Патронат – не семейная форма устройства сирот?

Нашумевший законопроект «Лаховой/Крашенинникова» «Об опеке и попечительстве» будет рассмотрен Государственной думой во втором чтении 9 апреля. Он вызывает резкую критику многих специалистов, в первую очередь – занятых в патронатном эксперменте.

В свою очередь, и сам патронат регулярно подвергается критике. После серии публикаций прошлого года, отражающих точку зрения противников «деинституациализации» (т.е. идеологии отказа от крупных сиротских учреждений и распределения воспитанников по семьям – не в последнюю очередь, посредством развития патронатных программ), мы попросили расставить все точки над i главного популяризатора деинституациализации в России, доктора психологических наук, педагога, обладательницу говорящей фамилии Галину Васильевну СЕМЬЮ и директора одной из ведущих патронатных площадок страны, 19-го детского дома, Марию Феликсовну ТЕРНОВСКУЮ. Естественно, что разговор пошел в основном о патронате.

Специалисты по потерям
Мария Терновская:
– Идеология устройства детей постоянно эволюционирует. За рубежом началось все со спасения детей во времена промышленной революции в середине XIX века. Эта идея главенствовала многие годы. Сначала спасали от голода и безнадзорности. После двух мировых войн для спасения детей стали открывать государственные учреждения, т.к. одних церковных приютов не хватало, а разобщенность семей достигла своего пика, родных было не найти и дети уходили на улицы.

После войны выяснилось, что детей надо «спасать» уже от учреждений. Психолог Джон Боулби разработал теорию привязанностей, с которой выступил в Британском парламенте. Оказалось, что если ребенок оторван от матери в первый год жизни, у него не формируются привязанности – особые эмоциональные связи с единичным значимым взрослым. Из-за этого ребенок перестает развиваться, у него не формируется мозг, иногда это приводит к тяжелым заболеваниям и гибели. В Англии поменяли законы, повсеместно стали раздавать детей в замещающие (в фостерные, или в как у нас они называются, в патронатные) семьи и за 10 лет закрыли детские дома.
При этом считалось, что люди должны брать детей «как родных» и «из любви». Государство не отвечало за такого ребенка, семьям не помогали ни материально, ни практически.

Через 10 лет ситуация изменилась: дети войны выросли. Социальный кризис привел к росту семейного неблагополучия, детей «спасали» теперь уже от их собственных родителей. Их тоже нужно было устраивать в семью. А они иногда в семью не хотели, а хотели домой. Фостерная система воспитания попала в жесточайший кризис: «из любви» таких детей брать уже никто не хотел. Вытянули ситуацию «старые кадры» – семьи, которые разобрали детей из детских домов за 10 лет до того. Вместе с социальными службами они создали новую концепцию профессиональной замещающей семьи: воспитание такого ребенка – это значимый и тяжелый труд. Одной любви мало, нужно понимать, как помогать таким детям. Труд должен быть оплачен. Семьи нужно готовить, отбирать и помогать им после помещения ребенка. Государство же должно отвечать за результат. Одновременно решили, что нужно бороться уже не просто за «спасение ребенка», а за то, чтобы «спасти его семью», т.к. этого хотели дети и некоторым нельзя было помочь по-другому, а только вернув его домой.
В замещающие семьи стали вкладывать бюджетные деньги. Денег стало жалко. Стало ясно, что и для ребенка, и для государства выгодней детей возвращать домой, к родителям. Следующие 10 лет идея «спасения биологической семьи» была определяющей в политике. Одновременно росла и профессионализация и дифференциация замещающих семей. Они становились «специалистами» воспитания для различных категорий детей – подростков, инвалидов, младенцев, правонарушителей…

Таким образом, возникли два вектора:
– надо спасать кровную семью
– надо гарантировать «рабочие» условия труда замещающим семьям, которые при этом не перестают быть настоящими новыми семьями для детей.

Постепенно среди фостерных мам росло недовольство идеей «приоритета кровной семьи» и непростроенности перспектив для ребенка и для них самих. «Спасение родителей» затягивалось на годы, управляться с ребенком, которому не ясно, кто его воспитывает, становилось все труднее, сами дети страдали от двойственности и неустроенности дальнейшей судьбы.

