Разговоры о новых юридических нормах по так называемой профилактике семейного насилия ведутся в России уже давно. И теперь утверждения о необходимости таких изменений в законодательстве включены в официальные рекомендации Совета по правам человека при Президенте РФ. Поскольку тема домашнего или семейного насилия обсуждается у нас достаточно активно, эти инициативы не остались без внимания общественности. Многие наши сограждане поддержали эти проекты, но у многих они вызывали настороженное отношение. В частности, против специального термина «семейное насилие» и аналогичных ему («семейно-бытовое насилие», «домашнее насилие» и т.п. ) официально высказалась патриаршая комиссия Русской Православной Церкви по вопросам семьи, защиты материнства и детства, эксперты комиссии считают, что этот термин понижает общественный престиж института семьи. Критиком термина и противником принятия какого-то специального закона против «домашнего насилия» выступает и председатель межрегиональной общественной организации «За права семьи» Павел Парфентьев. Он любезно согласился объяснить свою позицию сайту «Милосердие.ru».
Павел Парфентьев, председатель межрегиональной общественной организации «За права семьи» Павел Парфентьев Фото с сайта vybor.ua
– Тема домашнего насилия сегодня весьма популярна в нашем обществе. Как по-вашему, для этого есть реальные основания?
– В свое время один американский судья сказал: «Нет никакой эпидемии домашнего насилия, есть только эпидемия истерии по его поводу». И это чистая правда. Отвечая коротко на ваш вопрос, скажу: «Никаких реальных оснований нет». Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на реальные статистические данные – кривая количества смертей от всех преступных посягательств, вместе взятых, в целом с 1990-х более или менее уверенно снижается. Разумеется, это касается и уровня преступлений, совершаемых между родственниками.
Это, конечно, не означает, что таких преступлений не бывает. Конечно, как это было везде и во все времена, они случаются. Вот только не существует никаких оснований для того, чтобы выделять их в отдельную разновидность преступности, называть отдельным термином, да еще и нарочито связывающим в сознании людей преступление и семью, преступление и дом, семью и насилие. Для этого просто нет причин. Статистические данные и сегодня подтверждают то, о чем все давно знают: что для женщин и детей никто не придумал (и, уверен, не придумает) ничего надежнее и безопаснее семьи.
Но, вместе с тем, я не могу тему семейного насилия назвать «просто очередной модой». Обсуждение этой темы в обществе поднимается уже не в первый раз. На мой взгляд, достаточно очевидно, что происходит это своего рода «волнами», и волны эти создаются вполне целенаправленно. И, с моей точки зрения, к настоящим интересам женщин или детей, к попыткам их защитить от какой-то опасности они вообще не имеют особого отношения.
Лично я вижу за ними, скорее, стремление внедрить в общество вполне определенные идеологемы, своего рода социальную инженерию. Технологии, с помощью которых это происходит, более-менее одинаковы в разных странах. Ну и неудивительно – можно, например, почитать международные документы – скажем, околоООНовское руководство по «борьбе с домашним насилием» – и многое становится понятнее.
Я совершенно убежден в том, что концепция «семейного насилия» направлена вовсе не против преступности или настоящего насилия. Она направлена против семьи как таковой. А законы и решения, предлагаемые ее сторонниками, еще и ведут к массовым и тяжелым нарушениям гражданских прав.
И идейно, и исторически все это связано с идеями радикального феминизма. Для их сторонников существует многовековая война, противостояние между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми. Брак, семья – это для них «институт подавления и господства», своего рода «машина насилия» по определению. И концепция «семейного насилия» с таким пониманием связана непосредственно и неразделимо. Она внедряет представление, согласно которому каждая женщина и каждый ребенок – потенциальные жертвы, а основной источник угрозы для них – семья и близкие. Ну и подумайте, можно ли при таком подходе выстроить нормальные семейные отношения? Нетрудно понять, что внедрение такого представления о семье в масштабах общества ни к чему хорошему не ведет.
