У Флоренского, в отличие от многих, не было опыта оставления в юности детской веры: в семье Павла никто от веры не ограждал, но и принципиально не наставлял в ней, оставляя за ребенком право выбора. Православие стало его сознательным выбором в юности. С собственными пятью детьми Флоренский решил действовать иначе.
Родительская семья для отца Павла Флоренского была «райским островом». Но религии в ней места не было
Для родителей будущего священника Павла Флоренского нравственные ценности не носили сугубо религиозной окраски. Метафизику заменяли культура, искусство, взаимная любовь и понятия о порядочности: «Родители мои хотели восстановить в семье рай и в особенности детей своих держать в этом первозданном саде… Не только они хотели, но и я был способен по-райски воспринимать мир. Но в этом рае не было религии, по крайней мере, не было исторической религии.
Она отсутствовала тут не по оплошности, а силою сознательно поставленной стены, ограждавшей упомянутый рай от человеческого общества… В нашей семье суть религиозного воспитания заключалась в сознательном отстранении каких бы то ни было, положительных или отрицательных, религиозных воздействий извне, в том числе и от самих родителей».
О Павле Флоренском и его роде
Павел Александрович Флоренский – религиозный философ, богослов, православный священник, ученый, поэт. Родился в Елизаветпольской губернии (терр. современного Азербайджана) в 1882 г. Его отец был русским инженером железной дороги, происхождение матери было связано со старинным родом карабахских армян.
Внук отца Павла Флоренского, игумен Андроник (Трубачев), писал: «Родословие отца Павла сложилось из четырех сильных ветвей-родов: Флоренских, Соловьевых и Ивановых, Сапаровых. Род Флоренских происходил из Малороссии, и в начале XVIII века представители его поселились на Костромской земле. В письме от 27 апреля (15 мая) 1935 года отец Павел писал: «Этот род отличался всегда принципиальностью в области научной и научно-организаторской деятельности. Флоренские всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений, открывали новые точки зрения, новые подходы к предметам. Мне не известно ни одного Флоренского с выраженными художественными способностями ни в какой бы то ни было области искусства». Московский род Соловьевых, с сильно развитой музыкальностью, и Клинский род Ивановых, среди которых было много художественных натур, соединились в бабушке отца Павла – Анфисе Уваровне Соловьевой. От армянского рода матери, Сапаровых, «наследственность выражается в ярком ощущении материи и конкретного мира. Красота материи и ее конкретность, вот что унаследовали мы от рода моей матери» (из письма от 27 апреля (13 мая) 1935 года). Научность и художественность, отвлеченность и конкретность, вот противоречия, полученные отцом Павлом от своих предков».
В 1889 г. Павел, с золотой медалью окончив 2-ю тифлисскую гимназию, стал студентом Московского университета, физико-математического факультета. В студенческие годы знакомится с А. Белым, К. Бальмонтом, А. Блоком, З. Гиппиус, Д. Мережковским, В. Брюсовым. В этот же период он с интересом отнесся к учению Владимира Соловьева, изучал работы, написанные архимандритом Серапионом (Машкиным). Тогда же он впервые начал публиковаться в журналах «Весы» и «Новый путь».
Епископ Антоний (Флоренсов) благословил его после выхода из университетских стен на поступление в Московскую духовную академию при Троице-Сергиевой лавре. В эти годы у него возник замысел объединить светскую культуру и церковность, предпринять попытку синтеза научно-философского мировоззрения и церковных постулатов, а также искусства. Он начинает писать работу «Столп и утверждение истины», которая была готова в 1908 г. и удостоена Макариевской премии. По окончании в этом же году академии Флоренский успешно защищает кандидатскую диссертацию; в 1914 г.становится магистром богословия.
В 1911 г. Флоренского рукоположили в священники. Местом службы стала церковь Убежища сестер милосердия Красного Креста в Сергиевом Посаде, где он пробыл до мая 1921 г. На протяжении 1912–1917 гг. Павел Флоренский, одновременно являясь профессором академии, читал лекции по истории, философии, а в 1912 г. получил редакторский пост в академическом журнале «Богословский вестник».
Революция 1917 г. была воспринята Флоренским как своеобразный апокалипсис, но с точки зрения политики и философии его все больше привлекал теократический монархизм. Одно из направлений его деятельности в это время – музейная работа и искусствоведение. Флоренский пытался убедить новую власть в огромной ценности Троице-Сергиевой лавры, работал в Комиссии охраны памятников и старины в качестве ученого секретаря. В эти годы он пишет «Очерки философии культа» (1918), «Иконостас» (1922).
