От камней к живым людям

О благотворительности в России заговорили после долго перерыва в конце 80-х, на закате советской эпохи. Тогда одна за другой стали появляться сообщества людей, пытавшихся заняться подобной деятельностью, не имея ещё ни опыта, ни сколько-нибудь серьёзных теоретических знаний. Те, кто захотел, приобрели опыт со временем. Среди них и Фонд возрождения Санкт-Петербурга, который начался с желания представителей разных профессий восстановить разрушающуюся красоту своего города. Позже у сотрудников Фонда произошёл переход от внешнего к внутреннему, от заботы о зданиях к заботе о живых людях, от восстановления стен к восстановлению душ. С директором Фонда возрождения Санкт-Петербурга Ириной Чижевской побеседовал наш корреспондент Игорь Лунев.

Фонд возрождения Санкт-Петербурга – одна из старейших некоммерческих организаций города, появился в 1988-м году. Его создавали представители интеллигенции: архитекторы, строители, врачи – но в нём не было чиновников или карьеристов. Учредителями Фонда стали такие общественные организации, как Союз журналистов, Союз писателей и т.д. Среди первых проектов Фонда были разработка методов щадящего ремонта, которые позволяют сохранить старые здания с очень аккуратным применением современных материалов (которые часто являются катализаторами разрушения), реставрация дворца Половцева, роспись молодыми петербургскими художниками стен только что открывшейся тогда гимназии при Русском музее, реставрация армиллярной сферы на здании Музея антропологии и этнографии (этот проект назывался «Чтобы Господь почаще замечал», и благодаря сотрудничеству фонда с НИИ «Прометей» в работе были использованы самые передовые технологии того времени). Ни государственной, ни грантововй финансовой поддержки у этих проектов не было – по словам Ирины Чижевской средства собирались «с миру по нитке». Сейчас Фонд возрождения Санкт-Петербурга практически не занимается архитектурными проектами. Но к 300-летию Санкт-Петербурга фондом было организовано добровольческое агентство «Петербург-300». Волонтёры занимались приведением в порядок некоторых памятников, на которые государство средств не выделило. Технологическую же часть расписали работники Музея городской скульптуры. Но это был разовый проект, основная деятельность Фонда теперь перенесена в социальную сферу. За 20 лет фонд пережил разные времена, разное отношение государственных структур, но сумел выжить. Сейчас организация располагается на Лиговском проспекте в благоустроенном и хорошо оборудованном помещении, состоящем из нескольких просторных комнат. В своё время оно досталось фонду в полуразрушенном состоянии, и ремонт делали своими силами, но пери помощи многих людей и организаций. Ирина Чижевская: – Даже сделать ремонт можно по-разному. Можно истратить кучу денег и нанять того, кто это сделает. Но можно соединить возможности многих людей и сделать тот же самый ремонт за очень небольшие деньги. Здесь есть еще один важный эффект: если горожанин просто дал денег, на любой проект, как правило, он тут же о нем забыл. Если он стал соучастником, партнером, такие отношения становятся долгосрочными и очень эффективными. Но организовывать этот процесс может высококвалифицированный менеджер. Мы все пришли в эту сферу, будучи специалистами в разных областях, но к менеджерской работе никто из нас готов не был. Пришлось учиться – за рубежом, так как в России этому просто еще не учили. Если уметь управлять различными ресурсами, то и с маленькими деньгами можно осуществить любой проект. Теперь, когда представители коммерческих организаций видят, как мы работаем, – не редко зовут работать к себе.

Топленое масло и бриллианты
– Ирина Эдуардовна, в начале 90-х Фонд отошел от градостроительной и реставрационной деятельности. Почему?
– В какой-то момент мы поняли, что если этот город будет отреставрирован даже по мановению волшебной палочки, из-за наших нравов очень быстро наступит та же самая разруха. Многие люди не умеют жить в городе-музее, они утратили понимание, что, выходя из дома, попадают в пространство художественного произведения. Отсюда – варварство и разрушения. Но для этого были и совершенно очевидные экономические предпосылки.

Начались тяжёлые, голодные, злые годы, начало 90-х. В это время особенно обострились социальные проблемы.
Во время блокады люди помогали друг другу, и благодаря этому многие выжили – и те, кто помогал, потому, что получали дополнительные силы, и те, кому помогали. Люди делились последним куском хлеба.

А в период начала 90-х мы ощутили, что жители города, оказавшегося в новой беде, перестали помогать друг другу. И выживание любой ценой стало разрушать петербуржца. Это нас ужаснуло и сподвигло не просто заниматься помощью, а создавать системы взаимопомощи.