– Некоторое время назад на платформе CitizenGO Санкт-Петербургский родительский комитет опубликовал петицию, направленную против принятия специального закона против домашнего насилия. Вы поддержали эту петицию.
– Эта тема вообще делится на две части. Часть обсуждаемых инициатив на темы «семейного насилия» связана с ужесточением уже существующих уголовных норм. Часть – касается так называемой «профилактики».
В том, что касается уголовного права, моя позиция очень проста. Если совершается реальное преступление – преступление, которое по справедливости должен преследовать закон – должны наступать предусмотренные законом последствия. Важно понять, что нормы, преследующие за реальное криминальное насилие, в том числе и между членами семьи, в законодательстве у нас есть. Сами по себе они вполне достаточны, а местами даже избыточны.
Тут есть очень простой принцип. Уголовному преследованию подлежат действия, которые связаны с причинением вреда, с общественной опасностью. Совершенно ненормально, когда состав уголовно наказуемых деяний начинают беспредельно расширять и наказывать без реальных оснований. Здесь я говорю, в частности, об умеренном применении наказаний в воспитании детей. Для того, чтобы за него наказывать родителей, просто нет никаких оснований, ни правовых, ни просто разумных. Здесь я целиком солидарен с позицией патриаршей комиссии по вопросам семьи Русской Православной Церкви. А случаи, когда родителей преследуют в уголовном порядке за наказание ребенка, увы, нередки. Есть, конечно, и другие ситуации, когда уголовное преследование будет и разумным, и правильным. И уголовный кодекс уже дает все нужные инструменты для этого.
Но уже нынешняя ситуация очень и очень показательна. Уголовная статья за то, что родитель отшлепал любимое чадо – это неправильно и несправедливо. Но дело как раз в том, что сторонники концепций «домашнего насилия» тянут в законодательство предельно широкие, расплывчатые определения «насилия». И это не глупые ошибки – это вполне системный подход с их стороны. Чем шире определение – тем лучше. Тем больше будет случаев «насилия», тем больше можно получить средств на профилактику и противодействие такому насилию.
Почитайте публикации – для некоторых исследователей этой направленности, если муж жене скажет, что она плохо готовит – это уже «насилие». И это вполне серьезно преподносится. То есть наказание за шлепок ребенку – это только первый шаг. А конца у этой логики нет. И на практике уже сейчас во многих странах «насилием» может быть признано, скажем так, практически что угодно.
Я очень плохо отношусь и к предложениям перевести дела о «домашних» легких преступлениях в категорию публичного обвинения. Разница очень проста. В делах частного обвинения пострадавший обращается в суд. И если он не хочет, его никто защищать не будет. В делах обвинения публичного – от его воли ситуация вообще не зависит. Как в одной песенке: «Девушка мимо не смела пройти, чтобы он ее не защитил».
Это просто нонсенс, когда дело касается сферы межличностных отношений. Поссорились темпераментные супруги, подрались – по этой логике их обоих надо отправить в тюрьму, точнее, порознь в разные тюрьмы. Межличностные отношения – сложная очень зона. Конечно, плохо, когда люди ссорятся или, упаси Бог, дерутся дома. Это недопустимо – нравственно недопустимо. Но это пограничная зона. У них должно быть право помириться и не пользоваться помощью закона.
Кстати, по данным серьезных исследований, больше половины случаев насильственных действий между близкими людьми – это взаимное насилие. Например, об этом говорят весьма солидные данные зарубежного исследовательского проекта «Насилие со стороны партнеров – состояние изучения вопроса».
Вторая часть – это «профилактика». Тут все проще. Под «профилактикой» соответствующие инициативы понимают возможность насильственного вмешательства со стороны государства в частную жизнь тогда, когда никто еще ничего противоправного не совершил. Причем на крайне расплывчатых основаниях. И практика здесь очень красноречива.