В этот же период Павел Александрович активизирует деятельность на поприще математики и физики. Он являлся профессором ВХУТЕМАСа, участвовал в создании и реализации плана ГОЭЛРО. На протяжении 1927–1933 гг. Флоренский выступал редактором «Технической энциклопедии» и написал для нее большое количество статей.
В 1928 г. была ссылка в Нижний Новгород, но она была короткой благодаря ходатайству Е. Пешковой. Флоренский принял решение остаться в России, хотя ему предоставлялся шанс стать эмигрантом и переехать в Чехию. В начале 30-х в советских изданиях выходит целый ряд статей, направленных против Флоренского. 26 февраля 1933 г. его арестовали и 26 июля приговорили к 10 годам заключения. Отбывать их предстояло в лагере «Свободный» в Восточной Сибири. Прибывшему туда ученому предстояло влиться в научно-исследовательский отдел управления БАМЛАГа. 10 февраля 1934 г. новым местом пребывания стала опытная мерзлотная станция в Сковородине, где Флоренский занимался исследованиями.
17 августа Павла Александровича поместили в лагерный изолятор, а 1 сентября спецконвой доставил его в Соловецкий лагерь особого назначения, где с 15 ноября он работал на заводе йодной промышленности. Даже в таких тяжелых условиях Флоренский продолжал делать научные открытия – запатентовано их было более десятка. Особая тройка НКВД приговорила его 25 ноября 1937 г. к расстрелу. Когда приговор был приведен в исполнение, не известно, но датой смерти считается 8 декабря 1937 г. Похоронен Флоренский под Ленинградом на Левашовой пустоши в общей могиле.
Отец, которого маленький Павел очень любил, считал религию чем-то утилитарным, необходимым для нравственного здоровья общества и культуры: «Верят – и пусть верят. Но это – прочие люди. А мы должны понести в жизни человечность в ее непосредственном виде, без символов и подобий; мы не должны нуждаться в искусственных поддержках. Детское сознание должно быть выросшим вне гнета на него каких бы то ни было представлений религии, чтобы иметь возможность, когда окрепнет, свободно определить себя так или иначе и свободно, без предвзятых внушений в детстве, без известных привычек мысли и чувства, не стесняемое образами фантазии, не увлекаемое навязанными симпатиями и антипатиями, свободно избрать себе религию, какую сочтет истинной».
И сегодня немало людей видит в Церкви не мистическую Христову Невесту и не сообщество верных, а земной инструмент создания смыслов и поддержания нравственности. Но есть нюанс. Интеллигентный Александр Иванович Флоренский при этом еще и признавал право на свободу детей, а не навязывал им то, во что сам не верил и во что, по его мнению, надо было бы верить.
Быть самоучкой в духовной жизни – каково это?
Павла Флоренского можно сравнить со святыми IV века, которые росли в нехристианских или полухристианских семьях, такими как блаженный Августин или святитель Григорий Богослов. В их судьбах особенно чувствуется «не вы избрали Меня, а Я избрал вас, чтобы вы приносили плоды вечные. Я хочу, чтобы плод ваш был долговечный» (Ин 15:16).
«Мои позднейшие религиозно-философские убеждения вышли не из философских книг, которых я, за редкими исключениями, читал всегда мало и притом весьма неохотно, а из детских наблюдений и, может быть, более всего – из характера привычного мне пейзажа», – пишет о. Павел Флоренский.
«Во мне, – продолжает он, – был задержанный аффект религиозного чувства: я был отрезан от религии столь надежно, что силою внутреннего влечения сам надстраивал воздвигнутую между мною и религией стену. Чем большей была религиозная потребность, тем далее я, поставленный на известный путь, добровольно и стремительно бежал от возможности удовлетворения. И хотя родители не сделали здесь никакого явного насилия, но они повернули мое духовное развитие так, что много сил было затрачено мною на построение тюрьмы для себя самого, а затем – на разрушение этих стен».
Со временем он нашел в этом положительную сторону: «Полная ответственность решительно за все, что было и есть, за состояния самые пассивные, и столь же решительная невозможность отговориться внешними воздействиями и внушениями, наследственностью, воспитанием, слабостями. Тогда ясно: нет ничего, что «сделалось», «произошло», «случилось», нет никаких просто фактов, а есть лишь поступки, и знаешь: совершил их я. Я – и точка; далее не может быть и речи ни о ком и ни о чем. Не иначе – и в отношении всего того, что было даже в раннейшем детстве».
Лишь во времени учебы в Московской Духовной академии у Павла Флоренского появляются опытные наставники.
