Весь мир говорит об операции по пересадке головы программиста Валерия Спиридонова, больного спинальной мышечной атрофией (СМА). О намерении сделать операцию по трансплантации головы человека заявил итальянский врач Серджио Канаверо в начале 2015 года. В интервью «КП» доктор сообщил, что «конечной целью его экспериментов является достижение физического бессмертия человека».
Заявление встретило критику ряда профильных специалистов. По их мнению, основные опасности связаны с невозможностью эффективного сращивания нервных окончаний, что в лучшем случае приведет к параличу пациента. Сообщалось и об отсутствии подтвержденных успешных опытов на животных.
Трансплантация также вызывает сомнения в этической допустимости подобной операции и возможных последствий широкого применения такой технологии.
О причинах, которые могли побудить человека в таком положении пойти на подобный шаг, о том, какие психологические и физиологические особенности имеют люди с подобным диагнозом, рассказали врач-невролог, психолог, священник и обычный молодой человек с похожим диагнозом.
«Технически пересадить голову можно»
Светлана Артемьева, врач-невролог, кандидат медицинских наук, специалист в области нервно-мышечных заболеваний:
– СМА – заболевание генетическое, при котором нарушена функция нервных клеток спинного мозга – мотонейронов, что приводит к мышечной атрофии и обездвиживанию. При этом сами мышцы здоровы – но спинной мозг из-за гибели мотонейронов не передает нервный импульс головному мозгу, а тот не дает команды периферическим нервам и мышцам.
Сам головной мозг при СМА не поврежден.
Заболевание не влияет на высшие корковые функции ЦНС, эти пациенты часто имеют высокий IQ.
Поэтому допустимо говорить об адекватности решений, которые может принять человек со СМА. Но психические нарушения могут быть у любого человека, независимо от того, есть у него СМА или нет. Вообще реакция человека на любое заболевание зависит от особенностей его психики.
Мое субъективное мнение: такой шаг, как решение пересадить себе голову, можно назвать подсознательным самоубийством. А может, и сознательным, – возможно, это желание громкого ухода из жизни – кто знает?
Я думаю, что практически нет вероятности положительного исхода операции Валерия Спиридонова. И разговор здесь не о заболевании СМА, а о трансплантации. Технически пересадить голову можно. Возможно восстановление определенных функций. Но даже если все пройдет успешно, не будет отторжения и мозг начнет передавать импульсы в мышцы, восстановится их движение, – это далеко не гарантия выздоровления. Наш организм устроен сложно:
у нас есть генетическая запрограммированность на повтор. И потому велики шансы, что в организме человека, болевшего СМА, снова запустится процесс клеточной гибели мотонейронов спинного мозга.
Человек с новой головой опять заболеет. Ведь мы не знаем первопричины того генетического сбоя, который и вызвал у человека СМА.
И если заболевание возобновится, оно будет протекать иначе: аутентичный процесс развития СМА – генетический и запускается еще внутриутробно, то есть болезнь развивается медленно. А что будет, если заболевание «повторится», трудно представить. Все это из области фантастики, на мой взгляд!
Мне кажется, что непродуманные рискованные решения, которые могут принимать больные неизлечимым прогрессирующим заболеванием, – просто жест отчаяния.
Я знаю множество пациентов, которые, даже не имея генетического или быстро прогрессирующего заболевания, говорят: хорошо бы заменить вообще все суставы или вообще все тело, чтобы ничего не болело!
Человек всегда хочет избавить себя от страданий и это так понятно. Поэтому в организации медицинской помощи пациентам с болезнями, которые на сегодня не излечимы, очень важно обеспечивать комплексную поддержку – медицинскую, социальную, психологическую.
Человеку нужно помочь адаптироваться к жизни в том состоянии, которое у него есть. Если человек получает правильное напутствие медиков и соцработников, если рядом любящие родственники, близкие, он знает, как поддерживать себя.
