«Защищать свои ценности, но не перегибать палку». Как быть христианину, если он чувствует неприязнь к мигрантам?

Идея заниматься миссией среди мигрантов возникла у Дионисия Гришкова еще во времена, когда он учился на миссионерских курсах иерея Даниила Сысоева:

– В 2017 году миссией среди мигрантов никто не занимался. И я просто начал делать то, чего никто на тот момент не делал, но в чем была большая необходимость. Мы тогда общались со многими людьми – мигрантами, атеистами, сектантами, и я увидел, что некоторые из них после наших разговоров даже хотели бы почитать Евангелие.

Но у этих людей совершенно не было на это времени, потому что их жизнь распределена между ночлегом и работой. Еще очень мешало то, что никто из миссионеров не говорит по-узбекски и по-таджикски.

Я тогда попробовал выучить узбекский язык, несильно преуспел, но сейчас могу читать и немного практикуюсь в общении. И я подумал, что нужна какая-то платформа, где можно было бы познакомить мигрантов с русской культурой, где можно было бы общаться. Потому что без каких-то постоянных отношений донести до людей какие-то идеи сложно. Так возник фонд «Рядом дом».

Миграция – это противоестественно

– Проблема с мигрантами в последние годы в России резко обострилась. В некоторых регионах  жители даже организовывают народные дружины, чтобы защитить от приезжих женщин и детей. Это же не грех так думать: «Мигранты нам нужны, чтобы убирать снег и мусор, но лучше бы мы их не видели». Или это уже ксенофобия?

– Я думаю, для каждого народа естественно охранять свои границы. Миграция – это всегда деструктивный процесс, он не может не вызвать проблем. Как верующие мы говорим, что Господь каждому народу положил свои пределы, и смешивание народов никогда не бывает безболезненным. Даже если к нам приедут интеллигентнейшие люди с красными дипломами, они все равно будут вызывать раздражение.

Поэтому в истории с миграцией обе стороны можно понять. И коренные жители иногда перегибают палку и начинают бояться несколько излишне. И приезжие чувствуют себя некомфортно, на новом месте начинают искать своих и объединяться по национальному признаку, что тоже не добавляет понимания с местными.

– И все же. Я – христианин. Моя религия предписывает мне любить всех людей и ко всем относиться гуманно. Но, услышав чужую речь и увидев непонятных, непохожих на меня мужчин и женщин в хиджабах, я реально напрягаюсь. Откуда это во мне?

– В человека вложены силы не только что-то терпеть и принимать, но и что-то ограничивать и удаляться от неправды. То есть человек по природе своей не только принимает, но и отталкивает.

Я не хочу сказать, что все мигранты – это неправда и зло, но есть вещи знаковые – тот же хиджаб. У нас он сразу ассоциируется с навязыванием ислама тем областям, где он никогда не был традиционен. Ислам старается пропагандировать уход от христианства разными способами, в том числе через смешанные браки. Нами это воспринимается как культурная агрессия.

С другой стороны, мы должны держать себя в рамках и наблюдать за нашими чувствами – не обманываемся ли мы? Дело в том, что миграция в последние годы стала одной из тем пропаганды и ангажирования. Мы все сейчас читаем соцсети, и, к сожалению, это очень активное средство для продвижения не столько идей, сколько эмоций. Здесь легко запутаться.

Например, я вижу человека рядом со мной в очереди за продуктами, но при этом вспоминаю ролик, который видел сегодня – про приезжих подростков, которые где-то в деревне объединились в группу и побили русского парня. Я начинаю «наводить справедливость», и за избитого где-то неведомого подростка может пострадать совершенно не связанный с ним другой человек, которого я могу толкнуть, ударить, проигнорировать. Естественное желание защититься приводит к злобе, а это уже подмена понятий.

То есть очень важно соблюсти золотую середину. С одной стороны, мы должны призывать к защите наших ценностей, а с другой, в повседневной жизни не опускаться до банальной грубости и несправедливости.

 Мы всегда ищем чужого

– Как мне в этом случае удержать свои чувства? Дайте, пожалуйста, инструкцию.

