В мае 2020 года протоиерей Дмитрий Смирнов переболел ковидом-19, прошел реабилитацию после пневмонии. До ковида батюшка перенес операцию на сердце. Здоровье было подорвано. В августе 2020-го отец Дмитрий написал прошение в Священный синод об освобождении от должности главы Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, которую он занимал с октября 2013 года.
Об о. Дмитрии вспоминают лично знавшие его.
«Стихи-то пишешь?»
Священник Константин Кравцов:
…Наткнулся в ленте на фото, лучше всего выражающее суть моих, да и не только моих, взаимоотношений с батюшкой. Он обладал не только редчайшим среди духовенства даром слова, но и еще более редким даром – даром любви. Это сочетание и притягивало к нему.
…впервые я увидел его на всенощной 19 августа 90-го года – всенощной под престольный праздник свт. Митрофана Воронежского в незадолго до этого переданном Церкви полуразрушенном храме на 2-й Хуторской, которой о. Дмитрий вернул историческое название – Царская.
Больше всего поразило то, чего я не встречал ни в одном храме: дух общины. Все стоящие (храм был битком) составляли единое целое. И я решил, что с этих пор буду ходить именно сюда.
Батюшка брал в свое сердце приходящего к нему, а точней – к Богу и – являл собой того самого Отца из притчи о блудном сыне. Иногда мог неожиданно открыть душу как близкому другу, часто в ответ на твои вопрошания и/или признания (на исповеди, но не только) находил неожиданные, переворачивавшие твои представления, нередко ошеломляющие и всегда утешающие слова.
Бывал и резок, иногда, казалось, слишком резок, реагируя на какую-то ситуацию, но всегда – искренен. Говорил, что думал, не идя на компромиссы с духом века сего – политкорректностью и прочими предписаниями «диктатуры черни» (Эдгар По о демократии), что не могло не сделать его объектом травли, свидетелями каковой мы и стали минувшей весной.
Многие сегодня высказались о нем как о воине – это так, но я бы уточнил: он был не только воином, но и полководцем. Другого такого я не вижу, что делает эту утрату поистине невосполнимой.
… Он мог не только разделить трапезу со своим чадом в его доме, но и прийти на презентацию его поэтической книги в прокуренный, полный богемы, подвал…
…помню, говорили как-то о происходящем и я спросил его:
– Батюшка, а где же выход?
– Выход? Только здесь – указал он на сердце. Еще помню разговор в алтаре о трудности совмещения священнического служения с творчеством. «Здесь ты у источника» – сказал он.
В другой раз – о том, что талант может оказаться тем крючком, на котором тебя держит дьявол. Еще помню такой диалог при встрече через несколько лет моего священства в Ярославле:
– Стихи-то пишешь?
– Пишу.
– И как ты жив до сих пор….
Воспоминания – сегодня они, путаясь, наплывают одно на другое. 30 лет как-никак. Вся жизнь. Может, даст Бог, напишу что-то более связное, а пока – не могу: слишком многое воспоминаний…
«Отец Дмитрий – очень смелый»
Епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви, друг о. Дмитрия:
«Протоиерей Димитрий Смирнов был бесстрашным человеком и говорил правду, что не всем нравилось. Отец Димитрий Смирнов был очень добрый и очень смелый человек – совершенно бесстрашный.
Он не боялся говорить правду, нравилась она кому-то или не нравилась. Он боролся за добро и делал это остро, ярко».
При этом, заметил владыка Пантелеимон, зачастую в своих высказываниях отец Димитрий «имел в виду совсем не то, что из них выводили люди, которые его не понимали».
«Отец Дмитрий был очень добрый: создал три детских дома, гимназию, организовал одно из первых (в новейшей истории страны – ред.) сестричеств милосердия, собрал огромную общину талантливых, любящих людей. Его все уважали: и православные, и иноверцы. Он многое сделал для многих людей. Для меня он сделал очень много.
С ним всегда было очень радостно, он никогда не унывал, несмотря на пережитые болезни, смерть родителей и гонения.
Я верю, что Господь примет его в свои селения, потому что у него была простая, искренняя вера».
«В последнее время о. Дмитрий был уже на колясочке, но совершенно спокоен и благодушен»
Протоиерей Александр Ильяшенко, друг о. Дмитрия:
– В последний раз мы с ним виделись и служили 18 сентября, в день 70-летнего юбилея владыки Пантелеимона (Шатова). Мы служили в храме, отец Дмитрий был уже на колясочке, но всю службу молился в алтаре и причащался.
Он был, как всегда, в хорошем настроении. Никаких уныний и горестных вздохов, после того, как его состояние резко ухудшилось, у о. Дмитрия не было.
