На время правления Михаила Горбачева пришлось два знаковых для новейшей истории Русской Православной Церкви события: празднование тысячелетнего юбилея Крещения Руси (1988) и принятие «Закона о свободе совести и религиозных организаций» (1990).
О том, как это было, мы поговорили с доктором церковной истории протоиереем Владиславом Цыпиным, кандидатом исторических наук, кандидатом богословия священником Ильей Соловьевым, протоиереем Алексием Уминским, отпевавшим Михаила Сергеевича Горбачева по просьбе его близких, и переводчиком Михаила Горбачева Павлом Палажченко.
Перестройка изначально не предполагала изменения отношения к Церкви
Заявленный Михаилом Горбачевым «курс на перестройку» изначально не предполагал изменения религиозной политики, считает священник Илья Соловьев: «Первые два года в своей религиозной политике Горбачев полностью шел в фарватере курса, утвердившегося во времена Леонида Ильича Брежнева. Его суть заключалась в полном контроле государства за религиозной жизнью».
В 1985 году был увеличен тираж Информационного бюллетеня института научного атеизма, а принятая в следующем году «обновленная» программа партии по-прежнему рассматривала атеизм как важную часть идеологической работы. За 1985–1987 годы в СССР было зарегистрировано всего 29 церковных общин. Даже подготовка к юбилею Крещения Руси первоначально сопровождалось атеистической пропагандой: в 1985 и 1986 годах секретариат ЦК КПСС принял секретные постановления о противодействии зарубежной клерикальной пропаганде ввиду Тысячелетия Крещения Руси.
В то же время переводчик Михаила Горбачева Павел Палажченко утверждает, что корнем дальнейших изменений в религиозной политике была гуманистическая направленность перестройки, стремление ее инициатора изменить и жизнь в стране, и ее международное положение в направлении, отвечающем интересам людей: «Объяснять решения, давшие людям подлинную свободу совести, свободу вероисповедания и приведшие к совершенно иному положению Церкви в СССР, давлением со стороны Запада либо желанием советского руководства «понравиться Западу» – в корне неверно».
Все сходятся в одном: перелом наступил после празднования юбилея Крещения Руси в 1988 году, хотя до 1989 года на местах продолжалась волюнтаристская политика в отношении церковных общин: кое-где даже шли судебные процессы против верующих.
Тысячелетие Крещения Руси: государство меняет церковную политику
В январе 1988 года в газете «Правда» была опубликована статья председателя Совета по делам религий Константина Харчева к 70-летию декрета 1918 года, где говорилось о верности ленинским принципам в отношении религии, но упоминались и «перегибы».
29 апреля 1988 года в присутствии репортеров со всего мира в Кремле прошла встреча патриарха Пимена и постоянных членов Синода с Михаилом Горбачевым «в связи с тысячелетием введения христианства на Руси». На ней Горбачев назвал Крещение Руси «знаменательной вехой на многовековом пути развития отечественной истории, культуры и русской государственности». Это стало сигналом: партийные и советские органы поняли, что юбилей можно освещать как общенациональное мероприятие.
«С этого момента открыты были ворота для широкого государственного национального празднования этого события, – вспоминает доктор церковной истории протоиерей Владислав Цыпин. – Попутно стали открываться храмы, монастыри, духовные школы. Поскольку появилось что-то вроде свободы печати, цензура сошла на нет либо совсем была упразднена, то уже и прошлое Церкви стало обсуждаться в прессе, а прошлое Церкви было временем гонений».
Изначально празднование 1000-летия Крещения Руси должно было быть внутрицерковным. Однако в ноябре 1987 года XXIV сессия Генеральной ассамблеи ЮНЕСКО призвала отметить «тысячелетие введения христианства на Руси как крупнейшее событие в европейской и мировой истории и культуре». Это заявление привлекло к Русской Православной Церкви самое широкое внимание общественности со всего мира.
В конце 1987 года Церкви были переданы Козельская Введенская Оптина пустынь (Калуга) и Толгский монастырь (Ярославль). Накануне самого тысячелетия Церкви были возвращены часть построек Киево-Печерской лавры. Также Церкви были переданы мощи, находившиеся на хранении в государственных музеях Московского Кремля.