– Рецептов здесь, наверное, нет. Надо только помнить, что средства будут одни и те же с мигрантом, бездомным или просто соседом, который мне не нравится. Единственное средство в любой воспаленной ситуации – остыть. Любую мысль, пришедшую мне в голову, я должен, как христианин, оценить на предмет, не противоречит ли она заповедям Божиим. Это наш обыденный алгоритм.

С другой стороны, иногда, в очень редких случаях, надо бы уметь и объединяться, чтобы защитить свою позицию. Хотя реальная необходимость в этом возникает очень нечасто. То есть нужно быть готовым к делам, но при этом лишенным всякой гордости и тщеславия.

– А как отличить защиту своих интересов от травли?

– По несправедливости. Одно дело, если в школе, например, вы встречаетесь с попыткой группы детей и родителей объединиться в какой-то национальный анклавчик. Другое дело, если это просто бытовой конфликт с «другим».

Увы, психология падшего человека, психология толпы так устроена, что ей нужно на ком-то отыграться. И всегда это будет поиск «другого»; причем этим «другим» может стать не только мигрант, но и новичок, провинциал, незнакомец –  просто тот, кто отличается от большинства.

Например, помню, однажды в нашем центре «Рядом дом» (а центр занимается в тех же помещениях, что и воскресная школа нашего прихода) нашли таракана. Помещение на первом этаже, так что появиться этот таракан мог откуда угодно. Но через какое-то время наши же прихожане (хорошие православные люди, но среди них есть пара человек, у которых присутствие рядом мигрантов вызывает некоторую тревогу) новость о нем преподносили уже как: «Эти занесли тараканов». Почему именно «эти», а не «свои» – непонятно.

Затем, зимой, то же самое повторилось со снежной грязью на полу. При том что снег на ногах, понятно, заносят все дети одинаково. Потом пропала картинка со стены – «эти утащили картину». Но со временем открылось, что ее забрал один из наших же православных родителей, подумав, что она никому не нужна.

Если даже в маленьком коллективе знакомых людей такие вещи происходят, чего уж говорить про общество и государство.

Кстати, когда в последние годы мы стали на работу в храм принимать беженцев из Донбасса, то нашелся один человек, кто не мог себя сдержать: «Вот, понабрали хохлов, своих, что ли, нельзя было найти?» Так что недовольство не зависит от национальности.

– А бытовые отличия могут быть причиной розни? Люди из Средней Азии сидят на корточках, разговаривают в голос по громкой связи (не знаю, можно ли на тюркских языках говорить шепотом) и так далее.

– Конечно, большинство конфликтов имеют причинами не глубокие мировоззренческие проблемы, а обычные бытовые черты. Мигранты тоже не ангелы – кто-то грызет семечки и мусорит шелухой, кто-то косо взглянул, присвистнул. Как известно, больше всего смущают внешние различия в национальностях.

Более того, когда люди знакомятся поближе, они, по моему опыту, часто начинают дружить. Конфликты и смущения обычно возникают при поверхностных связях.

Едут в основном за заработком

– Почему и зачем, по вашему опыту, люди чаще всего приезжают в Россию?

– По экономическим причинам, тут не надо особо мудрить. Чаще всего люди приезжают за работой, за которую могут получить больше денег, чем дома.

– Что дорого этим людям, с кем они связаны?

– Мигранты из Средней Азии в первую очередь связаны со своими семьями, близкие для них превыше всего. От них приехавшие в Россию отрываются ровно настолько, насколько семья не видит каких-то подробностей их жизни. То есть если человек приехал не просто на работу, а к каким-то родственникам, которые уже здесь, считайте, он и не отрывался вовсе.

При этом большинство мигрантов из Средней Азии свободны: они приезжают, уезжают, могут вместо России поехать на заработки в Турцию или Китай.

Чаще всего задача таких поездок – заработать денег, причем не просто, а на конкретную цель. То есть человек десять месяцев живет, условно говоря, на хлебе с майонезом. Потом на два месяца приезжает домой, женит сына, устраивает пышную свадьбу на несколько сотен гостей. Потом снова едет на заработки, снова возвращается – женит следующего. Либо молодой отец возвращается домой – устраивает праздник обрезания своего сына. То есть большая часть мигрантов – люди небедные, зарабатывают они сейчас хорошо, но деньги тратят не в России, а на родине. Такой образ жизни сформировался в среднеазиатских странах в последние десятилетия.

