«ДоктОра! ДоктОра!» – кричит по-арабски пожилой мужчина на улице в иорданской Зарке. Надежда оборачивается. Вместе с дочкой они идут за хлебом. Мужчина машет палкой: «ДоктОра! Смотри, я хожу!» Перебегает дорогу, здоровается: «Это все благодаря твоей маме!»
Этот человек был одним из первых пациентов Надежды Комис, которая проходила практику в кабинете физиотерапии, тайком от своих арабских родственников. Работать ей запрещали.
У меня все будет!
Время за полночь. Сын Миша спит. Надежда сидит на кухне в съемной московской квартире. Глаза закрываются, но надо доделать учебное задание. В 44 года она снова учится. И начинает жить заново.
Она вернулась в Россию после смерти мужа, буквально сбежала с младшим сыном. Денег не хватает. Мама умирает, у нее рак. Надежда разрывается между больницей, подработками в кондитерской, сыном и учебой. Чтобы работать по специальности, надо обязательно пройти переаттестацию. Пока на ее резюме никто даже не смотрит:
«Но я себе сказала: добьюсь, чего хочу, у меня будет хорошая работа, я смогу оплачивать и еду, и квартиру. У меня все будет!»
Восточный принц
Мужа 17-летней Наде выбрала мама. У друзей семьи часто собирались арабские студенты, там мама и присмотрела жениха для дочери. Надежда собиралась поступать в Институт легкой промышленности, но знакомство с восточным красавцем – аспирантом Института физкультуры – спутало все карты.
«У нас шесть лет разницы. Он красивый был, статный, умный. На моем дне рождения в 18 лет Аткхам официально попросил у мамы разрешения со мной встречаться. И через год мы поженились», – вспоминает Надежда. Еще через год родился сын. А вслед за ним и дочь.
Жили в Москве, заканчивали один вуз. Надя тоже пошла учиться на кафедру физиотерапии. Как она училась на дневном с малышами-погодками? Надежда пожимает плечами. Как-то училась и диплом защитила. Готовились к отъезду в Иорданию: «Муж меня сразу предупредил, что жить мы будем там.
Смотрели фильм «Доспехи бога» с Джеки Чаном, как он в пустыне воду качал. Муж меня стращал: «У нас так же!»
Но слышать, что там температура 50 градусов, пыльно и нет зелени, не то же самое, что приехать и ощутить на себе. Перемена была очень резкая. Я долго привыкала, но так и не привыкла».
При доме и детях
Семья Аткхама – из арабов-католиков. В Зарке, втором по величине городе в Иордании после столицы, они построили себе дом. Первый этаж сдавали, на втором жили сами, семье сына отдали третий этаж. Зарка переводится как «голубая», но цвет города серый.
«Гулять там негде. Школа, церковь или свой двор. Я не понимала, почему мне из дома нельзя выходить, только с мужем или его сестрой. Чтобы никто ничего не сказал, не посмотрел не так. Одного слова достаточно, чтобы слухи пошли. Дома рядом стоят, мы с соседкой кофе в окно передавали друг другу по утрам, так общались», – рассказывает Надежда.
Аткхам стал работать учителем физкультуры в школе, дослужился до заместителя директора, Надежда – при доме и детях. В Иордании родилось еще трое сыновей. Выучила арабский язык на курсах для мусульманок: «Надо ведь помогать детям с учебой!»
Семейная жизнь не была безоблачной. «Мы жили в полном подчинении у родителей мужа. А их мнение чужих людей всегда волновало больше, чем наше. И сына так же настраивали. Мы с детьми боялись лишний раз не туда повернуть, как бы кто чего не подумал», – говорит Надежда. Однажды дочери сильно досталось, потому что знакомые сказали, что она села в машину с какими-то парнями, хотя девушка в это время была в гостях у подруги.
А потом у мужа диагностировали рак.
Вдова
Опухоль головного мозга у Аткхама обнаружили на четвертой стадии. Прооперировали, но врачи сразу предупредили, что долго он не проживет.
«Сильнее моего мужа я никого в жизни не видела, после операции он еще девять месяцев продержался. Спать по ночам только боялся, и я с ним эти месяцы не спала, – говорит Надежда. – Мы успели подготовить документы, попрощаться. И решили, что мне нужно в Россию возвращаться, потому что без мужа в Иордании жизни у меня не будет».
После смерти мужа вдова год должна носить траур. «У меня было ощущение, что я вроде живая, а вроде и мертвая. Как прокаженная. Нельзя радоваться. На детей очень сильно кричали, когда они телевизор включали, – продолжает Надежда. – Вообще я знала, что меня ждет. Муж ведь много занимался церковной благотворительностью, помогал вдовам, я с ним ездила и видела все это. Вдовы не имеют права на жизнь, от меня все шарахались».
