Преступления тоталитарных режимов ХХ века до сих пор будоражат и потомков жертв, и потомков тех, кто был виновен. Острота дискуссий вокруг таких тем, как «покаяние», «коллективная вина», «грехи отцов», показывают, что вопрос не закрыт.
Образец преодоления прошлого многие видят в Германии, в принятии ответственности за преступления национал-социализма на государственном уровне.
Как именно понимается эта ответственность, и чем она отличается от личной вины, «Милосердию.ru» рассказал Василий Рулинский, кандидат исторических наук.
Все началось с цвета нации
– С чего начинался процесс осмысления нацистского прошлого в Германии?
– Понятно, что на первых порах вектор развития Германии определяли союзники. Однако основной ответ на преступления национал-социалистов выработало само немецкое общество.
Люди узнавали о фактах невыразимых преступлений, о которых раньше многие не догадывались.
Естественно, это вызывало реакцию, причем разного рода. Кто-то не желал этому верить. Другой реакцией было понимание, что ты, либо твои близкие, твои соотечественники совершили ужасное, с христианской точки зрения – совершили страшный грех.
На начальном этапе вопрос христианского отношения к произошедшему был особенно важным. И интеллектуалы, и обычные люди пытались соотнести события 1933-1945 гг. с христианской традицией и историей страны. Многие религиозные деятели были активными борцами с нацизмом и в первые послевоенные годы оказывали большое влияние на жизнь Германии.
Но сразу же опровергну утверждение, что немцы «покаялись». Покаяние – это глубоко личный акт, только конкретный человек может покаяться за преступления, которые он лично совершил. В германском обществе даже дискуссии не было по поводу того, что немцам нужно «каяться». Все понимали, что это личное дело каждого.
– Как действовали союзники, чтобы подтолкнуть немецкое общество к осознанию вины?
– Союзники организовали Нюрнбергский трибунал, затем провели другие судебные процессы над нацистскими преступниками. Выносились приговоры, работали специальные суды, проверявшие людей на причастность к нацистским злодеяниям. Происходила реституция собственности.
Устраивались принудительные экскурсии в концлагеря после их освобождения, в кинотеатрах показывали фильмы, в которых рассказывалась правда о нацизме.
Также при участии держав-победительниц в международных договорах фиксировалась необходимость выплаты компенсаций жертвам нацизма и их родственникам. То есть проводилась целенаправленная работа.
Союзников часто обвиняли в попытке навязать немцам концепцию коллективной вины. Однако современный исследователь, профессор Йенского университета Норберт Фрай отмечает, что такого понятия вообще не было ни в одном документе, принятом победителями. То есть понятие «коллективная вина» использовали как раз те люди, которые никакую ответственность брать на себя не хотели, они специально говорили об этом, чтобы дискредитировать саму идею работы над своим прошлым.
Философ Карл Ясперс – человек, который стоял у истоков осмысления проблемы вины в Германии – возмущался тем, что на улицах немецких городов висят плакаты, на которых написано: «Вы виновны». Он спрашивает: кто повесил эти плакаты, кто их писал?! Конечно, такие вещи злили немцев. Злили, потому что и среди них было много жертв. Многим людям было негде жить, они потеряли близких. И понятно, что не все немцы были преступниками.
– То есть немцы считали себя уже достаточно наказанными?
– В каком-то смысле, да. Многие считали, что главным виновным является Гитлер и его ближнее окружение, но не обычные немцы. Эту позицию занимал, например, известный публицист, Ойген Когон, который сам прошел концлагерь. Он писал, что обычный человек был простой пешкой в государственной структуре, он выполнял приказы и не может нести полную ответственность за последствия. В конечном счете у каждого человека есть право на политическую ошибку, утверждал Когон.
Опрос общественного мнения, проведенный американцами, показал, что в 1946 году треть немцев даже не готова была признать, что национал-социалистическая идея была чем-то плоха.
– Получается, что о преступлениях национал-социализма и ответственности за них говорили только отдельные интеллектуалы?
– В первые годы именно так и было. Цвет нации, лучшие люди страны поднимали эту тему. Это философы, историки, богословы: Карл Ясперс, Томас Манн, Ханна Арендт, Мартин Нимёллер. Они были «белыми воронами». К их мнению прислушивались, но сказать, что все разделяли их взгляды, мы не можем. Они были в меньшинстве.
– Откуда мы знаем, что думало большинство?
– Проводились опросы общественного мнения. Кроме того, мы знаем, например, что студенты срывали лекции Ясперса, когда он говорил о вопросах вины и ответственности – они шаркали ногами, смеялись. Его слова о необходимости репараций и компенсаций вызывали враждебную реакцию.
От отрицания – через замалчивание – к ответственности
– Как менялось отношение к этой теме в немецком обществе?
– 1945-49 годы – это период, когда впервые ставится сама «проблема вины», время денацификации, активного наказания преступников. С 1949 года, условно, до начала 60-х годов в Западной Германии канцлер Конрад Аденауэр проводил политику замалчивания прошлого, примирения враждующих сторон. Проводились амнистии ранее осужденных.
В 1959 году, всего через 14 лет после Гитлера, произошло осквернение синагоги в Кельне, подобные случаи отмечались и в других городах. Многие поняли: это результат политики замалчивания прошлого. Известный философ Теодор Адорно выступает со статьей «Что такое проработка прошлого», где говорит, что немцы заражены тем же коллективным нарциссизмом, который был свойственен им во времена нацизма. Более того, нацисты входят во власть, они в демократии. То есть не мы преодолели нацизм через демократию, а нацисты подстроились под демократию, писал Адорно.
