Увидев на прилавках новую книгу о Григории Распутине, да еще в серии «Жизнь замечательных людей» (Варламов Алексей. Григорий Распутин. — М.: Молодая гвардия», 2007) читатель задает законный вопрос: зачем же опять о Распутине, о человеке, от которого хочется держаться подальше и вообще забыть?
Но забыть не выходит. Вот писатель Эдвард Радзинский с экрана телевизора театрально раскрывает перед зрителем леденящие душу подробности жизни сибирского колдуна Григория и публикует книгу «Распутин», опираясь на которую, уже православные авторы требуют деканонизации царской семьи (речь идет о книге И. Смыслова «Знамение погибшего царствования»). Другие православные (О. Платонов, Т. Миронова, С. Фомин, Т. Гроян и др.) призывают канонизировать старца Григория, настаивая на том, что все обвинения против него есть клевета. Действительно, голова кругом пойдет.
Вот именно поэтому писатель Алексей Варламов решил написать книгу, которая могла бы помочь православному человеку сформировать свое собственное представление о личности Григория Распутина.
Однако возмущения слышны и здесь. Почему опять беллетрист рассуждает на историко-религиозные темы?
Заметим, что Алексей Варламов не просто писатель-беллетрист, а литературовед, филолог, у которого есть навык к гуманитарным исследованиям. Он автор весьма интересных литературных биографий Михаила Пришвина, Алексея Толстого, Михаила Булгакова — книг, действительно позволяющих представить эпоху.
Автор показывает себя достаточно грамотным историческим исследователем. Книга снабжена подробным научным аппаратом, многочисленными ссылками (чего, кстати, очень не хватает книгам Э. Радзинского, владеющего уникальным распутинским делом Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, но не публикующего это дело и не позволяющего историкам его описать). «Распутин» Варламова — научная работа. Убедительна источниковедческая осведомленность автора, отдающего себе отчет в том, что мемуары — относительный исторический источник, и аргументированно рассуждающего, кому из мемуаристов вообще не следует доверять. Он хорошо изучил персоналии, уточняет ряд датировок (в частности, когда именно Распутин впервые появился в Петербурге). Вообще по всему видно, что А. Варламов досконально проработал «распутинскую» тему. В библиографии Варламова 148 книг и статей, так или иначе связанных с Распутиным, не считая ссылок на электронные издания.
К достоинствам книги я отнес бы и авторскую самоустраненность от оценок и решительных выводов. Для читательской ориентации Варламов предлагает огромный аппарат цитат, что некоторые, впрочем, уже поставили писателю в упрек. Но А. Варламов дает именно полные цитаты, которые другие авторы часто выборочно сокращают. Например: весьма распространен текст слов государя в передаче генерал-адъютанта В. Н. Дедюлина (и М. В. Родзянко) о том, что Распутин «хороший, простой, религиозный русский человек», с которым «в минуты сомнений и душевной тревоги» государь любил беседовать и после этого чувствовал, как «всегда на душе делается легко и спокойно». Но не все знают начало цитаты, где Дедюлин говорит: «Я избегал постоянно знакомства с Григорием Распутиным <…> потому что этот грязный мужик был мне органически противен» — и далее на прямой вопрос Николая II, почему генерал отказывается Распутина видеть: «Я чистосердечно ему ответил, что он мне в высшей степени антипатичен, что его репутация далеко нечистоплотная и что мне, как верноподданному, больно видеть близость этого проходимца к священной особе моего Государя».
Между тем государь, невзирая на подобное отношение своего ближайшего окружения (в том числе П. А. Столыпина и множества других), действительно высоко почитал Распутина, а в еще большей степени, чем он, почитала Распутина государыня, — и поэтому книга, основываясь на множестве свидетельств из дневника Николая II и его переписки с Александрой Феодоровной, помогает больше понять жизнь царя и царицы.
Невозможно отрицать, что личность Распутина обладала несомненным обаянием и привлекательностью. Вот, например, что он писал великой княжне Марии Николаевне: «Дорогая жемчужина М! Скажи мне, как ты беседовала с морем, с природой. Я соскучился о твоей простой душе. Скоро увидимся. Целую крепко. Дорогая М! Дружочек мой! Помоги вам Господь вынести Крест с премудростью и веселием за Христа. Этот мир как день, вот и вечер. Так и мир суета».
По воспоминаниям митрополита Вениамина (Федченкова), Распутин был как натянутая струна («лицо, обращенное ввысь»), как горящий факел среди тогдашних христиан, потерявших свою силу, переставших быть «солью земли и светом мира». По мысли владыки, именно «в исключительной энергии его религиозности и заключалось главное условие <его> влияния на верующих людей». Простотой своего обращения, своим пониманием духа Евангелия — духа любви и прощения (он имел опыт личного исцеления от тяжелого недуга у мощей св. прав. Симеона Верхотурского), — своей глубокой молитвой и способностью отчасти видеть будущее Распутин привлек к себе и самого владыку, тогда иеромонаха Вениамина, и духовника великого князя Николая Николаевича, а затем и царской семьи, епископа Феофана (Быстрова), а также епископа Гермогена (Долганева), будущего священномученика, и множество других, как простых, так и благородных людей, вплоть до самого царя.
