«Когда он говорил о Христе, у него даже голос менялся»
«Да, прошло 30 лет, но ретроспективного взгляда на о. Александра у меня нет, – говорит Андрей Тавров, писатель, поэт, автор книги: «Сын человеческий. Об отце Александре Мене».
– Его жизнь была настолько «присутствием ныне и присно», что и его смерть этого не изменила. Для меня точно так же он – свет, который во тьме светит, и тьма не объяла его. Тьма – это когда «все проходит». Отец Александр Мень для меня не проходит.
Он помог мне выскочить из страшных ям, благодаря его молитвам я пережил самые настоящие чудеса, а чудеса, как известно, законам пространства-времени не подчиняются.
Для меня о. Александр был тем светом, который помог увидеть Христа. Когда он говорил о Христе, у него даже голос менялся, становился нежнее, теплее и глубже. И чувствовалось их глубокое родство, и рядом с о. Александром, как с проводником Христовой благодати, тени в душе исчезали, уходили страхи, а в сердце воцарялись мир, свет, мужество и молитва. Сколько раз я это испытал рядом с ним!
Но и сам о. Александр умел видеть Бога, тайный свет в каждом человеке, о котором тот даже не подозревал.
Помню, как о. Александра спросили во время одной из его лекций – почему он не принимает участие в политической жизни страны. «У меня есть мой приход, – это главное в моей жизни», – ответил о. Александр.
А однажды он сказал, что его мечта – быть тюремным священником.
И он стал бы, если бы была возможность, и даже не потому, что сам того захотел, а потому, что слышал волю Божью. Служение людям на своем месте для него было важнее всего. Важнее жизни. «Нет больше той любви, чем отдать жизнь за ближнего своего».
Думаю, смерть о. Александра не была случайной. Жизнь его была подражанием Христу. Он свято переживал Христову жертву и при всей своей брызжущей радости был на нее нацелен. Отдать себя полностью, целиком, до конца.
В тот день, 9 сентября 1990 года, когда, уже после удара, окровавленный, о. Александр медленно шел к своему дому, соседки увидели его и в ужасе спросили: кто это вас?, он ответил: никто, это я сам.
Как-то у Зинаиды Миркиной я спросил: «Почему его убили»? Она ответила: потому что мир не вмещает того, что не от мира, гонит того, кто несет в себе свет, чтобы этот свет не обличил злые дела его».
«Мне захотелось рассказать ему о своей жизни все, без утайки»
«Моя встреча с отцом Александром произошла 4 мая 1979 года. Это была пятница. Жаркий, солнечный весенний день, – рассказала Любовь Кузнецова, регент хора в храме Сретения Господня в г. Пушкино. – Эта встреча изменила мою жизнь. Я не помню, что говорил отец Александр, я запомнила только его потрясающую улыбку. В ней было все настоящим: радость, любовь. Он видел меня в первый раз в жизни, и так мне улыбнулся! Это меня потрясло.
Уже потом, спустя много лет, когда были изданы беседы и проповеди отца Александра, мне попались его слова: «Самый острый дефицит нашего времени – дефицит любви и искреннего уважения к человеку.
Только любовь может исцелить человека и показать, что он бесконечно ценен в глазах Бога».
Вот эта любовь меня и потрясла. Через месяц я пришла к нему снова, мне очень хотелось его еще раз увидеть, поговорить с ним, рассказать о себе – все без утайки, всю свою жизнь. У меня как-то сразу появилось к нему абсолютное доверие. И никогда даже в мыслях не было что-то скрыть от него, потому что я не сомневалась, что он меня любит, все поймет, всегда поможет».
«Врач не должен задавать этот вопрос»
«Я была прихожанкой отца Александра в течение 10 лет, с 1980 года, – рассказала Елена Захарова, врач, заведующая отделением в ГБУЗ ГКБ им. С. П. Боткина. – Пожалуй, самое главное воспоминание – это та радость и любовь, которые от него исходили. Наверное, Господь так нас ждет и так нам радуется, как радовался отец Александр. Наверное, радость и любовь отца Александра – это отражение Божьей любви. Только мы, обычные люди, так не можем, а он мог.
Второе — это профессиональный урок, который я, будучи тогда еще совсем молодым и неопытным врачом, извлекла благодаря отцу Александру. Однажды он обратился ко мне с просьбой съездить и осмотреть одного очень старого, тяжело больного человека, мужа его давней прихожанки, и попробовать чем-то помочь.
