О том, что работа органов опеки нуждается в серьезнейшей реформе, говорят все, включая самих сотрудников. В ближайшее время такие изменения должны быть внесены. Проект поправок в Семейный кодекс, регулирующих порядок действий опеки, готовят в Министерстве образования и науки РФ.
Директор БФ «Волонтеры в помощь детям – сиротам» Елена Альшанская рассказала порталу «Милосердие.ru» о том, как считают нужным изменить принципы деятельности органов опеки в рабочей группе Общественного совета при детском омбудсмене, направившей разработчикам поправок свои предложения.
– Материалы, направленные в Минобразования – это проект концепции, в соответствии с которой могли бы действовать органы опеки, получив тревожный сигнал о неблагополучии в семье. Предложения, которые туда вошли, перед этим обсуждались в соцсетях, затем – в рабочей группе при уполномоченном по правам ребенка, потом с представителями профильных НКО.
Это один из вариантов. Их может быть множество. Главное, чтобы об этом начали говорить.
Надо иметь в виду, что это не какие-то новые изобретения. Этим предложениям уже несколько лет. Мы давно говорим о том, что нужно менять процедуру отбирания детей по Семейному кодексу (77 статья). Давно предлагаем ограничить полномочия полиции – сейчас именно она в значительной части случаев отбирает детей, составляя фиктивные акты о беспризорности.
Такая процедура существует не первое десятилетие, она, к сожалению, очень негуманно выстроена по отношению к детям и семьям, она часто используется не в крайних случаях, а там, где до крайности еще очень далеко, потому что никаких других мер помощи и поддержки предложить органы опеки и полиция не могут.
Необходимость изменения ситуации назрела и перезрела уже давно. И законодатели много лет игнорировали эту проблему, хотя и мы, и другие НКО не раз указывали на нее. Сейчас какая-то работа в этом направлении ведется во Временной комиссии по подготовке предложений по совершенствованию Семейного кодекса в Совете Федерации, но ознакомиться с ее подробностями нам не удалось.
Елена Альшанская, президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Фото с сайта otkazniki.ru
Новизна нынешней ситуации в том, что предложения, о которых НКО говорят уже давно, теперь выходят на уровень конкретных законодательных предложений.
Конечно, здесь нельзя ограничиваться изменением одной статьи, требуется серьезная проработка всего семейного законодательства.
Сегодня оно разрознено, в нем нет принципов системной поддержки семей с детьми, и оно не дает каких-то понятных механизмов действия в случае возникновения конкретных проблем. Его положения раскиданы по разным законам.
Например, один из них, закон «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» создавался, когда надо было срочно решать проблему беспризорных детей, оказавшихся на улице в 1990-е годы. Тогда он помог как-то исправить ситуацию. Но теперь он невероятно устарел, там заложены очень широкие критерии для признания ребенка беспризорным, а семьи – находящейся в социально опасном положении.
Отсутствие четких норм позволяет использовать этот закон для чего угодно. Хотя в свое время, возможно, он и был необходим, он позволял оперативно вывести детей с улицы, из других мест, где им угрожала опасность. Но в результате у нас вся система профилактики выстроена как система быстрого реагирования в критической ситуации, а широта норм закона позволяет трактовать как критическую ситуацию – слишком много всего.
И вместо того, чтобы вовремя разобраться и помочь семье – мы начинаем действовать достаточно хаотично.
Самое главное – это, конечно, выстраивание полноценной системы поддержки семьи на местах – от мест в детском саду до социального жилья.
Но этот документ только об одной узкой ситуации – реакции на сигнал. Мы предлагаем разделить типы сигналов о неблагополучии в семье. Если речь идет не об угрозе жизни и здоровью ребенка, а о других проблемах (не ходит в школу, бедность) – в этой ситуации информация должна передаваться в социальные и образовательные службы.
Они должны встретиться с семьей на нейтральной территории, узнать, в чем трудности, предложить поддержку.
Если нет подозрений в угрозе жизни и здоровью, этим все и ограничится. Если сообщается, что такие угрозы есть, что ребенка избивают, насилуют, ребенок умирает от голода – такую информацию нужно проверить.
Если речь идет об угрозе ребенку, допустим, в квартире, где он живет – туда может выехать комиссия, которая должна будет утвердить акт посещения, подключить компетентных профильных специалистов – психологов, медиков, и т.д.
Должен быть предусмотрен порядок того, как проводится посещение, что они делают. Должен быть определен срок расследования ситуации, если говорится об угрозе жизни и здоровью.
При этом, если угрозы для жизни и здоровья детей нет, то речь может идти лишь о предложении помощи этой семье.
Если мы все-таки говорим об угрозе, но ее причиной не является поведение родителей (например, квартира замерзает, это угрожает ребенку, но семье больше негде жить), – то речь идет не об отобрании, а о решении вопросов помощи этой семье.
Если угрозу ребенку представляет один из взрослых, например, избивает папа (или мама), то ребенок с другим взрослым должен быть помещен в кризисный центр. В будущем возможно и решение об устранении из жилья агрессора (в рамках нынешнего законодательства это не очень реалистично). Понятно, что чтобы устранить человека из собственного жилья, нужен суд, ордер.
Если те, с кем проживает ребенок, представляют для него угрозу, то нужно думать в первую очередь о его перемещении не в детский дом, а к родственникам. Причем речь должна идти о серьезной, настоящей угрозе, а не о том, что ребенок не ходит в школу, одет неопрятно или дома грязно.
Нужно выяснить, есть ли родственники, которые смогут его принять на время расследования. И только если выяснится, например, что бабушка лежит нетрезвая, другой бабушки нет, контакты других родственников найти не удается, тогда можно забрать его в учреждение или в замещающую семью, готовую на время принять.
В вопросе о допустимости физических наказаний и реакции органов опеки, если известно, что ребенок им подвергается, концепция исходит из того, что если наказания не представляют острой угрозы жизни, отбирать из-за них детей нельзя. Но с родителями в таком случае необходимо поговорить о том, можно или нельзя использовать физическое воздействие в воспитании.
Здесь должны включаться те институты, которых у нас пока нет: обучающие программы для родителей, бесплатные психологи, которые помогут научиться контролировать свои эмоции, расскажут о том, как можно воспитывать без применения физических наказаний.
Нужно помогать родителям организовать нормальное воспитание, вместо того, чтобы отправлять ребенка в приют. Если же ребенка избивают до синяков – должны приниматься уже другие меры.
Участие общественных организаций в работе органов опеки по сигналам о неблагополучном положении ребенка мы не предусматриваем. Вряд ли это хорошая идея – допускать, чтобы общественность входила в семью без ее согласия. Этим должны заниматься специалисты уполномоченных служб.
При этом, и сегодня опека может при необходимости привлекать специалистов не только из государственных учреждений, но и из НКО по определенному принятому в регионе регламенту. Нет такого запрета. На этапе контроля, если родители не согласны с изъятием ребенка, можно говорить о привлечении общественных организаций, но пока что в проекте этого нет.
В настоящее время предложения, подготовленные мной и коллегами, поступили в Минобрнауки. Мы надеемся, что они будут использованы при разработке проекта поправок в Семейный кодекс. При необходимости мы с нашими юристами готовы дорабатывать их, создавая на этой основе проекты отдельных положений законопроекта.