А было внутреннее спокойствие, уравновешенность, радость и глубокая покорность воле Божией: «Господь так судил, значит, так тому и быть». Его тело стало немощным, а дух бодрым по-прежнему.
Отец Дмитрий на протяжении своего священнического служения вел очень напряженный образ жизни. Он выкладывался полностью, служил Богу, Церкви и людям. Поэтому у него накопился целый букет заболеваний. Весной он заболел неким вирусом, который на фоне тех болезней, которыми болел отец Дмитрий, дал осложнение.
Тут можно отметить некую его прозорливость. Он почувствовал, что это последняя его болезнь.
Сам попросил, чтобы Святейший Патриарх Кирилл снял с него послушание председательства в Патриаршей комиссии по семье, а также послушания настоятеля в тех храмах, которые он воссоздал, и которые благодаря ему наполнились множеством людей.
Я не знаю, могу только предполагать, но думаю, что он понимал, что уже не сможет вернуться к активному служению. Он готовился к смерти. Он, здесь на Земле, завершил дела и передал часть своей огромной нагрузки нескольким людям.
Ту нагрузку, которую он в одном лице соединял, – председателя двух патриарших комиссий и настоятеля девяти храмов – теперь будут нести несколько человек. Это еще больше подчеркивает его значимость для Церкви.
Познакомились мы с отцом Дмитрием в конце 1970-х – начале 80-х. Тогда по Москве прошел слух, что два молодых человека с высшим образованием пошли в санитары, чтобы потом поступить в семинарию, – это в те-то времена.
Один из них был отец Дмитрий, второй – владыка Пантелеимон (Шатов). Они дружили с юности.
Потом в течение ряда лет несколько приходов со своими священниками ездили в день св. Димитрия Солунского в подмосковный храм Димитрия Солунского на престольный праздник. Один из этих священников был отец Дмитрий Смирнов. Там я с ним и познакомился.
Он привлекал внимание любого человека: физически очень крупный, жизнь в нем кипела, он заряжал своей радостью, своим юмором окружающих.
Когда его назначили настоятелем храма Митрофания Воронежского, мы были на освящении храма. Я помню, с какой пламенной глубокой молитвой он молился. Когда освещается храм, то вкладывают частицу мощей святого в престол. Он нес эту частицу мощей крестным ходом, потом поднялся, прошел через святые врата в алтарь и укрепил мощи в основании престола с таким чувством, благоговением.
О. Дмитрий всегда старался поднять настроение собеседника. Говорил мудро и весело. Это очень важно, особенно для человека, который пришел на исповедь.
Ему и трудно, и страшновато, он может бояться, что священник его осудит. Отец Дмитрий отлично умел разряжать обстановку. И вообще был человеком экспромта.
Но мог быть и резким: чтобы пробить толщу греха, самодовольствия, ограниченности, когда мягкость будет не услышана.
Это приводило к тому, что кто-то задумывался, почему священник так сказал? У кого-то вызывало бурю протеста, возмущение. Но важно не только то, какие именно слова человек сказал, но и то, какое впечатление он произвел.
О. Дмитрий производил очень сильное впечатление. Феномен его личности, ее масштаб еще нуждается в осмыслении, которое может прийти только со временем. К нему никто не относился равнодушно. К нему невозможно было относиться равнодушно. Он один из тех немногих людей, которые смогли глубоко коснуться души людей. Кто вошел в историю Русской Православной Церкви конца ХХ и начала XXI века.
Один из священников сегодня так прокомментировал сообщение о смерти отца Дмитрия, где были слова: «умер на 69-м году жизни, а сделал лет на 200».
Чтобы оценить жизнь христианина, можно задать один простой вопрос: «Что такое любовь?» Любовь – это стремление подвигнуть человека ко спасению души. Вот то главное, что мы можем сделать для других. Если ты способствуешь тому, чтобы люди рядом с тобой спасались, значит ты проявляешь любовь, о которой говорит Господь наш Иисус Христос.
Посмотрите, сколько людей вокруг о. Дмитрия спасалась. Скольких он сумел наставить на спасительный, благодатный, полноценной жизненный путь. Скольких уберег, отвратил от греха, сколько маленьких жизней спас, уберегая женщин от горьких ошибок.
Скольким детям он помог, опекая приюты. Шутка сказать: брать детей, от которых отказались родители, которые никому не нужны. А вот ему были нужны. Организовывал воспитателей, искал финансирование…
А сколько высших генералов и других военных чинов, которые занимали высокие посты в армии, благодаря о. Дмитрию изменили свое отношение к Церкви, стали ее чадами? Скольким рядовым солдатикам он помог и лично, и тем, что способствовал появлению в воинских частях военных священников – капелланов. Да всего, что он сделал, невозможно перечислить. Выдающийся человек.
