Майские дни, празднование Дня Победы, демонстрация нашей военной мощи, георгиевские ленточки и надписи на Мерседесах «Т-34», вновь и вновь заставляют нас задуматься над значением слова «патриотизм».
Истинный, ложный, имперский, этнический, квасной – какой на самом деле? Когда я стою на репетиции парада, и мимо меня по Тверской едет бронетехника, когда я задыхаюсь в клубах дыма от грохочущего рядом «Тополя» и меня охватывает некое «чувство» – это он?
Патриотизм, как особые переживания от своей принадлежности к государству, его языку и традициям, всегда, во все времена, был предметом споров. И уважаемые люди Древнего мира, и ранние христиане, и ученые Средних веков, и мыслители Нового времени высказывали прямо противоположные мысли по этому поводу. И определение, которым можно было бы раз и навсегда обозначить, что же это такое, настолько расплывчато, что, назвав себя патриотом, ты можешь прослыть и человеком, ответственным за свою страну, и националистом, и еретиком. Все зависит лишь от того, кому ты признаешься в чувстве любви к родине.
Так, в свое время в интервью газете «Труд» покойный патриарх Алексий II говорил: «Патриотизм, несомненно, актуален. Это чувство, которое делает народ и каждого человека ответственным за жизнь страны. Без патриотизма нет такой ответственности. Если я не думаю о своём народе, то у меня нет дома, нет корней. Потому что дом — это не только комфорт, это ещё и ответственность за порядок в нем, это ответственность за детей, которые живут в этом доме. Человек без патриотизма, по сути, не имеет своей страны. А «человек мира» это то же самое, что бездомный человек.
Вспомним евангельскую притчу о блудном сыне. Юноша ушёл из дома, а потом вернулся, и отец его простил, принял с любовью. Обычно в этой притче обращают внимание на то, как поступил отец, принявший блудного сына. Но нельзя забывать и о том, что сын, поскитавшись по миру, вернулся в свой дом, потому что для человека невозможно жить без своих устоев и корней…»
Другого мнения придерживается игумен Петр (Мещеринов), не раз упрекавшийся в непатриотизме. Еще более жесткая позиция у православного публициста Дмитрия Таланцева (статья «Ересь патриотизма), называющего патриотизм антихристианской ересью, потому что «патриотическое мышление как бы «объединяет» людей одной страны, одного государства, против людей – граждан другого государства, как бы противопоставляет людей по признаку гражданства. Гражданам «своей» страны патриотическое мышление приписывает свойство «хорошести», а гражданам других стран – свойство «плохости». То есть, оно как бы «делит» мир на «своих» и «чужих» – по признаку гражданства. Поэтому оно приводит к феномену философско-политической паранойи, – когда разные неудачи страны объясняются всегда происками внешних врагов и всякого рода «темных сил»…»
Когда Яндекс выдает мне, что 90% россиян носят георгиевскую ленточку, объединяясь, таким образом, вокруг памяти о Великой Отечественной войне, мне на ум приходит и другая точка зрения. Есть такое выражение «цена Победы», именно ее, по всей видимости, хотят отметить ленточкой, которая, как уже известно, не имеет к той войне никакого отношения. Есть и другое выражение, менее трагичное, более практичное – «цена парада Победы». Если бы мы – на уровне государства – хотели отметить подвиг тех, кто победил фашизм, то цену парада можно было бы поделить на оставшихся ветеранов и выдать им деньги наличными. Чтобы те самые старички, которых осталось совсем немного, последние месяцы-годы своей жизни, не топили печи дровами, не ходили бы в обносках, не побирались бы по рынкам, выискивая самое дешевое. Чтобы они могли лечиться в лучших клиниках мира и покупать лекарства швейцарского производства. Наша же память о них – это «спасибо деду за Победу», которую потом, ближе к зиме, когда эти патриотические подъемы уже не актуальны, переделывают в «спасибо дед за обед».
Как известно, о войне, 200-летие которой мы отмечаем в этом году, писал в «Войне и мире» Лев Толстой. Особый интерес писателя, со времен еще первых произведений – Севастопольских рассказов, вызывало это чувство к родине, которое испытывал каждый человек, причастный к бою. Именно здесь, на войне, в особых обстоятельствах, по мысли Толстого, обостряется до предела все, что есть в человеке хорошего и дурного. И простые солдаты, не знающие, возможно, этого слова «патриотизм», ведут себя так, как того требует долг. Они защищают, не отступают и побеждают. Купец Ферапонтов перед вступлением французов в Смоленск просит солдат бесплатно забрать его товар, так как если «решилась Расея», он сам все сожжет. Этим истинным патриотам Толстой противопоставляет людей позы и рисовки с их ложным патриотизмом.
Если бы Толстой описывал наше время, наше восприятие событий ХХ века, наше отношение к героям Великой Отечественной, не обличил бы он и нас, повязавших ленточку на сумочку «от Дольче», не упрекнул бы в фальши? Можно сколько угодно спорить о значении этого слова, о том, хорошо это или плохо, притягивая на свою сторону исторических деятелей, высказывавшихся по этому поводу, – от Джорджа Байрона («Тот, кто не любит свою страну, ничего любить не может») до Бернарда Шоу («Патриотизм – разрушительная, психопатическая форма идиотизма»), но истина будет там, где ценится не вообще народ, а каждая личность в отдельности.