Основные юбилейные торжества проходили 5—12 июня 1988 года в Загорске и Москве. В Москву съехались делегации из 89 стран, в том числе предстоятели поместных православных церквей.
Для публичных мероприятий был предоставлен Большой театр. Иностранных гостей принимали у главы Совета министров СССР Н. И. Рыжкова — пока продолжались празднования, программа постоянно разрасталась. Эти мероприятия обширно, в пределах всего СССР, освещались на телевидении. Михаил Горбачев не участвовал в этих сюжетах, но его жена Раиса Горбачева была частой гостьей всех нелитургических мероприятий и все время была в центре внимания СМИ.
Кульминацией праздника стало 12 июня, когда в Москву съехались иерархи почти всех православных церквей планеты.
Вместе с тем, торжества оправдали ожидания советских властей. По словам председателя Совета по делам религии Константина Харчева «Все увидели, что партия изменила политику в отношении религии, и не только Русской православной церкви. После этого началось и массовое открытие храмов, чему уже не препятствовали секретари обкомов. В свою очередь, что получило от этого государство? Люди поверили Горбачёву, что на самом деле происходит перестройка общества. Ведь в экономике-то особых успехов не было. Был и колоссальный резонанс за границей, мы избавились от жупела „империи зла«».
Летом 1988 года Горбачев объявил всех верующих полноправными гражданами СССР и указал на недопустимость администрирования в вопросах религиозной политики. «При этом никакой ясной концепции об отношениях Церкви и государства выработано не было, – подчеркивает священник Илья Соловьев. – Главным двигателем изменения положения Церкви в СССР стали активные миряне и некоторые приходские священники. Фактически явочным порядком стали открываться воскресные школы, получая многочисленные ходатайства верующих, Совет по делам религий разрешал открытие новых приходов. С 1985 по 1990 год число приходов увеличилось с 6086 до 10 100».
«Закон о свободе совести»: Церковь получает права
«Закон о свободе совести и вероисповеданий», принятый менее чем за год до смещения Горбачева с его поста, – 1 октября 1990 года, стал еще одной вехой церковного возрождения.
Патриархия и приходы получили права юридического лица, государство передало в собственность Московской патриархии церковные здания. Тотальный контроль за деятельностью религиозных организаций был прекращен.
Разработка закона проходила в период борьбы Михаила Горбачева с Борисом Ельциным, ставшим председателем Верховного Совета РСФСР, уточняет священник Илья Соловьев. Партийные деятели, ведшие аппаратную борьбу, стремились привлечь на свою сторону руководства религиозных объединений, которые переживали необыкновенный расцвет: «Остановить этот процесс необычайного церковного оживления Горбачев уже не мог, как не мог он его и возглавить. Законодательство Ельцина отличалось от союзных законов Горбачева в отношении религиозных организаций прежде всего в либеральном смысле, – отмечает историк. – В частности, оно открыло дорогу в страну разного рода иностранным объединениям, типа «Аум Синрикё». Под влиянием российского (ельцинского) законодательства в стране происходило распространение и других религиозных толков (мормоны, свидетели Иеговы и т. д.)».
Удивительное время
Время перестройки многие вспоминают как период расцвета православного миссионерства: на телевидении выступал протоиерей Александр Мень, в библиотеках, клубах, дворцах культуры при огромной наполненности зала люди слушали священников, стали возникать православные гимназии, появился Свято-Тихоновский православный университет.
«Огонек» опубликовал статью про Московские духовные школы, «Московские новости» – большой репортаж о жизни сельского прихода отца Бориса Ничипорова. Фантастикой казалось выступление по телевидению хора московских духовных школ под управлением архимандрита Матфея (Мормыля).
Событием стало появление в 1988 году журнала «Наше наследие», который «пробил» академик Дмитрий Лихачев через Раису Максимовну Горбачеву. Обложка первого номера была символична: черные колокола курантов на Спасской башне были сняты на фоне красного советского флага и белеющих вдали кремлевских соборов.