Возьмем, например, так называемые «охранные предписания» – запрет общаться с предполагаемой «жертвой насилия» и жить с ней в одном доме. Причем если дом принадлежит предполагаемому «агрессору», он по такому предписанию может быть тоже без всяких веских доказательств выселен на улицу. В Ирландии, например, после введения соответствующего закона за пять лет 12000 человек были выставлены из своих домов.
А независимые исследования в США показывают, что в большинстве случаев такие предписания выносятся вообще без доказательств, просто на основании устной жалобы предполагаемой «жертвы». И, как минимум, в половине случаев никаких реальных оснований для такого предписания просто не было. Просто так – выселить из дома, лишить права общаться с детьми… Неужели это нормально?
Кстати, в проекте закона, который в прошлом году обсуждали в совете по правам человека при президенте, все эти риски присутствуют. Совершенно понятно, что я такой перспективы для России, мягко говоря, не хочу. Это же никакое не предотвращение насилия – это наоборот будет массовое государственное насилие над людьми и семьями.
Причем все эти инициативы еще и продвигаются с помощью откровенной лжи. И законопроект, обсуждавшийся в совете по правам человека, и другой, лежащий сейчас в Думе, от сенатора Белякова. Вы посмотрите – их протагонисты постоянно повторяют, что в России 14000 женщин каждый год погибает от рук мужей и родственников от домашнего насилия, и 2000 детей убивают родители…
– А это неправда?
– Это прямая ложь. В России в результате всех вместе преступных посягательств, включая теракты, криминальные ДТП, убийства при грабеже и так далее, гибнут немногим больше 9 тысяч женщин в год в последние годы. И чуть больше 2000 детей. То есть даже если бы все эти женщины погибли от рук мужей и родственников – а это, конечно, не так! – около 5000 в этих заявлениях просто взято «из ниоткуда». И от рук родителей гибнет за год в районе 150-200 детей. Каждая такая ситуация, конечно, трагедия, здесь спора нет. Но это совсем не основание для создания механизма, с помощью которого можно без всяких веских причин влезть в любую семью и в частную жизнь каждого человека.
– Что общего между этими законами и так называемой «ювенальной юстицией»?
– С необоснованным вмешательством в дела семьи и с изъятием детей – прямая связь. Понятно, что и расплывчатые всеохватывающие определения «насилия», и раздутые возможности «профилактических» вмешательств на корню уничтожают любую автономию семьи и дают возможность, при желании соответствующих служб, отбирать детей практически у кого угодно. То, что у нас в обществе называют «ювенальной юстицией» (я не люблю этот термин и говорю о необоснованных вмешательствах в семейную жизнь и эксцессах «защиты детства») – это же не какой-то один закон. Это комплекс юридических норм разного уровня. Причем любые такие нормы сами по себе плохи для семьи и создают риск для общества. А в сочетании они ведут и вовсе к жутким эксцессам – и это, фактически, неизбежно.
Любые правовые нормы, позволяющие на расплывчатых или недостаточно серьезных основаниях вмешиваться в семейную жизнь, в воспитание детей родителями – это очень серьезная угроза и для семьи, и для общества в целом. Нормы о «домашнем насилии» – совершенно очевидно из этого ряда.
– Вы упоминаете об околоООНовском «экспертном» руководстве, на котором основаны и предложения, возникшие в России. Что вас не устраивает именно в этом тексте? Может ли с ним ознакомиться любой желающий?
– Да, конечно, может каждый познакомиться, как и со многими другими документами. Я конкретно говорил про «Пособие для разработки законодательства по вопросам насилия в отношении женщин». Оно доступно даже на русском языке. «Около» – потому что никакой обязывающей силы этот документ, как и многие другие, не имеет. Сначала такие документы создаются группами неких «экспертов» определенной идеологической направленности, потом публикуются под грифом ООН или другой авторитетной организации, а потом «на местах» выдаются за «международные стандарты».
