Наоборот
Если выхода не видно, это не значит, что его нет. Но не видно его бывает очень подолгу. Вот Ирина не отчаивается, приговаривает: «Надеюсь, конечно, что получится что-то. Надежда умирает последней». Фраза дежурная, но в ситуации Ирины и необходимо некое внутреннее дежурство – иначе сорвешься.
А у Ирины еще и дочка Катя, два года в январе исполнится. Ирина и Катя (их имена, а также имя отца Кати в тексте изменены. – Ред.) уже больше года живут в Павловске, в приюте для женщин, находящихся в трудных жизненных ситуациях, организованном благотворительным фондом «Родительский мост».
О семьях, в которых дети с инвалидностью, говорят часто. А если наоборот? Обычный ребенок и мама с пусть сравнительно легкими, но все-таки заметными ментальными нарушениями – вот и вся семья.
Ирина диагноза своего не знает, училась она в коррекционной школе, выглядит физически здоровой, но из разговора понятно, что некоторые проблемы с интеллектом есть. Но вот официально оформленной инвалидности у Ирины нет, боится она этого: «Инвалидность? Оно мне не надо, чтоб ребенка отняли? Скажут: «Ага, значит, она глупая, значит, она с ребенком не может справляться». Не было бы дочки, еще можно было бы об этом подумать».
Опасения Ирины не лишены оснований, это подтверждают и сотрудники «Родительского моста»: сама по себе инвалидность матери для органов опеки и попечительства не является поводом для изъятия ребенка из семьи, а вот именно интеллектуальные нарушения таким поводом стать могут.
Вдобавок на сегодняшний день и у Ирины, и у Кати официальный статус лиц без определенного места жительства. Как эта история будет развиваться дальше, пока не могут ясно представить и сотрудники фонда. Ирина рассказывает:
– Родилась я в Ленинграде, потом его переименовали в Санкт-Петербург. Мои родители тоже здесь родились. Работали-работали, потом запили. Работу в итоге потеряли, потом болезни заработали и померли. А бабушка с дедушкой от старости померли.
Мы с братом остались в родительской квартире, брат моложе меня на 6 лет. Брат мой все ездил по детским домам, по тюрьмам – натворил делов, например, украл, его отправили… Меня ругали за то, что я над ним опеку не взяла, я говорила: «Он меня не слушается, я на себя эту ответственность не возьму!»
Потом брат с девушкой познакомился, ему понадобилось квартиру разменивать. Я его отговаривала: «Не надо! Не хочешь со мной жить, сдай свою комнату в нашей квартире». Поменялись так, что я осталась без жилья.
Переехала я в Копорье, там нам с братом риэлторы дали временное жилье, пока идет обмен.
В документах я не понимаю. Началась путаница, что-то они там переиграли. Я только подписала, что даю согласие на обработку данных.
В квартире в Копорье, куда нас отправили, были прописаны еще пять или шесть человек. А мы там и не были прописаны, хотя из родительской квартиры нас уже выписали.
Семья
И мне, и сотрудникам «Родительского моста» Ирина рассказывает о себе несколько обрывочно. Но мы узнаем, что никого жилья взамен своей доли в родительской квартире она так и не получила, позже она познакомилась с молодым человеком из Новгородской области, и они несколько лет прожили вместе, не регистрируя брак, то расставались, то сходились снова.
В Санкт-Петербурге Ирине жить было негде, она переехала к Василию. Василий оказался склонным к злоупотреблению алкоголем, впрочем, периодически мог как-то собраться, и казалось, что жизнь налаживается. Потом опять случался срыв.
С братом своим Ирина отношения фактически прекратила после истории с их общим жильем. Он тоже жизнью сестры не интересуется.
– Сейчас мой брат женился, гнездышко себе свил, живет у своей жены. То ли его жена к себе прописала, то ли нет, не знаю. У них две дочки. Что получил брат от обмена, тоже не знаю, так как с ним не общаюсь. Может быть, его тоже «кинули». У нас с братом изначально были плохие отношения.