«И мне помогал, и многим, кого я знаю»
Священник Михаил Дудко:
– Ревностный пастырь. Оригинальный проповедник. Герой деятельного милосердия.
Даже те, кого возмущали его высказывания «на грани фола», свидетельствовали о его постоянной и искренней готовности помочь в самых различных нуждах, и о многочисленных фактах такой помощи.
И мне помогал, и многим, кого я знаю.
Человек с отличным чувством юмора, которое в диалоге с ним слишком часто изменяло его оппонентам. Личность с редким умением оставаться собой и в царских, и в больничных палатах. Мог быть умным или юродивым, в зависимости от обстоятельств. Несгибаемый.
Я не со всем соглашался, что он говорил, но всегда глубоко уважал о. Дмитрия. Таким, как он, быть непросто.
«Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох».
Прими, Господи, душу его.
Даст Бог, еще увидимся, отец Димитрий! Царство небесное.
«Он грел собой этот ледяной мир, сколько мог, пока мог»
Майя Кучерская, профессор в НИУ ВШЭ:
– Когда мы познакомились, ему было чуть за сорок. Лучезарный, всех любящий батюшка, который хотел только одного: всех обогреть, всем помочь, всех спасти.
Он отдавал себя все 24 часа в сутки. Несчастным теткам, неприкаянным девицам, философствующим молодым людям, одиноким старушкам, мальчикам-сиротам (он создал и поддерживал 3 детских дома), безумцам – всем, кто к нему приходил.
Ликовал с теми, кто весел, плакал с теми, кто горевал. И это не фигура речи, это правда так. Плакал, улыбался, часто шутил. Очень смешно. Иногда довольно едко, отрезвляюще. Каждого видел насквозь.
И помогал, помогал, помогал.
Как у Христа за пазухой – с ним я поняла, как это. Вот так: тепло, надежно, навсегда. Он был отцом и матерью. Это продолжалось годы. Бесконечные счастливые годы. Потом он стал совсем уж знаменитостью, публичным лицом, что-то говорил, и многие судили о нем по его словам. Не по делам. А его добрых дел не сосчитать, не исчислить.
Из спасенных им – от самоубийства, алкоголизма, от тюрьмы, сумы, от такого разного человеческого горя – можно составить город, страну. Но наверное, две – потому что об очень многом он никому не рассказывал. Никому эти убогии не были нужны, а ему – да.
Он грел собой этот ледяной мир, сколько мог, пока мог.
Уже тяжко больным, совсем недавно он звонил мне и просил помочь одной девушке, сироте. Знаю, что сам он тоже дал ей денег на обучение. И таких историй – сотни, тысячи.
Мы так часто и так легко его судили, не то сказал, но кому, скольким людям помогли мы? Кого сумели полюбить мы? Я?
Он построил целое царство – с храмами, чудесными садами, цветниками, чтобы все мы радовались, благодарили Бога, любовались… Великий. Русский богатырь. У любви его не было дна.
Прощай, возлюбленный отче!
Скачи по полям в ромашках на своём богатырском коне.
«Я поражалась, насколько медиа-образ с вырванными цитатами не соответствовал отцу Дмитрию-настоящему»
Нина Секачева, искусствовед, старший преподаватель кафедры истории и теории христианского искусства ПСТГУ:
– Сегодня пришло скорбное известие о кончине отца Дмитрия Смирнова.
Отец Дмитрий был одним из самых живых, ярких, веселых остроумных, людей, встреченных мною в Церкви.
Эта веселость отнюдь не была чем-то поверхностным и внешним, но, скажем так, глубинным качеством его мощной и художественной натуры. Он был художник и по образованию, кстати, и был соединен с артистической средой множественными связями и духом. Его суждениям была присуща широта и оригинальность, но не они были главным в нем. А доброта, позитивность и принятие людей.
Это нельзя подделать. Оно или есть или нет. У него было, и это можно было почувствовать даже при коротких соприкосновениях. Именно поэтому он собирал вокруг себя огромное количество людей.
Позднее я часто с грустным недоумением думала о том, насколько образ в медиа, составленный из обрывков его фраз, вырванных из контекста, растащенных по углам интернета и обмусоленных людьми, к сожалению или к счастью ничего не понимающими ни в личности отца Дмитрия, ни в существе вопроса, – далек от реального человека.
Он не был мастером гладких и «правильных» текстов, хотя был очень популярным проповедником. Его личность не постигалась в пространстве теоретического дискурса. Он был живым свидетелем некоего нового и радостного бытия, другом и соратником важных для меня людей. И его деятельность (перечислять сделанное им сейчас не буду), несомненно, составит одну из лучших глав нашего религиозного ренессанса рубежа веков.