Хуже всего было эмоциональное насилие, с которым постоянно сталкивался ребенок, попавший в ситуацию непростроенности планов на будущее, незавершенности отношений со своей семьей. Родители давали обещания забрать – и не забирали. Обещали навещать, и пропадали на месяцы. Говорили «не люби этих твоих фостерных родителей, а люби только меня, не слушай их, я сам тебе скажу, как надо». Как было жить с таким ребенком новым родителям? Как себя вести? Если кровный родитель сказал: я тебя не отдал, жди. А реальной надежды на возврат нет? Что ему сказать в ответ? Зачастую, дети начинали обвинять фостерных родителей в том, что они живут у них, а не дома. Говорить о качестве воспитания и результате для ребенка было не возможно. Плохо обстояло дело и с детьми, возвращенными домой: многие повторно изымались из семей. Было и несколько трагических случаев гибели таких детей.

Тогда маятник опять качнулся в другую сторону. Стали вводить «планы для детей» – выстраивать как-то дальнейшую работу с семьей и ребенком, четко прописывать временные рамки и виды помощи. При этом стало очевидно, что нужно разобраться с критериями оценки и вмешательства в семью, успеха государственной помощи ребенку. В тот период (конец 70-х – начало 80-х годов) четко установился главный принцип: приоритет интересов ребенка.

Этот принцип сохраняется до сих пор незыблемо, хотя на этом фоне провожают бушевать бури, волны «спасение детей» – «спасение родителей» главенствуют с переменным успехом. Например, несколько лет назад в США взяли курс на усыновление любой ценой и четко ограничили срок профилактики и фостерного воспитания: если за 1 год не происходит изменений в семье, ребенок должен быть передан на усыновление. В результате, т.к. за год разобраться не возможно, и желающих среди фостерных семей воспитывать ребенка всего год в нужном количестве не нашлось, переполнились приюты. В одном штате в таком доме, рассчитанном на 70 детей, проживало 250. Затягивались сроки: вместо 30 дней, дети там жили годами. Теперь там опять «новый курс» – вновь на широкое развитие профессиональных фостерных семей.

Галина Семья:
– У нас часто патронат сравнивают с фостеровской семьей, получившей широкое распространение на Западе. Это не совсем адекватное сравнение, есть свои нюансы. Патронат на Западе часто используется как скорая помощь при изъятии ребенка из семьи при угрозе его жизни: его помещают в специально подготовленную семью, так как изъятие из семьи и помещение в приют – слишком для маленького человека, возможен шок. В принципе, устройство детей в приемную семью является временной мерой, которая необходима для того, чтобы поместить ребенка в безопасные условия, пока агентство социальной помощи пытается помочь в решении семейных проблем, а затем агентство и суды решают вопрос о возможностях воссоединения семьи или о передаче ребенка на усыновление. При этом с кровной семьей ребенка специалистами ведется реабилитационная работа. Кстати, эта работа может длиться годами, а ребенок может переходить из одной фостеровской семьи в другую. А в некоторых странах, например, в Финляндии, даже не существует такого феномена, как лишение родительских прав (как, кстати, в некоторых странах нет процедуры отказа от усыновления).

Тот патронат, который у нас сейчас появился – это нечто другое. Мы можем передать ребенка в патронатную семью согласно существующим сегодня региональным законам только при наличии у него установленного юридического статуса «сироты» или «оставшегося без попечения родителей». О работе с кровными родителями ребенка в нашей стране речь не идет вообще: ни за одним учреждением не закреплена эта функция. Есть «добровольцы», например, такие как коллектив детского дома № 2 г. Вологды, который ищет родителей своих воспитанников и работает с ними по восстановлению детского-родительских отношений.
Они даже сумели ввести классификацию бывших родителей: с этими работать бесполезно, эти – может быть смогут восстановится в обязанностях и т.п. Сейчас они вернули за десять лет работы более ста детей! Либо к родителям кровным, либо к кровным родственникам, и у них нет ни одного возврата обратно.

Чем хорош патронат, и почему мы должны быть вообще признательны тем людям, которые патронат придумали? На сегодняшний день это – единственная форма передачи ребенка в семью, при которой обязателен отбор, обучение и сопровождении семьи профессиональными специалистами. Ни при какой другой вы не можете потребовать от кандидатов пройти обучение, можно только мотивировать их на это. Поэтому при патронате минимизируется число возвратов ребенка из семьи обратно в учреждение.