ДоктОра Надя
Подруга посоветовала Надежде обратиться в организацию, которая помогает вдовам. А там спросили: «На кого вы учились?»
Надя вспомнила, что у нее есть профессия.
Но решиться пойти работать, впервые после окончания института, было непросто. И с родственниками пришлось повоевать, они считали, что работать Надежда не должна. Пошла наперекор. Когда брала подработки, приходилось скрываться.
«Я тогда попала в центр физиотерапии, его основала женщина из Ирака. Мусульманка, взгляд строгий, такое ощущение, что она каждую клеточку твоего организма сканирует, и она меня взяла. Мы много с ней говорили, она меня просто спасла, доставала из этой трясины, – рассказывает Надежда. – Я там такую школу прошла: огнестрельные ранения, ножевые, неправильно поставленные уколы. Было много женщин с проблемами на нервной почве, рассказывали свои ужасные истории. И я понимала, что моя история еще не такая страшная.
Дети меня прикрывали, когда я подработки брала. Старший сын меня возил, я же не могу просто так зайти в чужой дом. Он со мной заходил, сначала осматривал дом, безопасно ли там, потом в машине меня ждал, пока я с женщинами работала. А остальные дети в это время прикрывали меня перед свекром и свекровью: «У мамы так сильно голова болит, она уже спит».
Отъезд
Все это время Надежда готовила отъезд в Россию. Нужно было, чтобы дети закончили учебу и решили, как они будут жить дальше. Дочка выиграла грант и уехала учиться в Италию. Два сына решили остаться в Иордании, один уехал волонтером в Румынию. Несовершеннолетним был только младший Миша.
«И тут ковид, нас закрывают на карантин. А на следующий день я узнаю, что у моей мамы в Москве опухоль. А я выехать не могу, – рассказывает Надежда. – А потом сообщение: для россиян, желающих покинуть территорию Иордании, послезавтра будет самолет. Я детей собрала, мы все обсудили. И решили с Мишей ехать.
Купили кучу чемоданов, все упаковали. Перед отъездом я к свекру и свекрови зашла: «Вот есть самолет, у меня мама в плохом состоянии, я хочу ее увидеть». А то они бы Мишу не выпустили, поставили запрет на границе, и все.
Они до сих пор считают, что я их предала: «Ты обязана вернуться. Убирать и готовить. У тебя здесь два сына живут, ты должна их воспитывать».
Одному сыну 27 лет, другому – 23, два здоровых дяденьки. Люди уже самостоятельные. А у меня в Иордании никаких прав, я там не человек».
Три года Надежда живет в России. «Когда я прошла аккредитацию специалиста по оздоровительной физкультуре, я прыгала до потолка! – делится она. – Прикрепила диплом к резюме, и сразу же ответили из Марфо-Мариинского медцентра.
Сейчас у меня самая лучшая работа на свете, я чувствую, что я нужна, что я могу помочь. Дети мной гордятся, они очень рады, что мы ни от кого не зависим. Я на связи со всеми каждый день. Стакан чая здесь, стакан чая там, как будто бы рядышком сидим».
Они не сдаются
«Настена, привет! Какая ты у нас девушка моднявая! Можно вас чуть-чуть подсогнуть, мисс?» – Надежда спокойно, уверенно, с улыбкой общается с Настей, подопечной паллиативной службы. У девочки тяжелая форма ДЦП, она не разговаривает, только радостно визжит и машет рукой, видно, что доверяет Надежде.
У Надежды в сумке отвертка, портновский сантиметр и спортивная форма – она готова к любой ситуации. Провести занятие, сделать замеры или подкрутить винты у коляски.
Надя ездит домой к подопечным в самые отдаленные районы столицы. Могла бы работать в каком-нибудь центре, заниматься с «перспективными» детьми, но выбрала самое сложное – помогать тем, от кого вряд ли увидишь отдачу.
Спрашиваю: почему? И слышу в ответ: «А вы видели мамочку сегодня? Сколько в ней силы? Наши мамы много пережили, они видели, как ребенок корчится от боли, когда какой-нибудь врач его не так осматривает. И вот когда начинаешь работать с таким ребеночком, а он – раз и расслабился…
На наших мам смотришь и восхищаешься. Может быть, я им чем-то помогаю, я тоже женщина, многое видела на своем веку, могу их понять, выслушать. Другой, может, и не поймет, кто не прошел предательство, ложь, вот эту всю трясину, из которой они выбираются самостоятельно. Если бы мне тогда хоть кто-нибудь помог, но мне помогали только мои дети…»