«Я пришла к нему в трагическое время своей жизни»
Татьяна Строкова, акушер-гинеколог:
– С отцом Димитрием Смирновым я познакомилась в 2008 году, когда он еще занимал должность председателя Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами. Он производил впечатление очень занятого человека, у которого множество встреч, множество служб – ведь он настоятельствовал сразу в нескольких храмах.
Но, тем не менее, отец Димитрий находил время, чтобы побеседовать с совершенно простыми людьми, такими, как я. И беседовал так долго, как было необходимо.
Я пришла к нему в очень непростой для меня период жизни, трагический, можно сказать. У меня тяжело болела дочь, длительное время она лежала парализованная после автокатастрофы.
Он нашел тогда возможность не только утешить меня по-человечески, но и помочь: подписал прошение на госпитализацию в Больницу святителя Алексия, потому что нас выгоняли из всех других больниц, благословил дать объявление в храме, чтобы прихожане помогли собрать денег на сиделку.
Кроме того, мы обсуждали с ним мою профессиональную деятельность, и я до сих пор помню, как он резко, но очень твердо сказал: «Танечка, только не занимайтесь ЭКО». Меня это поразило, потому что было заметно, что даже тогда, еще до его работы в Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства, было понятно, что эта тема для него важнейшая, можно сказать, первостепенная. Он видел будущее только в детях и хотел помогать им.
Потом я неоднократно была свидетелем его выступлений именно на эти темы. Отец Димитрий очень опасался того, насколько вся наша жизнь может измениться из-за, как говорил, «мутных» технологий, имея в виду ЭКО и суррогатное материнство.
Врачей он призывал, прежде всего, помогать женщинам стать мамами, лечить их, насколько это возможно, поддерживать и давать возможность детям появиться на свет естественным путем. Я в своей работе стараюсь следовать этим принципам, считаю, что отец Димитрий меня так благословил.
«Природный интеллигент и абсолютный неформал»
Наталья Москвитина, телеведущая канала «Спас», глава благотворительного фонда «Женщины за жизнь»:
– С отцом Димитрием Смирновым у меня одна ассоциация – это отец, папа, которого безумно любишь, но немного побаиваешься. Он мог и ремень достать, а мог и похвалить, приласкать. Мне никогда от него не попадало, но внутренне напряжение при каждой встрече оставалось. Потому что понимала: ему надо соответствовать, это как ребенок хочет, чтобы родители им гордились.
Познакомились мы, когда я в самом начале работы фонда «Женщины за жизнь» проводила пресс-конференцию, и он согласился в ней участвовать. Это было невероятное чудо, настоящий подарок судьбы, а когда мы встретились, сразу нашли контакт.
В нем была какая-то природная интеллигентность, и в то же время он был абсолютным неформалом, потому что не боялся сказать то, что другие сказать боятся. Когда мы с ним пересекались на каких-то ток-шоу, то перед ним трепетали все – и православные, и мусульмане, атеисты. Смотрели и ждали – а что он скажет, одобрит или возразит?
Вспоминаю, как однажды пришла побеседовать с ним на очень важную для меня в тот момент тему, а он запоздал. Пока ждала отца Димитрия, в голове было много мыслей, но то благословение, которое я в итоге хотела у него получить, я не получила. Батюшка отшутился, причем очень тонко, как он умел, и мы говорили на другие темы. Осталось ощущение, что я получу ответ, но позже, просто я пока еще не дождалась своего часа.
Прошло много лет, мы встретились в Храме Христа Спасителя, и потом отец Дмитрий предложил меня подвезти и дорогой обсудить мой вопрос. И вот тут все уже расставилось по местам, и тот вопрос, который меня все еще волновал, перестал иметь для меня прежнее значение. И ведь очень мало таких священников, к кому просто так можно запрыгнуть в машину и по душам поговорить.
Мне кажется, что отец Димитрий чем-то похоже на Спиридона Тримифунтского: в нем была и скромность, и внутренняя сдержанность, и весь он был – натянутая струна. Он пастырь, близкий к людям, к земле, твердо стоящий на ней. Что-то очень понятное и простое в отце Димитрии было… и есть.
Сегодня, наверное, впервые в моей жизни, такой день, когда смерть не связана с грустью, потому что я точно уверена, что он будет ждать меня там.
Открыла нашу переписку, вспомнила, как я обещала приехать навестить его с тортиком, но не успела. А теперь думаю: дай Бог мне с ним встретиться, потому что у него все хорошо, я уверена.