Его духовником до своей смерти был епископ Антоний (Флоренсов), образованный иерарх и подвижник с большим даром рассуждения, к которому ходила интеллигентная ищущая молодежь – сын профессора Бугаева Сергей (будущий поэт Андрей Белый), философ Владимир Эрн, Александр Блок. Кстати, епископ Антоний категорически не благословил Павла Флоренского на монашество.
Второй наставник – иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой лавры Исидор (Козин), который, по воспоминаниям: «Был в мире – и не от мира; был с людьми – и не как человек. Он не брезгал никем и ничем, но сам – был выше всего, и все земное никло и жалко повисало пред его тихою улыбкой».
Так что после самостоятельных исканий Флоренский получил глубокую духовную «шлифовку».
Что говорил и писал отец Павел о вере собственным детям?
Еще в 35 лет, в апреле 1917 года Флоренский начал писать завещание детям и много раз его дополнял. В этом завещании сжато описывается то, каким отец Павел видел духовное развитие и какие качества он считал наиболее важными.
Он просил детей «непрестанно ходить перед Богом» и чаще приобщаться Святых Христовых Таин, писал о неприятии «душевного мещанства», под которым понимал сплетни, злобу и зависть и – шире – пошлость и фальшь; говорил о том, как важны доброжелательность, уважение человеческого достоинства, человеческой свободы. По воспоминаниям, он говорил молодым людям, которые настаивали на своем: «Делайте, как считаете нужным, но это не так».
1917.IV.11 Сергиев Посад
1. Прошу вас, мои милые, когда будете хоронить меня, — приобщаться Святых Таин в этот самый день, а если уж будет никак нельзя, то в ближайшие дни. И вообще прошу приобщаться вскоре после смерти моей чаще.
2. Обо мне не печальтесь и не скорбите по возможности. Если вы будете радостны и бодры, то мне этим доставите успокоение. Я всегда буду с вами душою, а если Господь позволит – буду часто приходить к вам и смотреть на вас. Но вы уповайте на Господа и на Его Пречистую Матерь и не печальтесь.
3. Самое главное, о чем я вообще прошу вас, — чтобы вы помнили Господа и ходили пред Ним. Остальное – либо подробности, либо второстепенное. Но этого не забывайте никогда.
4. Не забывайте рода своего, прошлого своего, изучайте своих дедов и прадедов.
1917.V.8.
Старайтесь записывать все, что можете, о прошлом рода, семьи, дома, обстановки, вещей, книг и т. д. Старайтесь собирать портреты, автографы, письма, сочинения печатные и рукописные всех тех, кто имел отношение к семье, к роду, знакомых, родных, друзей. Пусть вся история рода будет закреплена в вашем доме и пусть все около вас будет написано воспоминаниями, так чтобы ничего не было мертвого, вещного, неодухотворенного.
5. Дома, библиотеки, вещей не продавайте, без самой крайней нужды. Главное же мне хотелось бы, чтобы дом оставался в нашем роде, чтобы под крылом преподобного Сергия вы, ваши дети, и внуки ваши долго-долго имели крепость и твердую опору.
1917.VII.7. Сергиев Посад
6. Мне думается, что задачи нашего рода – не практические, не административные, а созерцательные, мыслительные, организационные в области духовной жизни, в области культуры и просвещения. Старайтесь вдуматься в эти задачи нашего рода и, не уклоняясь от прямого следования им, по возможности твердо держаться присущей нам деятельности. Не ищите власти, богатства, влияния… Нам не свойственно все это; в малой же доле оно само придет – в мере нужной. А иначе станет вам скучно и тягостно жить.
1920.VI.3
10. Мои милые, в это тяжелое время друзья и знакомые много помогали нам, и без помощи их нам не выжить бы. И вы, мои хорошие, будьте всегда в жизни добры к людям и внимательны. Не надо раздавать, разбрасывать имущество, ласку, совет; не надо благотворительности. Но старайтесь чутко прислушиваться и уметь вовремя прийти с действительной помощью к тем, кого вам Бог пошлет как нуждающихся в помощи. Будьте добры и щедродательны.
11. Мои милые, грех, который особенно тяжело было бы мне видеть в вас, это зависть. Не завидуйте, мои дорогие, никому. Не завидуйте, это измельчает дух и опошляет его. Если уж очень захочется что-то иметь, то добывайте и просите у Бога, чтобы было желаемое у вас. Но только не завидуйте. Мещанство душевное, мелочность, дерзкие сплетни, злоба, интриги – все это от зависти. Вы же не завидуйте, утешьте меня, а я буду с вами, и сколько можно мне будет, буду молить Господа о помощи вам.
