«Пока я сидела на кассе, мою дочь изъяли»
«Я кассир в «Перекрестке», там телефоном пользоваться нельзя. Подруга Настя присматривала за моим ребенком и за своими тремя детьми, она жила тогда в квартире своего брата – он отец моей старшей дочери, хотя он ее не признает… И в этот момент приехала опека. Его жена показала моего ребенка, якобы он беспризорный. И ребенка забрали».
У Лены забрали полуторагодовалую дочь, уже три месяца ребенок находится в приюте. В тот день Анастасия побежала к Елене на работу за документами на ребенка.
«Но пока она бегала, сотрудники опеки вызвали полицию. У нас в магазине были большие очереди, меня с работы не отпустили. И дочку забрали», – рассказывает Елена.
По официальной версии, согласно тексту постановления комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав района Старое Крюково Москвы от 24 июля 2018 года о назначении административного наказания (Зеленоград), Елена «ненадлежащим образом исполняла свои родительские обязанности по воспитанию, содержанию и защите прав и законных интересов своей малолетней дочери Ш. Светланы Андреевны 14.04.2017 года рождения, не заботится, не уделяет должного внимания дочери, переложив свои обязанности на посторонних людей, то есть совершила административное правонарушение».
Елене предъявили претензии по части 1 статьи 5.35 КоАП РФ – «ненадлежащее исполнение родительских обязанностей».
Елена рассказала представителям комиссии по делам несовершеннолетних, что ее старшая дочь (Сейчас Тане 4 года) жила с ней до августа 2017 года, потом пришлось отправить девочку в Липецкую область – сейчас Таня живет у своей бабушки, матери отца ребенка. Лена ежемесячно высылает для дочери 10-12 тысяч рублей. В сентябре 2017 года Елена устроилась на работу в магазин «Перекресток».
За младшей дочерью Светланой ей помогала ухаживать подруга Анастасия. Сначала они жили все вместе, вскладчину снимая жилье, потом Анастасия вынуждена была переехать со своими тремя детьми в Зеленоград к своему брату, предложила Лене взять ее Свету с собой.
«Я платила Анастасии 15 тысяч рублей ежемесячно, – говорит Елена. – Снять комнату я не могу, так как мой доход составляет 37 тысяч рублей, часть денег перевожу на содержание старшей дочери, часть на содержание младшей».
«За это время Елена забрала Свету только 1 раз, все остальное время девочка находилась у меня, я полностью заботилась о ребенке, кормила, одевала, – утверждает, в свою очередь, Екатерина К., супруга отца старшей дочери Елены. Она уверяет, что именно ей пришлось сидеть с маленькой Светой, а еще заявила, что Лена якобы злоупотребляет спиртными напитками. Елена же утверждает, что это оговор, ее знакомые тоже говорят, что Лена не употребляет алкоголь.
В первые же дни Лена побежала в больницу, куда направили маленькую Свету, но к дочке не пустили без разрешения опеки. Потом ребенка перевели в приют, сейчас девочка снова в больнице. Увидеть дочь Елене пока не удалось.
График работы женщины – пятидневка, два выходных. А работа кассира – с 8 утра и до 21 часа вечера. «В итоге мой график работы не совпадает с графиком опеки, я туда даже не могу попасть. Я начала собирать документы. Но я не знаю, что делать», – говорит Лена.
«Моя мама приезжала, привозила книги и игрушки, и снова исчезала…»
Лене 27 лет. В 11 лет она попала в детский дом.
«Моя мама была лишена родительских прав, мною занималась бабушка. До 11 лет я жила с бабушкой, она работала на двух работах, в итоге умерла от инсульта. Нам помогали соседи.
Мама злоупотребляла алкоголем. Дома она появлялась раз в несколько месяцев. Привозила книги, игрушки, водила меня в лунапарк… И снова уезжала. И исчезала.
Когда я осталась одна, соседи вызвали органы опеки, и меня забрали в детский дом. Это был московский 37-й детский дом. С мамой я не общалась, она ко мне даже не приезжала. Когда мне было 13 лет, мне принесли решение суда, что ее лишили родительских прав.