Документ очень яркий. Его идеологическая связь с радикальным феминизмом бросается в глаза. Он уже в самом начале заявляет, что законы должны «признавать, что насилие в отношении женщин является формой дискриминации, проявлением исторически сложившихся неравноправных отношений между мужчинами и женщинами»… Ну и дальше очень много занятного. Например, он требует ввести уголовное преследование «насилия в отношении женщин» без доказательств – просто на основании слов предполагаемой жертвы. И так далее, и тому подобное.
Лично мне все это напоминает «революционное правосудие» или «судебные» решения «особых троек» из советского периода нашей, российской истории. Только с одним существенным отличием – даже во времена советских репрессий нужны были или доказательства, или хотя бы признание «виновного», пусть выбитое из него. А тут и признания никакие не нужны – можно человека обвинить и сразу уже приговаривать… В целом эти подходы чудовищны, какая там защита прав человека – это просто нарушение всех и всяческих стандартов правовой защиты и правосудия. На мой взгляд, даже инквизиционные трибуналы из учебников истории выглядят в сравнении с ними довольно прогрессивно.
– Может ли любой желающий ознакомиться с текстами российских законопроектов, о которых вы говорите? Если нет, то, как вы думаете, почему?
– Это зависит от того, о каком проекте идет речь. Понятно, что когда законопроект вносится в Госдуму, он всем доступен. Ну, например, два законопроекта по ужесточению уголовных норм в связи с «домашним насилием» сейчас лежат в Думе. Оба по нашим оценкам плохи и принесут вреда куда больше, чем какой-либо пользы. А вот текст законопроекта о профилактике домашнего насилия, обсуждавшийся на cовете по правам человека при президенте, нигде официально не опубликован.
Некоторые редакции именно этого, судя по всему, документа найти в сети можно – но совершенно непонятно, их ли обсуждали там. И это выглядит крайне странно – такое отсутствие гласности. При этом, кстати, председатель совета, беседуя с президентом, пытаясь побудить его поддержать этот законопроект, говорил, что, якобы, с общественностью все обсуждено. Мне это лукавство непонятно. Я не думаю, что обсуждение группой организаций, последовательно проталкивающих этот проект, без участия его противников, экспертов и организаций, выступающих в защиту семьи и прав родителей – можно назвать «общественным».
Создается четкое впечатление, что существует узкое лобби, пытающееся своих целей достичь вполне кулуарно. Вот только это, конечно, совершенно не отвечает интересам семьи, российского народа в целом.
– Помогут ли подобные законы предотвратить реальное насилие в семьях?
– Однозначно: нет, не помогут. Кстати, никаких надежных данных, которые бы подтверждали их эффективность, не существует. Это если мы о научной стороне говорим. Реальные проблемы будут всегда. Ну, скажем, люди воруют в магазинах. Но мы не вводим «профилактических» вмешательств, и на выходе из магазина никто не раздевает человека догола и не обыскивает «на всякий случай». Совершенно непонятно, почему же отношение к семье должно быть другим. Никакие «профилактические» насильственные вмешательства тут попросту недопустимы.
Если совершается реальное преступление – оно должно преследоваться. В соответствии со стандартами уголовного правосудия, защищающими как предполагаемую жертву, так и предполагаемого преступника, который всегда может оказаться невиновным. С презумпцией невиновности, нормальным дознанием или следствием, доказательной базой. Здесь, кстати, есть проблемы – у нас иногда вполне справедливые уголовные нормы не соблюдаются правоохранительными органами. И это, конечно, надо менять – а не новые законы плодить в этой области.
Но вообще-то никому в мире еще не удавалось полностью искоренить преступность и предотвратить совершение преступлений на 100%. Разве что Дракуле из древнерусского «Сказания о Дракуле воеводе» – и то за счет того, что все активные люди были по максимуму посажены на кол, а остальные жили в страхе. Это литературный образ, конечно. Но в нем есть смысл – пока мы живем по-человечески, не в условиях тотального террора, преступления, к сожалению, всегда будут совершаться, потому что мы не в раю.