В первом номере опубликовали автобиографию протоиерея Павла Флоренского и дневник Николая Гумилева, в третьем – историю создания Храма Христа Спасителя, а четвертый был почти наполовину посвящен Тысячелетию Крещения Руси и связи русского искусства с христианством. Этот журнал, не религиозный, а культурный, стал своеобразной проповедью среди интеллигенции.
В 1989 году появилась популярная церковная периодика: газета «Церковный вестник», а в 1991-м – журнал «Православная беседа» с красочной обложкой.
Горбачев, Бог и… Рейган
Во времена перестройки Горбачев и его команда считали религию прежде всего частью культуры. Сами они мистического, определенно, чуждались.
Вот характерная цитата из дневника помощника генерального секретаря ЦК КПСС Анатолия Черняева, который 1990 году посмотрел телетрансляцию богослужения: «В публике: бабы-кликуши, любопытствующие, девчата с выражением: «смотри-смотри» или «куда я попала», реагируют на телекамеры. Очень много молодых. Причем в московских церквях одни молодые мужики, в отличие от ленинградских, где больше женщин. В провинции – и те и другие, всякие. И все это вместе – непонятно! Не могу я поверить, что они верят, если, конечно, без вывиха в мозгах, в психике. Конечно, возможно, есть Бог. Ведь так считали и самые великие, в том числе великая плеяда философов «серебряного века». Но – не боженька же. А действительно – Создатель. Что-то такое Там есть (!), чего никакая наука объяснить не может».
Любопытный разговор о религии состоялся у Горбачева с весьма набожным президентом США Рейганом во время его посещения Москвы (1988 год). Как написала спустя почти 20 лет The Wall Street Journal: «Оказавшись наедине с Горбачевым, президент начал с призыва к религиозной терпимости в Советском Союзе и похвалил Горбачева за то, что он немного смягчил правила для Русской Православной Церкви». Горбачев отвечал, что религия не является серьезной проблемой в СССР – мол, в прошлом были «эксцессы», но времена уже изменились.
«Призывая Горбачева «постановить», что свобода вероисповедания неотъемлема от других прав человека, Рейган в значительной мере ломился в открытую дверь», – рассказывает Павел Палажченко. Он подтверждает, что вопросы прав человека и свободы совести действительно поднимались на встречах лидеров СССР и США, но Горбачев настаивал на том, что такие обсуждения должны вестись взаимно уважительно, в доброжелательной тональности. «Вы не учитель, а я не ученик, – сказал он Рейгану в одной из бесед, – вы не прокурор, а я не обвиняемый». «Надо сказать, Рейган это учел, – вспоминает Палажченко. – Поднимая в 1988 году во время своего визита в Москву тему религиозной свободы, он подчеркнул, что делает это в приватном порядке, не для прессы».
В последние годы жизни Горбачев говорил о религии исключительно в уважительном ключе: «У нас вся семья была верующая, меня крестили еще в детстве. И хотя отец и дед были коммунистами, у них в красном углу стояла икона и висела лампадка, – рассказывал Михаил Горбачев в интервью «Комсомольской правде» в 2006 году. – А рядом на столе – портреты Ленина и Маркса. Так в нашей семье был достигнут паритет между идеологией и верой. Сам я в церковь не хожу. И считаю ханжеством, когда люди стоят со свечками напоказ».
Протоиерей Алексий Уминский, совершавший отпевание Михаила Горбачева, рассказывает, что сделал это по просьбе его дочери, сознательной христианки. «В память о нем после отпевания мне достался Новый Завет и Псалтырь, которые читал покойный, – рассказывает отец Алексей. – Это очень простенькие издания в черном переплете. В них много, очень много закладок. Я знаю, что этот человек в последние годы жизни глубоко думал, размышлял о евангельских истинах и, надеюсь, молился».
Уникальность вклада Горбачева в историю Церкви отец Алексей видит в том, что «государство, в лице генерального секретаря и первого президента Советского Союза, даровав Церкви свободу, не потребовало от нее ничего взамен. Это совершенно было не похоже на встречу в 1943 году Сталина с митрополитом Сергием (Страгородским). Это была совсем другая форма взаимодействия. Церкви даровали свободу и от нее ничего в ответ не ждали».