А в 14 лет мне предоставили свидетельство о смерти мамы. И похоронили ее как без вести пропавшую. Позже я нашла кладбище и могилу».
Дальнейшая судьба Елены тоже складывалась несладко.
После 18 лет, выйдя из детского дома, Лена жила со своей теткой. «Но ее муж плохо ко мне относился, и мы решили разменяться». В конце концов с девушкой связались черные риэлтеры, и ей достался сгоревший дом в Липецкой области.
От первого гражданского брака Лена родила Танечку. До сих пор, говорит Елена, с отцом девочки у нее напряженные отношения. Второй роман подарил Лене дочь Светлану. Ее отец уехал на родину в Кабардино-Балкарию и вообще не знал о беременности Елены.
«Я мать-одиночка в обоих случаях. В первом случае муж не захотел помогать воспитывать дочь, но Таня живет сейчас у своей бабушки – мамы моего гражданского мужа. Ну а во втором случае мой мужчина вообще не знал о ребенке».
Начались скитания. Дом, говорит Лена, признан негодным к проживанию, и прописать ребенка там нельзя. Фактически ее дочка – бездомный человек. Нет даже временной регистрации, которая бы помогла устроить ребенка в садик.
Замкнутый круг
Выпускники детских домов не имеют опоры. Их сразу «выплескивают» во взрослую жизнь, дальше надо барахтаться самим. Нет родителей, которые и деньгами, и советом помогут. Жить часто негде, квартиры пропадают, опять же из-за доверчивости или неприспособленности таких молодых людей.
С образованием тоже проблемы: чаще всего ребят после 9 класса отправляют в колледжи (а детям из коррекционных школ еще сложнее), но учатся детдомовцы редко с желанием, часто они демотивированы, не видят ни цели, ни смысла. Устроиться по специальности получается не всегда. Думают о высшем образовании единицы.
У детей, живущих в детских домах, нет перед глазами примера выстраивания взаимосвязей между людьми, примера семейных взаимоотношений. Первые же романы часто становятся драмами с последствиями – малышами на руках.
Что делать дальше, если у тебя ни жилья, ни работы, ни денег, ни близких людей рядом, кто бы помог?
Так складывается жизнь у 90 процентов выпускников детских домов. Вот почему эксперты, специалисты, психологи, сотрудники благотворительных фондов, работающие в сфере социального сиротства, бьют в колокола: детей надо вытаскивать из системы, находить им приемные семьи или наставников, помогать социализироваться, учиться, чтобы выйти в жизнь подготовленными.
Елена, как многие, к сожалению, выпускники детдомов, эмоционально незрела: это продукт системы, и часто такой человек становится не субъектом, а объектом, которым можно манипулировать.
Судьба Лены повторяет историю тысяч выпускников детских учреждений: помощи ждать неоткуда, опыта нет, появляются сложности, а бороться с ними приходится в одиночку.
К сожалению, в ситуации, в которой оказалась Елена, молодые неопытные мамы, оказавшись в трудной жизненной ситуации, не всегда знают, как себя вести. Вроде бы нужно ведь зарабатывать деньги, чтобы содержать детей, но она одна! Нет мужа, нет родителей, кто же будет сидеть с ребенком?
Если нет прописки, как у Лены, то не устроишь малыша даже в детский сад. При этом законным представителем ребенка считаются только несколько человек: мать, отец, опека или детский дом, или же опекун, назначенный органами опеки и попечительства. То есть даже бабушка и дедушка таковыми не являются, но с ними все же можно оставить ребенка, потому что они – близкие родственники.
А вот с подругами, знакомыми, с юридической точки зрения, оставлять ребенка нельзя. Даже по доверенности. Нельзя по доверенности передать материнские обязанности. С няней ситуация решается просто – можно заключить договор, няня должна платить налоги со своей зарплаты это уже трудовые отношения. Но в этом случае все равно мать несет ответственность за жизнь и здоровье ребенка.
Но по закону, социальные службы как раз должны и вправе помочь такой семье. «Учитывая политику РФ по поддержке семей, которые находятся в трудной жизненной ситуации, правильнее предложить матери помощь, – поясняет юрист Марианна Тимофеева. – Женщина может написать заявление на помещение ребенка в детское учреждение, где его подхватят, пока она встает на ноги. Заключается соглашение на полгода (срок договора можно продлить). В ходе действия такого договора семье оказывается помощь, консультационная, психологическая.