Я приехала и увидела старика, недавно перенесшего инфаркт миокарда и инсульт, не встающего с постели, умирающего от сердечной недостаточности и пневмонии.
И подумала: «Зачем отец Александр меня сюда прислал? Ведь ясно же, что помочь ничем уже нельзя, возможности организма исчерпаны».
Но вслед за этим пришла вторая мысль: «Отец Александр попросил помочь, и я должна попробовать». И я попробовала. Не столько мои нехитрые назначения, сколько уход, который удалось организовать, привели к тому, что с пневмонией удалось справиться, и общее состояние больного улучшилось. Он начал вставать и немножко ходить, прожил еще более 10 лет, почти до 100. Но самое главное, этот человек, будучи всю жизнь атеистом, незадолго до смерти принял крещение и обвенчался со своей женой, с которой прожил до этого 60 лет в любви и согласии.
Вот тогда я и поняла – зачем. Я поняла, что этот вопрос врач вообще не должен себе задавать. Врач должен сделать все, что возможно, даже если с профессиональной точки зрения ситуация представляется безнадежной. А если случится чудо, принять его с благодарностью».
Горний мир – это правда, он существует
«Самое живое и яркое воспоминание об отце Александре, или впечатление, которое сохраняется и утверждается уже 46 лет, — это внутренняя правда и достоверность его свидетельства о живой реальности мира невидимого, горнего, — сказал протоиерей Владимир Архипов (настоятель храма Сретения Господня в г. Пушкино). — Отец Александр был человеком, который не просто верит в Бога, но знает Его, видит и слышит Его, любит Его, живет и дышит Им, верен Ему безусловно».
«Скажи, что институт не отвечает за твое мировоззрение»
«В июле 1972 года я ушел из Института биологии развития АН СССР, где работал младшим научным сотрудником и имел ученую степень, в Московскую духовную семинарию, – рассказал протоиерей Александр Борисов, настоятель храма Космы и Дамиана в Шубине.
– Сначала отец Александр отрицательно относился к моей идее оставить генетику и внести свой маленький вклад в духовное возрождение нашей страны.
«Зачем? Христиане нужны везде, в том числе и в науке», – говорил он.
В течение года я его уговаривал, и он понял, что это не сиюминутный порыв, а обдуманное, твердое решение. И тогда мы с ним обсудили, как мне уйти из института, что сказать директору, академику Борису Львовичу Астаурову, с которым у меня были очень хорошие отношения.
Отец Александр предложил такой вариант: «Во-первых, скажи, что ты не подписываешь никаких антиправительственных писем, не подаешь заявление на выезд за границу, а поступаешь в учреждение, которое легально существует. Коль скоро существует Церковь, есть учреждение, которое готовит священнослужителей. Твои действия не имеют отношения к какому-либо политическому противостоянию.
Во-вторых, скажи, что институт, откуда ты уходишь, научный, а не образовательный. Поэтому он не отвечает за твое «неправильное» мировоззрение. В-третьих, скажи, что идеологически «неправильному» сотруднику как раз хорошо уйти в сферу, которая соответствует его убеждениям.
На следующий день я пришел к Борису Львовичу в кабинет и сказал, что должен уйти из института. Он разволновался, предложил обсудить это у него дома. Приехали, его супруга подала чай. Я рассказал ему о своих планах, изложил доводы отца Александра. Борис Львович ответил: «Я с вашим решением абсолютно не согласен, но оставляю за вами право поступать так, как вы считаете для себя правильным».
В дальнейшем он тоже использовал аргументы, которые я ему привел, объясняя в президиуме Академии наук, что случилось. Для института мой уход прошел безболезненно».
«Где здесь Ваня?»
«Я познакомился с отцом Александром Менем в последние годы его жизни, – вспоминает иеромонах Иоанн Гуайта (храм Космы и Дамиана в Шубине). – Я тогда был молодым студентом-русистом, стажировался в Москве. Помню, что его помощница Соня Рукова записала мое имя в еженедельник отца Александра. Но не «Джованни», а уменьшительный русский вариант – «Ваня». А мне подробно написала в тетради, как добраться до храма в Новой Деревне, и рядом написала: «о. А.», – потому что шел 1987 год, а в середине 80-х у отца Александра были неприятности из-за общения с иностранцами.