СМА чаще всего начинается в детстве, поэтому, прежде всего, нужно научить родителей жить с этим. Объяснить, как будет протекать заболевание, какие могут быть осложнения, как их можно предотвратить. Кроме учения, конечно, родителям детей со СМА также нужна самая всесторонняя поддержка.
Есть пациенты со СМА, которые никогда в жизни не ходили, но они приспособились – окончили школу, получили высшее образование, некоторые даже семьи заводят и могут жить нормальной жизнью, если им дали правильные знания.
А если им однажды сказали: «твоя болезнь неизлечима» и дальше просто кормили, поили, одевали и делали все за него, – ребенок вырастает и понимает, что он вообще ни к чему не приспособлен. Вот это катастрофа.
А в медицинских кругах поведение доктора Канаверо вообще не обсуждается. Движет этим человеком, наверное, желание славы. Теоретически пациент может пережить операцию, не умереть какое-то время, и обычно пациент подписывает информированное согласие, тем самым свидетельствуя, что ответственность за принятие решения берет он самостоятельно. Но с профессиональной, этической и моральной точек зрения – эта ситуация без комментариев.
«На месте Валерия я сделал бы то же самое»
Кирилл, 25 лет:
– Я понимаю Валерия, хотя мое заболевание чуть менее серьезно:
у меня прогрессирующая мышечная дистрофия и я пробую все, что только предлагают врачи – готов на любые экспериментальные методы.
Даже если вероятность излечения равна одному проценту – я считаю, что стоит попытаться.
Гораздо тяжелее жить потом, зная, что не попробовал, не использовал свой шанс…
Даже если это грозит смертью – это совсем не то же самое, что самоубийство, совсем наоборот. Самоубийство – это не бороться, не искать возможности иметь нормальную, полноценную жизнь.
Говорят, что все зависит от настроя, что и с худшими диагнозами люди женятся, заводят семьи. Но об этом легко говорить со стороны.
Вы много знаете молодых, красивых, здоровых девушек, мечтающих выйти замуж за человека в инвалидном кресле, который даже в туалет сходить самостоятельно не может?
И даже если предположить, что такая найдется – будешь ли ты счастлив с ней? Каково это – каждый день осознавать, что вместо танцев, прогулок, путешествий ты тратишь ее жизнь на кормление тебя с ложки, вытирание слюней, мытье, подтирание и прочие физиологические процедуры? Каково это – хотеть, а может быть, даже иметь детей, но не быть в состоянии полноценно их воспитать?
И когда у тебя появляется шанс все исправить – лучше умереть, чем не использовать его. Я бы на месте Валерия сделал то же самое. Откуда вы знаете, что не получится? Разве кто-то пробовал?!
«Мы должны уважать чужой выбор, каким бы он ни был»
Ольга Харькова, психолог паллиативной службы «Милосердие»:
– Диагноз СМА не оказывает прямого воздействия на психику. На интеллект ген СМА никак не влияет, даже есть мнение, что люди со СМА интеллектуально более развиты, чем среднестатистический человек.
Может ли протекание болезни, само больное тело влиять на психику – это зависит от многих факторов и у каждого больного бывает по-разному.
Просто человек хочет себе другое тело, и на это у него может быть масса различных психологических причин.
Я не общалась лично с Валерием и не могу комментировать, зачем и почему он решается на такой шаг.
Обсуждать, а тем более осуждать выбор Валерия я считаю неэтичным.
Я не знаю, что им движет – это могут быть и страхи, и гордыня, и желание бороться, и самоотверженное желание жертвовать собой ради науки – что угодно. Он решается на добровольный, очень серьезный эксперимент, такими экспериментами движется наука. В любом эксперименте есть риск. Мы же не осуждаем желание человека получить новую почку или пересадить сердце.
Молодого человека обвиняют в гордыне, в том, что он не может принять свою судьбу, в том, что он подсознательно совершает самоубийство.