В это время стали появляться богатые люди, но им было не до благотворительности. Именно тогда сформировался главный принцип Фонда – обращаться не к богатым людям, а собирать вокруг себя тех, кто готов был поделиться своими ресурсами. И не только деньгами, а знаниями, профессионализмом, умением, опытом.

Конечно, начальный капитал нужен был и нам. Мы создали сначала несколько небольших реставрационных предприятий, которые немножко помогли нам в этот период выжить. Согласно учредительным договорам они отчисляли небольшой процент от своей прибыли на деятельность Фонда. Но как только появился первый миллион, система начала сбоить. Снова мы увидели, как быстро деньги портят людей. Поэтому мы стали учиться, стали изучать историю благотворительности в Петербурге. Мы же тоже не знали, что такое благотворительность, нас никто этому не учил. Мы стали рыться в архивах, привлекли историков, журналистов. Нам раньше внушали, что благотворительность – это удел богатых людей. А это совсем не так. В Петербурге были традиции – например, День белого цветка, День розового цветка – сбор средств на улицах на различные благотворительные цели. Собирали средства горожане любых сословий – извозчики, студенты, преподаватели университетов, гувернантки, цветочницы, кто угодно. Мы, советские люди, про это ничего не знали. Поэтому мы стали системно заниматься изучением истории благотворительности Санкт-Петербурга, сохраняя верность этой теме до сегодняшнего дня.

История благотворительности до сих пор таит большое количество сюрпризов. Нам внушали, что Третьяков, Сибиряков, все эти меценаты, сначала грешили-грешили, потом решили, что надо как-то и перед Богом отчитаться… Но больше всего благотворительных инициатив в Петербурге исходило от обычных горожан. И Фонд возрождения Санкт-Петербурга пошёл по такому пути: видим какую-то больную проблему, видим, что нужно, и ищем где это можно взять, как заинтересовать людей друг в друге. Это наше ноу-хау, я считаю, и на этом мы держимся много лет.

– Какой был первый социальный проект Фонда?
– Это был проект, посвящённый пожилым работникам культуры «Золотая осень». Мы собрали списки ветеранов – библиотечных, музейных, филармонических работников. В этот период им надо было помочь просто выжить, поэтому мы занимались гуманитарной помощью. Чтобы не было очередей, мы приглашали человека в определённый промежуток времени. И старались создать систему, при которой, человек получая гуманитарную помощь не чувствовал себя униженным. Для нас было важно не только «подкормить», а проявить уважение к тем, кто очень много сделал для культуры Петербурга. В эти годы важно было поддержать людей и показать, что они еще очень нужны, особенно для наших детей. Были потрясающие люди – как бриллианты зарытые, которые столько знали! Мне очень жаль, что мы тогда очень мало их записывали.

Однажды американцы привезли топлёное масло, и мы взялись его раздавать нашим подопечным ветеранам. Я никогда не забуду женщину библиографа, которая пришла на следующий день и говорит: «Я принесла домой этот целый килограмм масла и подумала – а ведь, наверно, есть люди, которые нуждаются больше меня. Может быть, есть человек, который по этим вашим спискам не проходит? Можно, я полкилограмма оставлю?». Такие истории были. Хотя были люди, которые приходили за этим килограммом масла и брали его руками в бриллиантах. Ведь списки на получение гуманитарной помощи мы собирали через общественные организации и профсоюзы, в которых они работали. Те, кто предоставил нам списки, не очень ответственно отнеслись к делу, не выбрали тех, у кого действительно была нужда, а подошли по формальным признакам: вот он ветеран, орденоносец и так далее.
Это стало хорошей школой для нас и во всех сегодняшних социальных программах мы оказываем помощь, предварительно изучая ситуацию нуждающегося в помощи. Важны не справки, а социальное обследование.

Огонь и одежда
Один из наиболее заметных проектов Фонда, «Бюро взаимопомощи «Петербуржцы», существует уже почти 10 лет. Когда Фонд его делал, в него вложили свои ресурсы 60 организаций, и ещё около 3000 отдельных людей. В рамках проекта производится сбор вещей для экстренной помощи людям, пострадавшим от пожаров. Все вещи проходят качественную санитарную обработку, при необходимости осуществляется мелкий ремонт. Элементы негодной одежды используются для изготовления сувенирных кукол.

– Это энергоёмкий проект и очень дорогой. Всю одежду, которую мы получаем, мы должны перебрать, привести в порядок в соответствии с требованиями СЭС – у нас есть для этого оборудование, но не всегда, например, есть достаточное количество порошков для стирки. И временами мы вынуждены затормаживаться, потому что нам не хватает средств на оплату электричества.