Задача профилактики – сделать, чтобы их было меньше. И здесь нужны не «профилактические» репрессии и вмешательства, а нормальное применение закона к реальным преступникам с одной стороны и созданием в обществе нравственной атмосферы, пропаганда традиционных семейных ценностей – которые как раз и позволяют построить нормальную семью, где господствует любовь и взаимное уважение – с другой.
С этой точки зрения наиболее эффективной профилактикой любого насилия (и множества других социально опасных вещей, типа подростковой преступности), является брак. Статистика вполне четко показывает, что дети, живущие с родными родителями, состоящими в браке, и женщины, состоящие в браке, значительно реже становятся жертвами любых насильственных преступлений – как «домашних», так и всех других. Так что брак, повышение его стабильности, эффективная защита внутренней автономии семьи и прав родителей в отношении своих детей – это необходимые составляющие реальной профилактики преступности.
Но, видите, этот подход очень непопулярен среди сторонников концепции «домашнего насилия»… Возможно, потому что его реализация не предполагает бесконечного финансирования их «профилактической» деятельности за счет бюджета? Не знаю. Ведь реальная проблема насилия тесно связана именно с кризисом традиционных семейных и нравственных ценностей. И те подходы, которые они предлагают, напрямую ведут к углублению этого кризиса – то есть к тому, что проблема насилия становится неразрешимой – а значит, вечным становится и государственное финансирование деятельности по «борьбе» с ней. Перспектива, понятно, заманчивая – но очень скверная, на мой взгляд.
– Свидетельством якобы совершенного физического насилия может быть синяк, царапина, любая травма. Идет ли речь в таких законах о психологическом насилии? Рассматривается ли в них ситуация, когда женщина методично «доводит» мужчину (иногда годами), а он подает на нее в суд за совершенное ей по отношению к нему психологическое насилие?
– Скажем так, и из анализа идеологии, породившей концепцию домашнего насилия, и из анализа рожденных в ее рамках правовых решений и опыта их практического применения, очевидно, что они всегда направлены против родителей в отношении детей и против мужчин в отношении женщин. Если упростить, то, по сути, они приводят к тому, что каждый мужчина и каждый родитель – потенциальный «насильник», пока не доказано обратное.
Теоретически они могут быть применены и в «обратную» сторону, но на практике этого не происходит. Поэтому правы мои зарубежные коллеги, прямо говорящие, что цель этих законов – разрушение семьи. Их цель – забрать у детей отцов, а когда уже не будет отца – забрать у них и матерей.
К сожалению, практика вполне подтверждает это обобщение. При этом, кстати, реальные исследования показывают, что при любом определении «насилия» мужчины и женщины, находящиеся в близких отношениях, примерно одинаково часто его совершают. Миф о «мужчине-насильнике» и «женщине-жертве» вообще, в этом плане, не выдерживает критики. Другое дело, что мужчину просто физически сложнее убить и мужчины реже обращаются за правовой защитой.
– Одним из исполнителей части пунктов плана по реализации семейной политики правительства РФ является Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации. Что вас и вашу организацию настораживает в деятельности этого фонда?
– Коротко – идейная направленность работы этого фонда. Она мне кажется несовместимой с задачей укрепления семьи и традиционных семейных ценностей, которая поставлена в Концепции государственной семейной политики. Как вы думаете, можно ли укрепить семейные ценности, распространяя плакаты со слогами «Папа, я тебя боюсь» и «Мама, я тебя боюсь»? Несколько лет назад фонд опубликовал исследование, в котором утверждалось, что «потенциал насилия скрывают в себе сами основания российской культуры». Я считаю, что такие установки могут нанести семье, да и всему обществу, только вред.