В России мигрантов интересует только заработок, именно поэтому чаще всего они ни с кем не объединяются (только если по принципу «профсоюза»), не прирастают к почве. То есть таким людям ничего не интересно, они живут своей узкой целью – заработать, отдать долги. Их никуда не дозовешься – ни в мечеть, ни на занятия, никуда. Переселяются в Россию очень немногие, у кого, например, на родине умерли родственники, и кто работает здесь много лет и привык, тогда постепенно перевозят семьи.

Большинство трудовых мигрантов в России – это немножко роботы: приехал, работает, уехал. Это не похоже на отъезд в Европу, где люди пытаются остаться навсегда, жгут старые паспорта и так далее.

В какой-то степени такое поведение мигрантов устраивает наше государство, потому что человек, заинтересованный в работе, не полезет, например, в политику. Государству такие люди даже выгодны – они платят за патенты.

– А по-другому бывает?

– Есть другие приезжие, но их у нас чаще называют не мигрантами, а беженцами, вынужденными переселенцами. Здесь причины разные – катастрофическая экономика в некоторых странах, последствия гражданских войн, тиранические режимы, которые устраивают гонения на оппозицию. Нашей Средней Азии это, по большей части, не касается. Чаще всего это приезжие из дальнего зарубежья.

Впрочем, у нашего центра есть один подопечный из Туркменистана. У мужчины тяжелое заболевание – у него с рождения не развиты конечности. Но у себя на родине он не считается инвалидом, просто потому, что в Туркменистане нет понятия «инвалид» вообще. Это славный Туркменистан, никаких инвалидов там нет, и никаких социальных пособий тоже нет. Кстати, и заболевших ковидом в Туркменистане тоже не было, ни одного. Такой очень удобный способ решения проблем.

Идеальные отношения – миссия

– Какие отношения между коренным населением и приезжими Вы бы посчитали идеальными? Кого взять за образец?

– Наверное, православного миссионера, того, кто старается своим примером показать образец христианской жизни. Это же будет примером милосердия, потому что, проповедуя христианство, можно передать приезжим нашу самую большую ценность. Все остальное у них, как правило, есть, а вот Христа они не знают.

При этом понятно, что настоящая миссия – это когда наши слова связаны с делами. Просто крики: «Понаехали тут, нехристи. Привыкайте к нашим порядкам!» – миссией не являются. Миссию легко начинать, когда есть дружеские отношения.

– Вы иногда служите литургии на узбекском и таджикском языках. Кто на них приходит?

– Мигранты, которые давно живут в России, так сказать, обрусевшие. Хотя бывает, мы кого-то крестим, а потом человек пропадает, исчезает. Может быть, уезжает домой.

– А принявших в России христианство не убьют на родине? Как минимум, они рискуют, что семьи перестанут с ними общаться.

– Ну, там уже тоже не Средние века. И потом, о своем решении не обязательно кричать на всех углах. Человек крестился, и просто никому об этом не говорит.

Конечно, самая главная проблема для людей из азиатских республик – общественное мнение, семейный контроль, но тут много всяких нюансов. Например, если крестилась женщина замужняя, она будет держать это в тайне. А вдова более самостоятельна; если, узнав о крещении, ей сделают замечание дальние родственники, она может ответить: «Не лезь в мои дела».

– Кстати, не потому ли мигранты вызывают у нас такие смешанные чувства, что своим присутствием невольно требуют нас определиться? «Передо мной человек другой религии, а я-то кто?»

– Несомненно, любые кризисные моменты – это возможность для самоопределения. Встреча с человеком другой культуры и религии – это кризис. Как я сказал с самого начала, миграция – это вещь несколько противоестественная. Но, к сожалению, наша жизнь устроена так, что не всегда у каждого народа есть свое место. Иногда они вынуждены бежать и смешиваться.