо и самому преступнику, иначе он не перестанет совершать злодеяний и не покается. Однако высоко, благородно и достойно для общества проявить снисхождение и дать возможность преступнику в местах заключения принести плоды покаяния.
Священник Кирилл Марковский – и. о. куратора тюремных храмов г. Москвы. Автор книг «Небо на дне», «Епархия особого режима» и «Испытание тюрьмой и как его преодолеть. В помощь заключенным и их родственникам».