– Вы собираете только одежду?
– Одежду, школьные принадлежности (сумку, тетради, канцелярию и так далее), предметы туалета, моющие средства, предметы быта любые (посуду, одеяла) потому, что иногда людей переселяют в четыре стены, где нет ничего, в так называемый запасной фонд.

– Основной источник этих вещей – это частные пожертвования?
– Да. Это ещё одна миссия проекта – дать людям возможность помочь. Особенно меня потрясают иногда пожилые женщины. Приходит – мы в ужасе – как она эти мешки тащила? Но ведь она же притащила и с радостью, и говорит: «У меня ещё есть, я ещё принесу!»

– А откуда о вас узнают?
– Мы очень давно никакой рекламы не даём, но, тем не менее, городское «сарафанное радио» работает, и люди приносят вещи, склад пустым не бывает.
А пострадавшим о нас сообщает в первую очередь МЧС, и во всех районных службах социального обеспечения есть информация. Есть ряд районов, в которых соцслужбы работают очень оперативно: случилась такая беда – сразу (мы работаем круглосуточно) привозят людей сюда.

– У вас бывают какие-то претензии к людям, которые приносят вам вещи?
– Вы знаете, каково состояние нашей страны, такова и благотворительность. Я не могу сказать, что у нас есть претензии. Но от некоторой благотворительности у нас возникает огромное количество проблем. Я думаю, что надо не так: «На тебе, Боже, что нам негоже», а всё-таки поделиться тем, что и самому тебе нужно. Иначе получается неуважение к другим. Но это не вина людей, это беда. Людям, которые пострадали от пожара, нужна тёплая одежда, постельное бельё, а не кримпленовый костюм, который женщина носила 20 лет назад и была первой щеголихой в своём офисе, ведь там, куда их поселили, им нужно лечь на чистое, ребёнка положить… Но, кстати, я не могу сказать, что это проблема чисто русская. В тех грузах, которые мы получали с Запада, тоже было по-разному. Было очень много хорошей детской одежды, обуви – ребёнок быстро растёт, и там одежду не оставляют для будущих детей и внуков потому, что меняется мода и так далее. Но я помню, мы получили один груз, в котором были капроновые чулки. И когда мы задали вопрос, что нам с ними делать, нам сказали, что этими капроновыми чулками можно набить матрасы. Нам это, честно говоря, в голову не приходило.

– А при общении с пострадавшими возникают ли у вас какие-то особые проблемы?
– Очень серьёзная проблема – выстраивание отношений с социальными службами. Есть такие районы, в которых социальные службы пытаются вообще все свои проблемы – и с многодетными семьями, и с людьми, вернувшимися из мест заключения, и с другими, – решить за счёт нашего проекта. И здесь мы оказываемся в достаточно сложном положении.

Но и собственно пострадавшие от пожаров – вы себе не представляете, насколько сложный процесс работы с этой категорией людей! Те же многодетные мамы всегда что-то получали, и для них это нормально. А здесь люди очень разные. И, как правило, они не очень готовы к тому, чтобы эту помощь получить. Есть у нас такая большая проблема в России: очень многие люди не умеют пользоваться чужой помощью. А вторая проблема в том, что есть люди, которые не понимают, что у нас оперативная помощь, направленная на то, чтоб они пережили этот страшный момент и начали упорядочивать свою жизнь. И они считают, что они навечно прикреплены к этому складу. Психологически это очень тяжёлая работа, часто на нас обрушивается агрессия. Потому, что человек, получивший такой стресс, как правило, не испытывает благодарности за то, что кто-то ему помогает. Многим внушали, что получение помощи – это унизительно, обидно. С пострадавшими работают психологи, волонтёры. Проект очень тяжёлый, но что меня удивляет и радует – это то, что людей, которые звонят и предлагают помощь, не становится меньше. Их становится больше. Но и пожаров стало больше.

– Почему?
– Изношенное городское хозяйство, очень большое количество одиноких пожилых людей, проживающих в нашем городе. Устаревшая бытовая техника, которой пользуются эти люди. Огромное количество пожаров происходит на почве пьянки. Ещё одно обстоятельство – требования по противопожарной безопасности достаточно жёсткие, а возможности их выполнить есть не у всех. Если мы, например, пишем какую-то социальную программу и закладываем в неё расходы на противопожарное оборудование, то комитет, который субсидирует проект, эту статью расходов убирает. Вот пример, связанный с другим проектом Фонда возрождения Санкт-Петербурга: государство финансирует оборудование рабочих мест для инвалидов, но считается, что противопожарные требования мы должны выполнять за свой счёт. А это очень дорогое удовольствие.
Фонд Преподобного Серафима Саровского нам дал 60000 рублей на противопожарное оборудование. Это единственный случай такого рода в России, который я знаю.