И вот, когда я впервые оказался в Новой Деревне, в конце службы отец Александр вышел из храма и громко спросил: «А где здесь Ваня?»
Первое, что мне дали эти немногие встречи и беседы с отцом Александром – это его видение Православия. Для него Православие не было музейным явлением, новой национальной идеологией России или превозношением мифического прошлого. Когда отец Александр говорил и писал о Православии, о Христе, он использовал грамматическое настоящее время гораздо чаще, чем прошедшее.
Для отца Александра Христианство, Православие – это Христос воскресший, а Он – здесь и сейчас, Он – современник людей всех эпох, и потому – вечно современный.
Православие для отца Александра Меня – это Церковь миссионерская, которая не боится общения, которая умеет вести диалог со всеми. Церковь, которая проповедует современному миру, и потому способна говорить с ним на его языке. По мысли отца Александра, все прекрасное, что творит человек, любое человеческое устремление к творчеству, к правде имеет непосредственное отношение ко Христу и к Церкви».
Главным литературным достоинством «Сына Человеческого» я считаю авторский подход к описанию главного героя – Иисуса Христа. В этом и заключен секрет книги. Автор как будто знал лично своего главного героя. Не всем писателям удается быть столь убедительными. Потому что отец Александр действительно знал Его лично…»
«Вдруг человек понимает – Бог рядом»
«Мой покойный муж, Владимир Николаевич Лихачев, был духовным сыном отца Александра Меня, – рассказала преподаватель Наталья Макарова. –
Володя говорил, что отец Александр открыл для него Бога, открыл веру. Впервые они встретились в конце 70-х годов. Моему мужу было около 35 лет, отцу Александру – чуть больше 40.
Владимир Николаевич преподавал в МИФИ. В те годы интеллигенция пыталась искать веру, живой жизни было мало, и она душилась информационными потоками, в которых было много лжи. Володе рассказали о «необычном священнике» о. Александре, и он специально поехал в Новую деревню, чтобы увидеть его самому. Володя еще тогда не был верующим человеком.
В храме он увидел священника, от которого исходило столько света, любви и радости, что он просто не мог от него отойти. Мой муж проводил отца Александра до его дома в Семхозе, и там разговор продолжался до тех пор, пока батюшка не дал понять, что уже поздно, наступило время сна. Это напоминает отрывок из Евангелия, – когда ученики спросили Христа – равви, где живешь? – пошли с ним и пробыли в доме Его до вечера.
Отец Александр был очень деликатный, и Володя был деликатный, он понимал, что пора уходить, но не мог уйти. Это не пример наглости Володи, он так себя не вел никогда. Это пример того, насколько сильным было притяжение личности о. Александра.
Володя тогда понял «что-то очень ценное» в о. Александре. Но вера сразу не пришла, он очень хорошо понимал, что такое, когда веры нет. Это когда тоскливо жить по неизвестной причине. Все вроде есть, но никакой радости.
И только через несколько лет общения с отцом Александром, хождения в церковь, это произошло. Просто вдруг он понял – Бог рядом. И все вокруг изменилось.
Интересно, что, встречаясь, они вместе с отцом Александром больше не вели «умных разговоров». А до этого Володя постоянно предлагал батюшке рассуждения о тайне зла, Троице, свободе воли. Теперь Володя говорил, что все эти разговоры – не важное, просто этап роста. Они могут и не вести к вере. Отец Александр тут же «увидел» его преображение, стал совсем по-другому с ним общаться, как с соратником.
Отец Александр стал давать Володе не богословские книги, а очень простые, например, «Камо грядеши» Сенкевича. И в то же время между ними укреплялась какая-то невидимая связь. Это было Володино рождение в новое общение, в какой-то совершенно иной план бытия.
У Володи, при понимании того, что за человек был о. Александр, было к нему очень трезвое отношение. Он не считал отца Александра выдающимся писателем, богословом, биологом, художником. Все это было «здешним».
Отец Александр был для него окном в другое измерение, через которое изливалась на нас мудрость, радость, любовь, ясность. И, кстати, о. Александр очень любил и ценил ясность в людях.
После того, как отца Александра убили, Володя продолжил некоторое время читать его лекции вместо него, сохранил аудиозаписи записи отца Александра, собрал и вел много Евангельских групп. Володя умер полгода назад, ему было 80 лет, он меня намного старше».