Мария Терновская:
– В смысле правоотношений – патронатное воспитание похоже на то, что есть в Европе, т.к. при патронате возникает разграничение прав по защите прав ребенка между службой и семьей. Мы тоже можем устраивать как детей с оформленным статусом, так и детей , не имеющих еще всех документов, но уже отобранных у родителей. Наша практика патронатного воспитания на базе детских домов отличается от западной тем, что в 90% случаев это устройство ребенка «навсегда» – до 18 лет, т.к. нет возможности восстановить семью в силу запущенности случая, в то время как на Западе в 80% случаев ребенок изымается из семьи на ранних стадиях неблагополучия, а не как у нас, когда уже поздно помогать, поэтому там такие дети возвращаются в кровную семью, а на долгосрочный патронат попадают лишь оставшиеся 20%. У нас также дети, не имеющие статуса, активно помещаются в семейные воспитательные группы, т.е. фактически, в семьи, т.к. живут в семьях. Такая практика развивается на базе приютов соцзащиты.
Но есть существенная разница: мы использовали нашу беду – множество детдомов – как преимущество и создали модель служб «под одной крышей», используя ресурсы детского дома. Работа с кровной семьей, с новой семьей, с ребенком идет в одном месте и пошагово, есть все специалисты. В то время, как на западе страдают от межведомственной разобщенности и от недостатка специалистов.

Замещающих «родителей» за рубежом называют «специалистами по потерям»: ребенок, который пережил потерю своей родной семьи, никогда не будет в полной мере воспринимать, ощущать, чувствовать то же самое, что и биологический ребенок. Это не отменяет самых глубоких привязанностей к новой семье, но память (в т.ч. и на уровне подсознания) о прошлом опыте всегда будет. И вопросы «А чей я?», «Каким я должен быть?» тоже будут периодически возникать. Это надо понимать, принимать и попросту «уметь» чувствовать эту специфику, стараться профессионально реагировать. Для помощи ребенку нужна тесная связь «родителя»–профессионала со специалистами других помогающих профессий – соцпедагогами, врачами, учителями, психологами. Такое сочетание ресурсов семьи и профессионалов – специалистов учреждения , собранных вместе, позволяет наилучшим образом обеспечить «потребности развития ребенка». Первейшей является потребность в любви и нужности другому и единственному человеку – матери, отцу, или тому кто ими стал.

Если мы говорим о массовости устройств в семью, то нужно создавать условия для того, чтобы люди смогли справиться с воспитанием. Именно на это нацелена патронатная система, подразумевающее обязательное сопровождение патронатной семьи специалистами и ответственности патронатных воспитателей перед доверившим им детей учреждением.

FAQ*
Мы отобрали самые распространенные вопросы и претензии к патронату и попросили Галину Владимировну и Марию Феликсовну ответить на них или прокомментировать соответствующие высказывания. Некоторые мы пересказали своими словами, другие (их мы выделили курсивом) привели дословно из наиболее ярких и характерных источников – интервью, данных нашему сайту детским психиатром Еленой ЛЕБЕДЕВОЙ и директором Ковалевского д/д прот.Андреем ВОРОНИНЫМ, получившего широкую огласку письма Екатерины ЛАХОВОЙ (тогда – председателя комитета Госдумы по вопросам семьи и женщин) к Дмитрию МЕДВЕДЕВУ и широко разошедшейся в рунете статьи юриста Антона Жарова «Почему я против патроната»:

– Патронат не является семейной формой устройства сирот, т.к. действует только до 18 лет и на это время «родители» поступают на службу в учреждение.

«Форма устройства – это определение ребенку законного представителя, который вместо родителей будет отвечать за ребенка, осуществлять его воспитание, содержание, образование, защиту его прав и законных интересов (статьи 26, 28, 32, 33 и 36 ГК РФ, статьи 56, 63, 137, 146, 153 СК РФ). При патронате законным представителем ребенка остается учреждение, которое передало ребенка на патронат, или орган опеки и попечительства.»
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– Дети понимают, что родители «не настоящие», понимают временность и шаткость своего положения, неискренность отношений за деньги и не относятся серьезно к таким отношениям. А еще – боятся, что если что не так, от них откажутся, это – психотравма.
Ответ Марии Терновской

– Руководству патронатных детдомов невыгодно передавать детей на опеку и на усыновление, т.к. финансируют д/д по числу содержащихся там детей, усыновленные дети там не числятся, а патронатные – числятся, но не содержатся, т.е. финансирование идет, а тратить его на детей не надо.
Ответ Марии Терновской