В 2017 году Ирина забеременела, а в начале 2018 года родилась Катя. В тот момент они снова оказались в Санкт-Петербурге, они с Василием какое-то время жили у двоюродной сестры Ирины, в одной комнате с самой сестрой, ее бывшим мужем и двумя их сыновьями, один из которых ходил в старшую группу детского сада, второй – во 2-й класс школы.
Оттуда Ирина уехала в роддом, туда же и вернулась с дочкой после выписки. В роддоме обратили внимание на «кризисную» роженицу и обратились в «Родительский мост». Рассказывает руководитель социально-психологической службы фонда Ника Сокол:
– Первоначальной нашей задачей было установление контакта с семьей, чтобы провести оценку ситуации – запрос семьи, что мы видим, как проблемные места в жизни семьи – жилищные условия, личностные особенности родителей, уровень их социальной адаптации, материальное положение, родительские компетенции.
То есть проведение оценки рисков и ресурсов семьи по воспитанию ребенка, на основании чего можно уже совместно с семьей составить план, как выйти из их тяжелой жизненной ситуации.
Запрос у Ирины изначально был связан с нехваткой средств на детское питание, гигиенические средства, детские принадлежности, то есть коляску, кроватку и так далее. Все остальные проблемы вырисовались позже, после выхода в адрес, общения с сестрами женщины, специалистами госучреждений.
У Ирины даже статус БОМЖ не был оформлен, она тогда только приехала из Новгородской области вместе с отцом ребенка. Поначалу контакт шел очень тяжело, Ирина тогда была очень напугана, ее уже много раз обманывали, и еще она очень боялась, что у нее заберут дочку. Сначала мы стали оказывать ей чисто материальную помощь: коляска, кроватка, вещи, детское питание и так далее.
Жилищная ситуация нас ужаснула: комнатка такая «чулком», оборванные обои, впритык стоящие кровати. И поначалу было непонятно, выпивают там люди или нет. Подозрения возникали, но на момент первого приезда специалиста все в этой комнате были трезвыми.
Наш специалист созвонилась с отделом органов опеки и попечительства, сотрудник отдела сказал, что семья вот этой сестры состоит у них на учете как неблагополучная, так как сама сестра не работает, ее бывший муж злоупотребляет алкоголем. А про Ирину они тогда ничего не знали, поэтому претензий к ней никаких не было.
Позже выяснилось, что пьянство в этой квартире все-таки есть. И тогда сотрудники фонда нашли возможность отселить оттуда Василия, Ирину и Катю.
На странице в социальной сети у одного священника Ника увидела объявление о том, что в одно фермерское хозяйство требуются работники. Она знала, что пока Ирина проживала в Новгородской области, она уже приобрела опыт работы на скотном дворе и ей даже нравится это дело. Так отец, мать и ребенок уехали жить на ферму.
На ферме им дали дом. Ирина работала дояркой утром и вечером, в это время Василий сидел с дочкой, днем Ирина была дома, а на работу уходил он. Небольшая зарплата компенсировалась предоставленным жильем и фермерскими продуктами. Василий даже стал подумывать о том, чтобы в будущем купить какой-то дом в этой деревне.
То есть наступила очередная социальная ремиссия, казалось, что все выправляется. Но все-таки Василий вызывал недовольство хозяев фермы. И после какого-то бурного конфликта сотрудники фонда вынуждены были забрать своих подопечных в Петербург.
Месяц Василий, Ирина и Катя прожили в комнате хостела, снятой для них фондом, потом Василий попросил сотрудников фонда забрать Ирину и Катю в приют, пока он устраивается на работу, где дают социальное жилье. Так Ирина с Катей оказались в Павловске, а Василий… пустился в алкогольные авантюры.
За год, пока Ирина с дочкой живут в павловском приюте, Василий приезжал к ним дважды, один раз он был пьян, и администрация приюта попросила его удалиться.
Несколько раз он звонил Ирине, требовал денег, потом предложил ей сдать Катю в дом ребенка и воссоединиться с ним.
После этого Ирина решила разорвать с ним отношения. «Вот такие пироги с котятами!» – приговаривает она. Ника вспоминает: «Ира, конечно, очень сильно переживала по этому поводу, они много лет пробыли вместе и много чего пережили, и ей, конечно, это тяжело».
