Мое первое воспоминание – день рождения брата: 14 ноября 1991 года. Я помню, как отец вез бабушку, дедушку и меня в больницу в Хайленд парке в Иллинойсе. Мы ехали туда, чтобы увидеть новорожденного брата.
Я помню, как меня привели в палату, где лежала мама, и как я подошел, чтобы заглянуть в люльку. Но лучше всего я запомнил, какая программа шла тогда по телевизору. Это были последние две минуты мультфильма «Паровозик Томас и его друзья». Я даже помню, какая была серия.
В сентиментальные моменты жизни я чувствую, что запомнил рождение брата, потому что это было первое событие, заслуживающее, чтобы о нем помнили. Возможно, в этом есть доля правды: исследование в области ранней памяти демонстрируют, что воспоминания часто начинаются со значимых событий, и рождение брата – классический пример.
Но дело не только в важности момента: первые воспоминания большинства людей относятся к возрасту около 3,5 лет. На момент рождения брата мне было как раз столько.
Когда я говорю о первом воспоминании, конечно же, я имею в виду первое осознанное воспоминание.
Кэрол Петерсон, профессор психологии Memorial University Newfoundland, доказала, что маленькие дети могут помнить события с 20-мясячного возраста, но эти воспоминания в большинстве случаев стираются к 4-7 годам.
«Мы привыкли думать, что причина, по которой у нас отсутствуют ранние воспоминания, в том, что у детей нет системы памяти, или они просто все очень быстро забывают, но это оказалось неправдой, – говорит Петерсон. – У детей хорошая память, но сохранятся ли воспоминания, зависит от нескольких факторов».
Два наиболее значимых, как объясняет Петерсон, это подкрепление воспоминаний эмоциями и их связность. То есть наделены ли истории, которые всплывают в нашей памяти, смыслом. Конечно, мы можем помнить и не только события, но именно события чаще всего становятся основой для наших первых воспоминаний.
В самом деле, когда я спросил специалиста в области психологии развития Стивена Резника о причинах детской «амнезии», он не согласился с употребленным мной термином. По его мнению, это устаревший взгляд на вещи.
Резник, который работает в University of North Carolina-Chapel Hill, напомнил, что вскоре после рождения младенцы начинают запоминать лица и реагировать на знакомых людей. Это результат работы так называемой опознающей памяти. Способность понимать слова и учиться говорить зависит от оперативной памяти, которая формируется, примерно, к шести месяцам. Более сложные формы памяти развиваются к третьему году жизни: например, смысловая память, которая позволяет запоминать абстрактные понятия.
«Когда люди говорят, что младенцы ничего не помнят, они имеют в виду событийную память», – объясняет Резник. В то время как наша способность помнить события, произошедшие с нами, зависит от более сложной «ментальной инфраструктуры», чем другие виды памяти.
Здесь очень важен контекст. Чтобы запомнить событие, ребенку нужен целый набор понятий. Так, чтобы запомнить день рождение брата, я должен был знать, что такое «больница», «брат», «люлька» и даже «Паровозик Томас и его друзья».
Более того, чтобы это воспоминание не забылось, оно должно было сохраниться в моей памяти в том же языковом коде, который я использую сейчас, будучи взрослым человеком. То есть у меня могли быть и более ранние воспоминания, но сформированные зачаточными, доречевыми способами. Однако по мере овладения языком мозг развивался, и эти ранние воспоминания стали недоступны. И так с каждым из нас.
Что же мы теряем, когда стираются наши первые воспоминания? Я, например, потерял целую страну.
Моя семья эмигрировала в Америку из Англии в июне 1991 года, но у меня не сохранились никакие воспоминания о Честере – городе моего рождения. Я рос, узнавая об Англии из телепрограмм, а также кулинарных привычек, акцента и языка родителей. Я знал Англию как культуру, но не как место или родину…
Однажды чтобы удостовериться в подлинности моего первого воспоминания, я позвонил отцу расспросить о деталях. Я опасался, что выдумал приезд бабушки и дедушки, но оказалось, они действительно прилетали повидать новорожденного внука.
Отец сказал, что брат родился ранним вечером, а не ночью, но принимая во внимание, что это была зима, и темнело рано, я мог принять вечер за ночь. Он также подтвердил, что в палате были люлька и телевизор, но сомневался в одной важной детали – в том, что по телевизору шел «Паровозик Томас и его друзья»».
Правда, в данном случае можно сказать, что эта деталь закономерно врезалась в память трехлетнего ребенка и выпала из воспоминаний отца новорожденного. Было бы весьма странно добавить такой факт спустя годы. Ложные воспоминания действительно существуют, но их конструирование начинается гораздо позже в жизни.
В исследованиях, которые провела Петерсон, маленьким детям рассказывали о якобы произошедших в их жизни событиях, но почти все отделили реальность от выдумки. Причина, по которой дети более старшего возраста и взрослые начинают латать дыры в своих воспоминаниях выдуманными деталями, как объясняет Петерсон, заключается в том, что память конструируется нашим мозгом, а не просто представляет череду воспоминаний. Память помогает нам познавать мир, но для этого нужны цельные, а не обрывочные воспоминания.
У меня есть воспоминание о событии, которое хронологически предшествует рождению брата. Я туманно вижу себя сидящим между родителями в самолете, летящим в Америку. Но это не воспоминание от первого лица, в отличие от моего воспоминания о посещении больницы.
Скорее, это «ментальный снимок» со стороны, сделанный, а лучше сказать сконструированный, моим мозгом. Но интересно, что мой мозг упустил важную деталь: в моем воспоминании мама не беременна, хотя на тот момент живот уже должен был быть заметен.
Примечательно, что не только истории, которые конструирует наш мозг, меняют наши воспоминания, но и наоборот. В 2012 году я полетел в Англию, чтобы увидеть город, в котором родился. Проведя в Честере меньше дня, я чувствовал, что город был удивительно знаком мне. Это ощущение было неуловимым, но безошибочным. Я был дома!
Было ли так потому, что Честер в моем взрослом сознании занимал важное место как город рождения, или же эти чувства были спровоцированы реальными доречевыми воспоминаниями?
По мнению Резника, вероятно последнее, так как опознающая память наиболее устойчива. В моем случае, «воспоминания» о городе рождения, которые я сформировал в младенческом возрасте, вполне могли сохраняться все эти годы, пусть и смутными.
Когда люди в Честере спрашивали меня, что делает одинокий американец в маленьком английском городе, я отвечал: «Вообще-то я отсюда родом».
Впервые в жизни я почувствовал, что ничего внутри не сопротивлялось этим словам. Теперь я уже не помню, шутил ли вслед: «А что, по моему акценту не заметно?» Но со временем, я думаю, эта деталь может стать частью моего воспоминания. Ведь так история выглядит интереснее.
Источник:
