Православный портал о благотворительности

Педагог Ушинский: учитель русских учителей

Константин Дмитриевич вошел в историю как основоположник российской научной педагогики, сделал немало добрых дел и просто был счастливым человеком

Константин Дмитриевич Ушинский. Изображение с сайта wikipedia.org
Константин Дмитриевич Ушинский. Изображение с сайта wikipedia.org

«Которого остроты попадали очень метко»

Костя Ушинский родился в 1823 году в провинциальной Туле, в семье отставного офицера, участника наполеоновской войны. Но на следующий год семья перебралась в еще большую глушь – в Новгород-Северский Черниговской губернии. Впрочем, Косте этот переезд пошел только на пользу.

Гимназия в Новгороде-Северском была одной из лучших в государстве. Ушинский вспоминал: «Воспитание, которое мы получили… в бедной уездной гимназии маленького городка… было в учебном отношении не только не ниже, но даже выше того, которое в то время получалось во многих других гимназиях».

Все это благодаря директору гимназии Илье Федоровичу Тимковскому, в прошлом юристу и декану нравственного факультета Харьковского университета.

Влияние любимого директора было настолько сильным, что по окончании гимназии Константин Дмитриевич поступил на юридический факультет Московского университета. Шел 1840 год, на кафедре блистал Грановский, в университете было время вольнодумцев.

Ушинскому все это очень понравилось. Один из однокашников писал: «Студенты-аристократы, любившие пускать пыль в глаза французскими фразами, рысаками, франтовскими мундирами и всякими модными затеями, страшно боялись Ушинского, которого остроты попадали очень метко».

С 1846 года Ушинский исполняет обязанности профессора в легендарном ярославском Демидовском лицее. Для старта – блестяще.

Исследователь В.Щеглов писал о молодом преподавателе: «Увлечение Ушинского передается слушателям, и они все, вместе со своим лектором, не слышат звонка, не замечают, что уже настал конец лекции, что уже давно около дверей стоит другой профессор, дожидается своей очереди, – и только когда терпение этого последнего окончательно истощится и он обратится к Ушинскому с заявлением, что пора кончать, а то он, профессор, уйдет, – Ушинский, немедленно спустившись с облаков своей пламенной фантазии, страшно конфузится, просит извинения и летит стремглав из аудитории, покрываемый громом аплодисментов очарованных его речью студентов».

Одна беда, то, на что сквозь пальцы до поры до времени наблюдали в здании на Моховой, в провинциальном Ярославле было в принципе немыслимо. В 1849 году на Ушинского последовал донос в Министерство народного просвещения.

Начальник Ярославской губернии майор Бутурлин докладывал, что молодой профессор и еще один его товарищ «подали слишком невыгодное о себе понятие за свободу мыслей и передачу оных воспитанникам лицея».

Сам Демидов, на деньги которого содержался лицей, вступился за либерального профессора, но, правда, очень осторожно: «Ушинский имеет большое влияние на студентов; он мог бы быть полезным в лицее, но нужно иметь за ним постоянное наблюдение со справедливой строгостью в отношении к службе».

Попечитель уверял, что «ему следовало бы сначала несколько лет поработать в гимназии, где он приучился бы к строгому исполнению приказаний начальства».

В результате больших неприятностей удалось избежать. Константину Дмитриевичу позволили подать прошение об увольнении в Москву или Санкт-Петербург для консультации «с тамошними медиками о болезни».

Сработала вечная спасительная технология – «сказаться больным». Впрочем, у Ушинского действительно были проблемы с легкими.

Какое-то время Константин Дмитриевич пытается найти себе работу в ставшем для него привычном Ярославле, но Бутурлин на чеку, молодого учителя везде ждет отказ. Тогда он действительно переезжает в столицу, устраивается столоначальником в департамент духовных дел и иностранных вероисповеданий. Откровенно филонит. Педагог Юлий Рехневский писал: «К департаментской службе Ушинский, как сам часто говорил, был совершенно неспособен, и, по-видимому, он не принимал никакого участия в производстве текущих дел департамента и даже редко туда являлся, занимаясь на дому составлением исторических записок и исполнением других подобного рода поручаемых ему работ».

Между тем, Константин Дмитриевич всерьез пробует себя в писательстве. Начинает вплотную сотрудничать с журналами «Современник» и «Библиотека для чтения». Первый был либерален и близок по духу, во втором просто неплохо платили.

«Я желал бы, чтобы все люди были религиозны»

Гатчинский сиротский институт. Урок гимнастики у младших воспитанников. Фото: humus.livejournal.com

В 1854 году открывается очередная страница педагогической биографии Константина Дмитриевича. Товарищи по ярославскому лицею помогают ему устроиться преподавателем русской словесности в Гатчинском сиротском институте. Можно подумать, что известная пословица – не имей сто рублей, а имей сто друзей – сочинялась именно про педагога Ушинского.

Нельзя сказать, что предыдущий опыт ничему его не научил. Он прекрасно представлял себе, что свободолюбивые идеалы, которые он проповедовал в Демидовском лицее, здесь тоже не составят для него твердый фундамент. Но без них само преподавание не имело никакого смысла. Константин Дмитриевич не наступает на старые грабли. Он уверенно и вполне осознанно следует своим курсом.

Хотя поначалу все было прекрасно. Уже на следующий год Ушинский был переведен с должности обычного преподавателя в должность инспектора. Институт меняется стремительно. Только вчера фискальство поощрялось, а сегодня за него уже наказывают. Полностью прекращается воровство. Раньше над слабым было принято издеваться, и вдруг стало делом чести защищать его и помогать ему.

Но в результате все тот же сценарий. Чересчур передовому инспектору указали на дверь.

Он, однако, опять не сдается. Задействует свои знакомства, которых у остроумного и обаятельного профессора с каждым годом все больше и больше. На этот раз смутьяну протежирует – страшно представить – сама императрица Мария Александровна.

Петр Кропоткин писал: «Из всей императорской фамилии, без сомнения, наиболее симпатичной была императрица Мария Александровна. Она отличалась искренностью, и когда говорила что-либо приятное кому, то чувствовала так… Ее дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки».

В результате, вместо ссылки – должность инспектора в Смольном институте благородных девиц. И правда, не в уездную ж гимназию устраивать царице своего, фактически, приятеля. Место должно соответствовать статусу покровительницы.

Педагог Виктор Острогорский восхищался: «Благодаря энергии и таланту одного человека, в какие-нибудь три года совершенно обновилось и зажило полной жизнью огромное учебное заведение, дотоле замкнутое, рутинное и не возбуждавшее в обществе никакого интереса.

Всюду в Петербурге заговорили о Смольном и его необыкновенных учителях. Чиновники разных ведомств, многие, просто интересовавшиеся педагогическим делом, приезжали нарочно из города послушать удивительные уроки, особенно в младших классах».

Вошли в моду четверги Ушинского. В эти дни в его квартире в Смольном собиралась столичная педагогическая элита.

Либерализация по всем фронтам. Вплоть до мелочей, раньше воспитанницы не имели права уезжать на каникулы и праздники домой, а теперь имеют. Вводятся естественные науки. Появляются сборники Гоголя, Лермонтова. Математика, которая вводила всех в уныние, вдруг превратилась в увлекательную игру разума.

«Уничтожьте школьную скуку, – говорил Ушинский – и вся смрадная туча, приводящая в отчаянье педагога и отравляющая светлый поток детской жизни, исчезнет сама собой».

А одна из воспитанниц признавалась: «Никто из нас не мечтал более о балах, о выездах, об эффекте, произведенном роскошью туалета и легкостью танца, – теперь все хотели работать, все мечтали о серьезных занятиях, даже девушки, совершенно обеспеченные в материальном отношении».