Но предположим, человек знает, что умрет, и вдруг у него появляется шанс прожить еще некоторое время. Разве он не должен попытаться?
Ладно, если бы этого шанса не было – но если шанс есть, естественно, что человек хочет его использовать. Все люди на что-то надеются, все боятся смерти, все хотят избавиться от страданий. Даже Христос, по Своему человечеству, не хотел умирать, хотя был Сыном Божиим.
Это не обязательно выбор пессимиста. Это может быть и борьбой за жизнь! Валерий взрослый человек, образованный, – скорее всего, он осознает риски. И даже если есть всего 2% вероятности положительного исхода, он все равно на это соглашается: таким образом он увеличивает процент положительного исхода возможных подобных операций в будущем. Сегодня мы много всего трансплантируем и пересаживаем, но кто-то тоже когда-то был первым. Мы не знаем, во что он верит.
Мне кажется, мы не имеем никакого права осуждать Валерия: нужно наоборот поддержать его, но не в том смысле, что надо кричать: «Вперед! Молодец!», – а в том, что надо уважать любой человеческий выбор. Не нужно лезть к нему и рассуждать, как правильно – мы не знаем, как правильно!
У каждого человека свои отношения с Господом. Мы не должны подспудно влиять своими суждениями на чужой выбор.
Единственное, что мы можем, – принять этот выбор и быть готовыми помочь человеку, какое бы решение он ни принял. Это моя позиция как психолога в паллиативе.
«Есть такая вера – вера в медицину»
Иерей Игорь Блинов, врач общей практики, руководитель проекта помощи людям, страдающим БАС, православной службы «Милосердие»:
– Сложно заглянуть в душу человека и понять, что он думает. Возможно, что у человека, который решился на такой шаг, как «пересадка головы», вот такая вера: «медицина может».
В медицину верят многие люди, и потому разрешают замораживать свои тела для того, чтобы когда-нибудь обрести новую жизнь.
Мне кажется, это безумие – делать что-то подобное. Медицина нас лечит и подлечивает, но ее возможности ограничены – как и все человеческие возможности.
Лечить болезни надо. Но пересадка головы – очень странный способ лечения, ведь он, во всяком случае, пока, находится за гранью профессионального подхода к жизни и здоровью пациента.
Это нельзя назвать лечением – это эксперимент, и безответственный.
Я думаю, что такие решения приходят в голову больного человека от одиночества.
Когда у человека есть гармония хотя бы в отношении со своими близкими, обычно до таких отчаянных шагов не доходит. Но когда больной начинает увлекаться какой-то идеей по выздоровлению, он, как правило, вцепляется в них очень крепко. Доказывать ему что-то часто бесполезно.
Мне кажется, что таким людям нужно больше уделять внимания и проявлять сочувствие. Конечно, если они перестанут мыслить жестко материально, если найдут смысл в своей жизни, как она есть, если разрешат Богу подойти к ним, их переживания станут другими.
Надо молиться за них, но не навязывать свою точку зрения.
Я многих людей видел, которые сначала не признавали Бога, но, видя к себе сочувствие человека, заботу, становились другими. Это не совсем вербальный процесс.
СМА часто встречается у нас в Центре, к нам приходят с такими детками. Здесь многое зависит от взглядов человека на жизнь, на вечность. Для людей неверующих СМА, как и любое тяжелое заболевание, – трагедия и окончание всех надежд. Но таким людям надо помочь, прежде всего – сочувствием, делом, а не проповедями.
У нас в Центре много волонтеров и медицинских работников, которые заботятся о таких больных, помогают устроить не столько медицинскую часть, сколько социально-бытовую: простым участием, присутствием в жизни человека. И я вижу, как много это людям дает. Любому умирающему нужна такая поддержка: чтобы с ним рядом кто-то был, молился за него, за руку держал, в глаза смотрел.
Главное – чтобы человек не чувствовал себя одиноким, брошенным, ненужной обузой.