И еще – не осуждайте, не судите старших себя, не пересуживайте, старайтесь покрывать грех и не замечать его.
Говорите себе: «Кто я, чтобы судить, и знаю ли я внутренние побуждения, чтобы осуждать?» Осуждение рождается большей части из зависти и есть мерзость. Воздавайте каждому должное почтение, не заискивайте, не унижайтесь, но и не судите дел, которые вам не вручены Богом. Смотрите на свое собственное дело, старайтесь сделать его возможно лучше и делайте все, что делаете, не для других, а для себя самих, для своей души, стараясь из всего извлечь себе пользу, назидание, питание души, чтобы ни одна минута вашей жизни не утекала мимо вас без значения и содержания.
Москва. 1921.III.19–20. Ночь у В.И. Лисева
Суббота под воскресенье.
12. Милые мои детки, тоскует мое сердце по вас. Когда вы вырастете, то узнаете, как тоскует отцовское и материнское сердце по детям. И тоскует оно по моей бедной маме, которая сидит одинокая и к которой нет сил приблизиться внутренно. Много-много хочется написать мне вам. Приходят вереницы мыслей и чувств, но нет ни времени, ни сил записывать. Вот одно, что особенно настойчиво просится к записи: Привыкайте, приучайте себя все, что бы ни делали вы, делать отчетливо, с изяществом, расчлененно; не смазывайте своей деятельности, не делайте ничего безвкусного, кое-как. Помните, в «кое-как» можно потерять всю жизнь, и, напротив, в отчетливом, ритмическом делании даже вещей и дел не первой важности можно открыть для себя многое, что послужит вам впоследствии самым глубоким, может быть, источником нового творчества <…>
И еще.
Кто делает кое-как, тот и говорить научается кое-как, а неряшливое слово, смазанное, не прочеканенное, вовлекает в эту неотчетливость и мысль. Детки мои милые, не дозволяйте себе мыслить небрежно. Мысль – Божий дар и требует ухода за собой. Быть отчетливым и отчетным в своей мысли – это залог духовной свободы и радости мысли.
1922.VIII.14.
Давно хочется мне записать: почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо, смотрите на звезды или на лазурь днем. Когда грустно, когда вас обидят, когда что не будет удаваться, когда придет на вас душевная буря – выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа успокоится.
Он призывал быть щедрыми и милосердными: «Не надо раздавать, разбрасывать имущество, ласку, совет… старайтесь чутко прислушиваться и уметь вовремя прийти с действительной помощью к тем, кого вам Бог пошлет как нуждающихся в помощи», не завидовать и не быть небрежными даже в мыслях: «Мысль – Божий дар и требует ухода за собой. Быть отчетливым и отчетным в своей мысли – это залог духовной свободы и радости мысли».
Можем ли повторить опыт отца Павла Флоренского сейчас?
Вроде бы простые правила и простое настроение дома. Что из этого можно взять сто с лишним лет спустя и не впасть в бесплодную, химерическую попытку косплея жизни русской интеллигенции и/или духовенства?
Те принципы, которые перечислялись выше, – очевидны. После первого прочтения кажется, что они «за все хорошее против всего плохого». Но… может быть, этого-то и не хватает. Естественность, невымученность очень важна, она создает в семье здоровый климат. На этих простых принципах можно растить собственные отношения в семье, в деталях своеобычные, непохожие на те, которые были у отца Павла, с поправкой на сто лет разницы.
Уважение к чужой свободе, уважение к иному, ненавязчивость – это ключевой момент. И пример отца Павла показывает, что при этом можно быть вполне «до последней свечечки» церковным человеком.
В ноябре в «Российской газете» выходила статья «Молодежь не верит. Так ли это?», посвященная результатам опроса ВЦИОМа об отношении россиян к религиозным практикам. Там говорится: «Многие, даже несмотря на то, что их семьи являются религиозными, приходили к вере не в раннем детстве, а в сознательном возрасте, примерно в конце подросткового периода. Похоже, что для современной религиозной молодежи вера является осознанным этапом их жизни, к которому они пришли самостоятельно, без давления извне». Самостоятельный опыт, без давления извне важен для человека информационного общества, окруженного потоками знаний и новостей.
Как часто сегодня люди ждут программы, чек-листа, алгоритма, применив который можно гарантировано получить результат в воспитании. Прокачать навыки, наполнить смыслами, освоить компетенции. Математик Флоренский как никто противостоит такому подходу и за естественность и возрастание. Ведь «Любовь возможна к лицу, а вожделение – к вещи» и «Механическое объяснение – дешевое объяснение», как он писал.