Занятие в Смольном институте благородных девиц. Фото: humus.livejournal.com

В Смольном Ушинский продержался три года, с 1859 по 1862. Все закончилось доносом начальницы института, статс-дамой Марией Леонтьевой. Константина Дмитриевича обвиняют в вольнодумстве, непочтении к начальству и даже атеизме. Последнее уж совершенно зря – Ушинский был верующим человеком. Он часто говорил: «Я желал бы, чтобы все люди были религиозны».

В результате власти приняли решение: командировать педагога Ушинского за границу для изучения школьного дела. С глаз долой – из сердца вон.

Пустили козла в огород. Константин Дмитриевич путешествует по Франции, Германии, Швейцарии, Италии и Бельгии. Бывает везде – от частных гимназий до детских садов. В Россию возвращается спустя несколько лет, но, вопреки обыкновению, больше не ищет места в образовательных учреждениях. Он вышел на новый уровень – теперь Ушинский пишет книги.

За время пребывания в России и в процессе заграничного путешествия, он много понял, и теперь должен об этом сказать. Еще в Западной Европе Константин Дмитриевич написал две работы – «Родное слово» и «Детский мир». Они, фактически, стали первыми отечественными многотиражными учебниками для начальной школы.

В России же он приступает к главному делу своей жизни – работе над трехтомником «Человек как предмет воспитания, опыт педагогической антропологии». Кроме того, Ушинский постоянно выступает в периодике, посещает училища и гимназии, общается с педагогами. Он все такой же обаятельный, и вместе с этим убедительный, с ним так же непросто и в то же время легко.

Одна из воспитанниц Ушинского описывала его внешность: «Худощавый, крайне нервный, он был выше среднего роста. Из-под его черных густых бровей дугою лихорадочно сверкали темно-карие глаза. Его выразительное, с тонкими чертами лицо, его прекрасно очерченный высокий лоб, говоривший о недюжинном уме, резко выделялся своею бледностью в рамке черных, как смоль, волос и черных бакенов кругом щек и подбородка, напоминавших короткую густую бороду.

Его тонкие, бескровные губы, его суровый вид и проницательный взор, который, казалось, видит человека насквозь, красноречиво говорили о присутствии сильного характера и упорной воли. Мне кажется, если бы знаменитый русский художник В.М.Васнецов увидел Ушинского, он написал бы с него для какого-нибудь собора тип вдохновенного пророка-фанатика, глаза которого во время проповеди мечут искры, а лицо становится необыкновенно строгим и суровым».

А преподаватель симферопольской гимназии писал: «Дружественный тон, которым автор «Родного слова» говорил с учителями, мягкость обращения и простота быстро привлекали к нему всех.

Фото с сайта imwerden.de

Он смотрел на каждого учителя, как на равного себе товарища, и скромно, терпеливо, с непритворным уважением слушал всякое замечание и возражение…

Проэкзаменовал всех учениц, поступивших в первый класс. Учительницу поразило, с каким искусством великий педагог опрашивал детей. Он ставил вопросы просто, ясно и в то же время так, что по ответам можно было легко понять, насколько подготовлена и развита та или иная ученица».

За педагогом закрепляется прозвище – «учитель русских учителей».

Он мог бы сделать больше, но здоровье не позволило. Великий педагог скончался в возрасте 45 лет от простуды. Доктор Алексей Шкляревский в медицинском заключении писал: «Страдая хроническим воспалением легких, свойство его долголетнего хронического страдания требовало вместе с хорошими климатическими условиями почти абсолютного воздержания от всякой напряженной деятельности, и я не могу поэтому сомневаться, что именно усиленные ученые литературные работы Ушинского, которыми ознаменовались последние годы его жизни, с медицинской точки зрения были для него пагубны, потому что они истощили его слабые физические силы и были существенной причиной его преждевременной кончины».

Третий том «Человека как предмета воспитания…» так и остался недописанным. Его старшая дочь Вера после смерти Константина Дмитриевича открыла в Киеве на собственные деньги мужское училище. А младшая Надежда продала отцовские рукописи, и на вырученные средства основала в Богданке – родовом имении Ушинских – начальную школу.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version