Слон и китель Вронского
Также интересен художественный и образовательный проект «Возрождение петербургской художественной вышивки». Это первая в России некоммерческая Школа вышивки, имеющая государственную лицензию. Ее открытию предшествовала работа с архивами – изучение старых технологий, создание экспресс-метода обучения, создание специализированной библиотеки. Выпускники этой школы получили за свои работы не одну международную премию:

– Обучение в вашей Школе бесплатное?
– По-разному. Школа дорогое дело. У нас есть социальное направление – группы многодетных мам, одиноких мам. Была идея бесплатно обучать беременных женщин. Но мы развесили объявления по роддомам – не пошли. Я этого до сих пор не понимаю. Вот эти категории и онкологических больных мы учим бесплатно. Но для того, чтобы эти группы обучить, нам надо где-то взять деньги. Первый грант от Фонда Серафима Саровского мы получили как раз на этот проект. Но деньги нужны постоянно, вышивке нельзя учить на плохих материалах – это бессмысленное дело. Платно у нас учится тот, кто хочет научиться для себя любимого. И то – курс обучения стоит 2500 рублей. А ещё такую же сумму добавляем мы. Курс интенсивный – 2 месяца, 3 раза в неделю по 3 часа. В реабилитационных центрах для инвалидов, например, тоже учат вышивке, и после 2-летнего обучения люди приходят к нам, ничего не умея. А за полтора месяца нашего обучения – начинают вышивать. Директор одно из реабилитационных центров: «Давайте, мы сразу будем к вам людей посылать». Мы говорим: «Хорошо бы. Только вы бы ещё государственным финансированием с нами поделились». Почему-то не согласился… Те, кто учится у нас, получают профессию, они востребованы.

В рамках проекта «Золотые руки Петербурга» мы обучили православных женщин. Обратились в приходы, матушки их сами собирали, списки составляли. Мы сказали: «Мы можем научить слона. Дайте нам тех, кто вам нужен». Но что получилось: набирали в церквях, учили для церквей, а они в церквях не работают, хотя православные. У нас была мысль, что кто-то из тех, что обучается привезёт это умение в монастыри. Группа благополучно обучился… а теперь матушки нам говорят: «А вы не могли бы нам других обучить?»

Сейчас мы делаем по-другому – берём человека, обучаем, а работу для храмов проводим через нашу мастерскую. Это даёт нам уверенность, что работа будет сделана. И делается она по таким ценам, которые покрывают только наши затраты. То есть никакой прибыли мы с этого не получаем.

У нас есть еще и театральная мастерская, есть театральные мастера, художники, которые в период перестройки оказались никому не нужными. Я могу с гордостью сказать, что у нас очень хорошего уровня работы. Мы выиграли тендер финского правительства – это были деньги на создание в Лахте спектакля «Анна Каренина». Занимался этим финский художник, но шить костюмы они хотели в России. Пяти мастерским было задание сделать китель Вронского. У нас были самое хорошее качество и самая низкая цена. Поэтому те коллективы, которые с нами работают, работают с нами годами.

Дорога к Богу
– Мы уже знаем, что Фонд «Возрождение» выиграл этот грант на первом конкурсе «Православная инициатива» и с тех пор вы являетесь координатором конкурса по Санкт-Петербургу. Получается, вы – православный фонд? Так было с самого начала, или воцерковление произошло в процессе работы?
– Нет. Мы почитаем за честь сотрудничать с Фондом Серафима Саровского, это уникальная организация, аналогов ей, я думаю, в России пока нет. Но мы не стали православным фондом, мы работаем рядом с православным фондом и по мере своих возможностей помогаем ему, используя наш профессиональный опыт.

Однако социальная и культурологическая работа – это дорога к Богу. Когда мы начинали эту работу, среди нас было очень мало людей с крестами на груди. И путь, который мы прошли – не только путь нашего профессионального становления, это ещё и духовный путь. Мы ощущаем Божию помощь, хотя среди нас люди разных вероисповеданий.

Сотрудничество с Церковью развивалось постепенно. Сначала мы выполняли какие-то церковные просьбы, иногда это были и наши предложения. Мы очень подружились с отцом Виктором из храма Успения Пресвятой Богородицы на Малой Охте – это был замечательный священник, он стал моим духовником. Потом случилось несчастье, он погиб. Но с его уходом я почувствовала особую ответственность за дело, которому я служу.
Лично в моей жизни приход в Церковь многое изменил – всё стало как-то спокойнее, увереннее, осмысленнее.

Беседовал Игорь Лунёв

Фонд возрождения Санкт-Петребурга
Контакты: (812)764-77-88 , fondofrevivalspb@mail.ru