Мама имеет возможность навещать ребенка, но при этом она работает и готовится к тому, чтобы ребенка из учреждения забрать. И ей с радостью его вернут, если все благополучно. А вот если мама не появляется, бросает своего ребенка в приюте, то приходится составлять заключение об оставлении, ребенок остается в детском доме».
Сейчас Лена снимает жилье вскладчину с подругой Анастасией: вместе легче. Женщины переехали, сняли квартиру в Солнечногорском районе. Каждый день Елена ездит на работу в магазин, который находится в Зеленограде: надо держаться за место.
Но, возможно, удастся найти работу ближе к дому. Опека, говорит молодая мама, не против воссоединить ее с дочкой, но для этого, действительно, нужно продемонстрировать свою устойчивость как родителя. А для этого Лене сейчас важно иметь условия для проживания девочки с ней.
«Пока увидеть Свету у меня снова не получилось, я приехала, а она снова в больнице, туда меня не пустили. Но я поеду снова! – говорит Лена. – А будет временная регистрация – сможем в садик устроиться. И квартира же у нас теперь есть, нам со Светой есть где жить. Осталось только кроватку детскую купить…»
Диана Зевина, психолог, руководитель программы «Не разлей вода» фонда «Дети наши»:
– К сожалению, в нашей стране поддержка семей в кризисной ситуации зачастую только декларируется. У государственных социальных служб нет возможности оказать молодой маме ту помощь, которая ей необходима, например, предоставить бесплатную или дешевую няню, ясли.
Часто единственное, что могут предложить органы опеки, которые обязаны отреагировать на ситуацию, – это временное помещение ребенка в сиротское учреждение. Такая разлука с близкими людьми и коллективное проживание очень травматичны для детской психики и оставляют след на всю жизнь, особенно если это ранний возраст.
Увы – знания о привязанности и психической травме у сотрудников органов опеки часто отсутствуют. Но если бы они даже были? Система все равно пока работает так.
Эмоциональная связь с близким взрослым, с мамой – самое ценное для развития ребенка до 3 лет, и в последующие годы эта связь очень важна. Можно помочь семье восполнить материальный дефицит, решить проблемы с жильем, но дефицит близких эмоциональных отношений в ситуации разлуки с близкими людьми восполнить практически невозможно. Помощь таким семьям чаще всего оказывают некоммерческие организации, но их ресурсов часто тоже недостаточно.
Наталия Мишанина, психолог, руководитель психологической службы фонда «Арифметика добра»:
– Беззащитными в этой ситуации остались мать и ее дитя. Получается, что чиновникам лучше известно, как надо воспитывать чужого ребенка, в доме малютки ему будет лучше, а мама не сможет воспитать достойно, потому что сама… из детского дома? И не простого, в случае Лены, а коррекционного, хотя диагноз и был снят, как обычно.
А еще существует шаблон: детдомовцы не умеют любить, не способны правильно воспитать, часто используют репликативную модель, то есть отдают собственных детей в детский дом, потому что с ними когда-то поступили так же. Такое тоже случается, но это, скорее, исключение, чем правило.
Мне кажется, что окажись рядом с такой неопытной мамой значимый взрослый, была бы вовремя оказана поддержка, если бы кто-то поучаствовал в судьбах этих девочек, возвратов и оставлений среди выпускниц детских домов было бы значительно меньше.
И совсем не обязательно сразу навешивать ярлыки материнской недееспособности. Могу представить, что происходит с выпускницами, когда они оказываются за пределами детского дома и их «накрывает» свободой.
Первая любовь и избранник уже кажется единственным. Девушки часто становятся заложницами своих иллюзий. А порой они и не ценят себя, это тоже последствия жизни в детском доме, и такое обесценивание тоже приводит к тем же последствиям.
Их детские травмы приводят и к тому, что эти уже выросшие дети не знают, что такое любовь.
А органы опеки часто считают, что такие «непутевые мамы» и вовсе ничего не умеют, в итоге ребенок оказывается в приюте. Круг замыкается.