Думки лезут
Хотя Ирина имеет опыт довольно разных занятий, все же к существованию в современном социуме она приспособлена неважно. Нынешнюю ситуацию, при всей своей растерянности, она воспринимает довольно трезво.
– Специальности, как таковой, у меня нет, только школьное образование. Когда-то я работала продавщицей овощей на рынке, посудомойкой. У нас в школе, кстати, была швейная мастерская, девочки шили, мальчики занимались в столярной и слесарной мастерских. Так что шить я могу, даже здесь участвовала в экопроекте, шила мешочки, но мне помогали. Готовить люблю, умею суп гороховый, рыбный, харчо, солянку, суп грибной, его еще моя бабушка готовила.
Естественно, думки лезут, что надо дочку в детский садик определить, самой на работу устроиться, естественно. Конечно, в менеджеры не пойду, потому что я недалекого ума – это сразу могу сказать.
Если жить с дочкой отдельно, без поддержки… Конечно, будет сложно. Боюсь, что меня опять обманет кто-нибудь. С братом помириться? Если честно, хотелось бы. А с другой стороны, не хочу. Пусть он живет, Бог ему судья.
И у Ирины, и у ее дочки сейчас официальный статус бездомных, есть соответствующе справки. Поскольку место последней регистрации у Ирины – Санкт-Петербург, то у них этот статус не федеральный, а петербургский. Им это дает в дальнейшем хотя бы гипотетическую возможность получить социальное жилье.
Но это непросто. «Родительский мост» переписывается с соответствующими муниципальными учреждениями, но пока результатов нет. Как оценивают способности Ирины сотрудники фонда? Ника поясняет:
– Работать Ира может, и думаю, что будет, она такая работящая женщина, пунктуальная, ответственная, не любит сидеть без дела.
Работа эта должна быть какая-то простая. Для выполнения работы, которую Ира уже знает, ей сопровождение не нужно.
Проблема в том, что любой необходимый ей новый навык по уходу за ребенком, по воспитанию ребенка, по социализации изначально с ней должен проходить кто-то и проходить не один раз, прежде чем этот навык у нее закрепится.
Ира живет у нас с ребеночком такого возраста, когда у него все очень быстро меняется, и мама должна постоянно повышать свою компетенцию, и всякий раз сначала Ирине все показывают, рассказывают и делают вместе с ней не один раз. И все, что касается заключения трудового договора, оплаты коммунальных платежей, должно быть несколько раз проговорено и вместе с ней сделано: «Ира, вот здесь надо платить вот за это». И так далее.
То есть этой семье нужно достаточно плотное сопровождение. Если, например, завтра ей вдруг дадут жилье, мы не сможем со спокойной душой сказать: «Иди с Богом». Как мы думаем, идеальный вариант для Иры и Кати – это проживание в какой-нибудь православной общине, где она живет со своим ребенком отдельной семьей, но рядом постоянно есть люди, которые могут ей помочь, подсказать, посоветовать, вместе с ней сделать что-то, как-то ее направить.
Но необходимые условия, которые должны быть в такой общине – это заключение трудового договора, где предусмотрено, что человек имеет право проживания там-то и там-то на время работы, а также наличие поблизости детского сада и поликлиники для ребенка. И если найдется какое-то хозяйство, готовое принять Иру с Катей, то за соблюдением этих условий мы проследим. Если она куда-то устроится, наш фонд будет ее поддерживать, останется с ней на контакте.
Если нужна будет материальная помощь, фонд эту помощь окажет. Конечно, мы будем ее навещать, так как она не очень легко адаптируется к новым людям и к новым условиям.
История Ирины – далеко не самая страшная из возможных, как и ее нынешняя ситуация. Но для современной России ситуация характерна отсутствием предусмотренного законодательством и гарантированного человеку нормального маршрута социализации. Выкручивайся сам, как можешь, или с помощью добрых людей, например, из общественных организаций.
К этому добавляется еще и стигматизация людей с любыми ментальными особенностями, в том числе и со сравнительно легкими интеллектуальными нарушениями. Ведь чего боится выпускница коррекционной школы Ирина? Что представители органов опеки и попечительства сочтут ей «глупой» и отберут у нее дочь.
Иллюстрации Оксаны Романовой