Но именно в Петербурге, куда простой сибирский мужик попал в 1904 году (дата уточнена именно А. Варламовым), и совершилось его нравственное падение. Как предупреждал Распутина старец Гавриил (Зырянов), лучше было бы ему не ходить в Петербург.
Хотя, как обращает внимание автор, уже изначально в жизни Распутина настораживало то, что он всегда видел себя не учеником, а учителем — и в столицу он пришел именно учить. Распутин не имел духовника, у него было о себе высокое мнение, чему содействовали и его духовные способности: прозорливость, сильная молитва, по которой происходили исцеления. Он для себя как бы уже все знал, новое петербургское окружение считало его святым, он не привык никого слушаться. Это и обусловило его нравственное падение. И когда оно произошло, ему («святому») было нелегко признать, что он пал. В стремлении оправдать себя у него родилась теория «не согрешишь — не покаешься», а также еще более опасная теория «мистического распутства».
Интересно отметить, что современным почитателям Распутина, напрочь отрицающим его падение, нравится в Распутине именно его духовная независимость, то, что он никого не слушал. Такому человеку легче проявить в себе дарования, но легче и увлечься ими (обольститься), ему не нужен духовник, который такому проявлению, как кажется, мешает. Есть, правда, почитатели Распутина и среди священников. Такие, к счастью немногие, батюшки тоже мало кого слушают, как правило, ругают архиереев — вплоть до Святейшего Патриарха, который о возможности канонизации Распутина дословно говорил на одном из Епархиальных собраний московского духовенства: «Это безумие».
| Распутин с императрицей, четырьмя детьми и гувернанткой. 1908 год |
Распутин понимал, что царская семья не должна знать о его греховной жизни. А. Варламов пишет, что для него «эта святыня была непоругаема», к царской семье он всегда был обращен лучшей, непомраченной стороной своей души. И поэтому государь все сведения о дурном поведении Распутина искренне считал клеветой — ведь он так искренне верил людям.
Однако среди обличителей Распутина были прежде всего монархисты и искренне верующие люди: его прежние искренние почитатели епископы Феофан и Гермоген, иеромонах Вениамин, а также православные публицисты Лев Тихомиров и Михаил Новоселов (впоследствии — новый мученик за веру), патриотический журналист М. О. Меньшиков (также расстрелянный в 1918 году большевиками), не говоря уже о митрополите Владимире Богоявленском, будущем священномученике, и преподобномученице вел. княгине Елисавете.
Все это стало подлинной трагедией последнего царствования. Враги престола стали использовать Распутина как удобную мишень для нападок на царскую власть и лично государя и государыню. И тогда многие православные обличители Распутина, видя не только бесплодность своих попыток, но и их обратный эффект, отошли в сторону. А вот Распутин, что очень важно, никуда не отошел. Об этом прекрасно пишет о. Александр Шаргунов, слова которого приведены в книге: «Любил ли по-настоящему Распутин царя и Россию? Если любил — он, видя, как враги Православия и Престола эксплуатируют сложившуюся ситуацию, удалился бы из столицы в безвестность, в пустыню, в тайгу, и оттуда (если он действительно такой чудотворец) молился бы об исцелении Цесаревича и о спасении России. Но в том-то и дело, для него важнее всего было собственное самоутверждение. То, что определяет всякую ложную духовность, исходящую от диавола».
Может вызвать смущение заявленная автором в самом начале его книги, со ссылкой на слова о. Тихона (Шевкунова), позиция о том, что окончательное суждение о личности Распутина высказать в наши дни уже невозможно: «Она затерта, размыта мемуарным, эпистолярным и дневниковым потоком и количеством подложных свидетельств и вымышленных показаний». Кажется, чего уж тут сомневаться: есть неопровержимые свидетельства падения Распутина, которые исходят от епископов Феофана, Гермогена, генерала Джунковского, полицейских агентов. В книге приведено достаточно доказательств правоты этих людей. Автор что же — боится взять на себя ответственность (про себя, может быть, думая: «А вдруг он все же святой?»)? Законнически боится осудить человека, чтобы формально не преступить заповедь?
Нет, мне кажется, Алексей Варламов все-таки хочет, чтобы верующий читатель сам для себя этот вопрос решил, а неверующий — попробовал бы понять верующего и посмотреть на вещи с иной для себя точки зрения.
Кандидат исторических наук, сотрудник Института Европы РАН иерей Василий СЕКАЧЕВ