– Сторонники деинституционализации призывают к радикальному отказу от учреждений, но ведь патронатный эксперимент очень молод – не получится ли, что разрушив одну систему не удастся отстроить другую?
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– Поддержка патронатных программ отвлекает государственные средства от программ реального усыновления и от поддержания в порядке детских домов.
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– «Ребенок, находящийся на патронате, хотя и не убирается из базы данных, фактически исчезает из поля зрения потенциальных усыновителей или опекунов. Почему? Его нет в детском доме, с ним невозможно увидеться, даже если «выбрать по фотографии». Как вы себе представляете сцену, что некто семья Ивановых, выбрав по фотографии какого-нибудь Илюшу пяти лет, приезжает с направлением в детдом, а там, телефонограммой вызывают патронатных воспитателей семью Петровых с Илюшей, которому объясняют, вот, мол, эти люди хотят тебя усыновить.
Я описать-то это не могу толком, а что будет твориться в голове ребенка — неясно совсем. И что будут думать Ивановы и Петровы — трудно описать словами.»
Ответ Марии Терновской

– Предлагаемая сторонниками патронатного воспитания модель подразумевает смену приемных семей при отказе приемных родителей от дальнейшего воспитания ребенка. Получается, что главный бич воспитания в учреждении – прерывание эмоциональных связей – сохраняется и на патронате.
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– Патронатным родителям платят гораздо больше, чем усыновителям и биологическим родителям. Почему?
Ответ Марии Терновской

– Большинство патронатных родителей берет детей ради денег, часто на самих детей им наплевать.

«Мотивации иной, кроме финансовой, у патронатных воспитателей нет. Если хочешь взять ребенка — возьми под опеку, отвечай за него, расти. Если не можешь взять на себя ответственность за ребенка — иди, «зрей».»
Ответ Марии Терновской
Ответ Галины Семьи

– Почему патронат гораздо проще оформлять, чем усыновление?
Ответ Марии Терновской
Ответ Галины Семьи

– При выборе стези «профессионального родителя» есть вероятность сексуальных мотивов. Часто ли патронатными воспитателями становятся одинокие люди? Много ли среди них мужчин?
Ответ Марии Терновской

– Сторонники патроната скрывают статистику возврата из патронатных семей. Есть ли такая статистика, где она? Чем она отличается от статистики по другим формам семейного устройства?
Ответ Марии Терновской

– У детдомовцев такая наследственность и так деформирована в младенчестве психика, что никакая подготовка патронатных родителей не может компенсировать работу в учреждении.
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– Многие воспитанники детских домов вспоминают свой д/д с благодарностью, приезжают в гости и т.д. Известны ли подобные случаи в среде патронатных воспитанников? Вообще, есть ли в России хоть один выпускник патроната?
Ответ Марии Терновской

– В России нет крепкого института семьи (на каждые 1000 браков приходится 800 разводов). Невозможно говорить о приоритете семейного устройства, когда у нас почти нет нормальных семьей.
Ответ Марии Терновской
Ответ Галины Семьи

– Есть ли право отказать кандидату в патронатные воспитатели, или д/д, включенный в патронатный эксперимент, обязан с ним сотрудничать, если он изъявит такое желание – как в случае усыновления детдом обязан отдать ребенка каждому, представившему необходимые справки?
Ответ Галины Семьи
Ответ Марии Терновской

– В Британии все приличные школы построены по интернатному признаку, российская история тоже знает давнюю традицию воспитания в учреждениях – Лицей, кадетские корпуса, макаренковские коммуны и т.д., и все были счастливы. Почему сейчас это осуждается?
Ответ Галины Семьи

– Для ребенка важно, какой человек его воспитывает: какая мама, какая няня, какой учитель. А вопрос, где его этот человек воспитывает (в приемной семье или в детском доме), является уже второстепенным.
Ответ Марии Терновской
Ответ Галины Семьи

– Недавно мы узнали такую историю:
Тома выросла в детском доме семейного типа — у супружеской пары в Рязани было на воспитании 25 детей. До 12 лет Тома называла своих приемных родителей папой и мамой, потом узнала, что неродная. После девятого класса ее определили в училище с общежитием: по замыслу приемных родителей, Тома должна была стать штукатуром. Но девочка штукатуром быть не хотела, и из училища ее скоро отчислили, из общаги выгнали. Приемные родители сказали, что ничем помочь не могут: у них теперь другие дети. Так Тома оказалась на вокзале. Документов у нее нет: паспорт она получить так и не успела. Это нехарактерный случай, или так бывает часто? Чья здесь недоработка?
Ответ Марии Терновской

Подготовили Дмитрий Ребров, Михаил Агафонов