Антиеврейские выходки, которые происходили по всей Германии в 1959-1960 годах, заставили заговорить о второй волне антисемитизма.
Все общество было взволновано. Нужно было реагировать. В результате принимается ряд мер, в том числе в сфере политического образования, вносятся изменения в курс новейшей истории Германии.
Начинает активно работать Центральное ведомство ФРГ по расследованию национал-социалистических преступлений (всего оно рассмотрело и подготовило к процессам 7600 уголовных дел).
Таким образом, с начала 60-х годов вектор развития начинает меняться.
В 1961 году в Иерусалиме судят Адольфа Эйхмана, он был начальником отдела в гестапо и непосредственно отвечал за депортацию и убийство евреев при Гитлере. В 1963 году во Франкфурте-на-Майне начинается «Освенцимский процесс». Оба этих процесса приковывают внимание миллионов немцев.
В 1968 году происходят молодежные «бунты».
Оказалось, что дети, которые не были причастны к нацистским преступлениям, не хотят жить в обществе, где прошлое замалчивается.
Они хотят, чтобы виновные признались и понесли наказание.
Известен случай, когда канцлер Курт Георг Кизингер, чиновник в Министерстве иностранных дел во времена Гитлера, получил оплеуху прямо на съезде ХДС: одна женщина подбежала к нему и прокричала, что он нацист.
Но до принципиального изменения ситуации было еще далеко.
Например, когда канцлер Вилли Брандт в 1970 году преклонил колени перед монументом жертвам варшавского гетто, это вызвало недовольство многих в Германии: почему он от лица всей нации преклоняет колени, кто его уполномочил делать такие жесты!
В 80-е годы канцлер Гельмут Коль в каком-то смысле повторил попытку Конрада Аденауэра убрать в тень все негативные моменты истории. Ему не позволили это сделать.
В 1985 году президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер, выступая в Бундестаге, назвал 8 мая 1945 года, прежде всего, днем освобождения, а не днем поражения Германии. Вроде очевидная мысль. Но и это вызвало протесты и возмущение.
Даже в 1985 году в немецком обществе не было единства по отношению к национал-социализму.
Большую роль сыграл «спор историков» 1986-1987 гг., в котором победа досталась Юргену Хабермасу и его сторонникам. Они отстаивали необходимость ответственности за нацистское прошлое и во многом были преемниками взглядов Ясперса, Арендт, Адорно. Именно этой линии придерживаются сейчас в германском истеблишменте. Понятно, что немецкое общество не едино в своем отношении к нацизму, но основная общегосударственная линия связана с идеями этих философов и историков.
В Германии считают: факт преступления должен быть «зафиксирован»
– Вина и ответственность немцев – это одно и то же?
– Здесь очень важен момент: личная вина может быть только за конкретные поступки. А политическая ответственность лежит на всей нации. Хабермас, например, говорил, что все поколения немцев, даже те, которые родились после 1945 года, несут ответственность за национал-социалистический режим. Потому что каждый человек внутри немецкой нации целой сетью нитей связан с предыдущими поколениями.
Разработкой понятия политической ответственности занимались сначала Карл Ясперс, затем его ученица Ханна Арендт. У Ясперса в его книге «Вопросе о вине» дано важное понимание: все граждане ответственны за то, как ими правят. Не важно, голосовал ты за Гитлера или нет. Ты жил в то время – значит, несешь политическую ответственность.
Ханна Арендт позднее более четко разграничила понятия «вины» и «ответственности».
Вина может быть только личной – и только за конкретный, собственный поступок.
Ответственность может быть коллективной, – она возможна и за те действия, которые человек лично не совершал.
Таким образом, понятие ответственности актуально для всей нации и всех поколений.
– В чем должна выражаться эта ответственность?
– Ответственность выражается в критическом подходе к национал-социализму, в просвещении молодежи по поводу его сути, в выплате материальных компенсаций жертвам и их родственникам, в мемориализации жертв преступлений соответствующей культуре памяти, в чествовании подвига борцов с нацизмом.
– Были в Германии случаи публичного признания своей индивидуальной причастности к преступлениям нацистов?
– Немногие были готовы публично признаваться и рассказывать о своем прошлом. Один из примеров – Гюнтер Грасс, который вплоть до 2006 года не говорил, что служил в Ваффен СС. Это нобелевский лауреат, он всегда придерживался жестких антинацистских позиций, известно, например, его открытое выступление против назначения канцлером Кизингера из-за его нацистского прошлого. Вопрос, когда и как ты сможешь признать свою причастность к преступлениям режима, был сложным для каждого немца.
Кто-то мог признать это лишь в кругу семьи. Кто-то – только на исповеди. А кто-то так и не решился об этом сказать.
– Ведомство, разыскивавшее нацистских преступников, работает до сих пор?
– Да, работает. После того, как прекратятся все уголовные дела, оно будет превращено в музей, где можно будет изучить материалы судебных процессов. Одно из последних громких дел (в 2015 году) было связано с именем Оскара Грёнинга, охранника концлагеря Освенцим, причастного к убийству 300 тысяч человек. Многие спрашивают, надо ли наказывать таких стариков (Гренингу было 94 года).
Но в Германии считают, что любое преступление должно иметь последствия. Факт преступления должен быть зафиксирован, а тот, кто его совершил, должен быть обвинен и наказан.
– В конечном итоге, для чего Германия проходит этот путь – принятия ответственности за преступления прошлого?
– Для того, чтобы это не повторилось вновь. В концлагере Дахау есть надпись на пяти языках: «Никогда больше». Именно для этого.
О специфике обсуждения темы «грехи отцов» в России читайте:
